— Иногда я специально наблюдал за тобой, — продолжил Аскин. — Ты заинтересовал меня, когда не стал брать меч. Помнишь?
Потом, когда я допел и отложил гитару, в пальцах родилась мелкая дрожь. Клянусь, я не знал следующего куплета, когда начинал первый. Меня несло на гребне волны отчаяние и желание победить. Волокло по камням, как эту чертову медузу…
И я победил.
— Кажется, я погрузил тебя в царство воспоминаний, — сказал Аскин.
Я кивнул. От опьянения не осталось и следа. Как и от сна, кстати. Говорящий с Богами раскрыл книгу моей памяти. Но зачем?
— Твой учитель покончил с собой, так? — поинтересовался Аскин.
— Нет. Это лишь легенда. Обычно я поддерживаю ее, но ты спрашиваешь, уже зная истину, — вежливо ответил я. Я был настороже. Я даже был сейчас слегка напуган. Слишком долгое вступление к беседе у Говорящего с Богами.
— А как было на самом деле?
Почему-то я не сомневался, что среди людей в сером, следящих за поединком с Тивом, был и Аскин. Но ответил:
— Он прыгнул в море, пытаясь уйти от смерти. Когда Солентайн дослушал мою песню, он кивнул, и спросил Тива, будет ли тот петь. И Тив понял, что уже проиграл. Зря, я бы дал ему шанс.
— Какой?
— Предложил бы морскую тему. У него был шанс.
Аскин кивнул.
— Сколько тебе тогда было?
— Тридцать с небольшим.
— Пятнадцать земных, — задумчиво сказал Аскин.
— Что?
— Ну, менестрель! Неужели ты не слышал, что в древности годы были в два раза дольше?
— Это ересь диких! — резко ответил я.
— Оставь, Влад. Ты достаточно умен, чтобы видеть истину под пылью устоявшегося мнения. То, что мы называем старостью, раньше называлось зрелостью. Мы ведь не пускаем под нож теленка, который еще продолжает расти? А вот самих себя…
— Мы не животные. И мы пришли из другого мира. У нас завершение физического развития означает наступление старости.