- Да как можно, ваша пришлая светлость! - проныл тот, еле держась на ногах. У запуганного старосты подгибались разом все четыре колена. - Толька-а… нельзя ли…
Данил слушал вполуха, озираясь по сторонам. Зрелище ему открывалось не слишком впечатляющее, зато весьма поучительное - если вы питаете слабость к азбучным истинам. Образами деревушки на краю владений графа Дракула можно было иллюстрировать старую максиму: "Нищета везде одинакова".
Крестьяне отличались от жителей Грабенграда, где располагалась университетская база и где Данилу удалось нанять банду ландскнехтов, даже внешне. Низенькие, широкие, они больше походили на груши о четырех ножках, нежели горожане, более близкие к землянам пропорциями. Железная броня на боках нарастала кривой и тонкой, местами в ней зияли дыры, а у одного перекошенного ее покрывала ржавчина, невероятная в нейтральной атмосфере планеты. Плохое питание, тяжелый труд, болезни - все как в земном Средневековье, подумал про себя квестор. Ну и сверхэксплуатация, как же без нее.
Навесы здесь крыли пластинами графита, шестиугольными, как соты. Поверх старой черепицы нарастала то ли трава, то ли плесень, такая же черная. Вместо стен - гасящие звук циновки, плетенные из углеволокна. На одной крыше Данил увидал местный аналог козы: похожее на гусеницу существо царапало графит слабыми жвальцами и протяжно мигало боковой линией.
Вначале квестор подумал, что барон именно эту козу и пытается у крестьян реквизировать - то ли на прокорм ландскнехтам, то ли в других, простому бледнотику непонятных целях. Потом он понял, что речь идет о быдле иного племени. Манера станиславской аристократии одним словом называть крестьян и их скотину хорошо вписывалась в феодальный шаблон, но похоже было, что барон собирается взять с деревни подать кровью, или машинным маслом, как тут принято говорить, в обход номинального владетеля здешних земель, графа Дракула. Староста оказывался между двух огней: отказать значило лишиться головы, а согласиться - лишиться работника сразу, а головы - потом, когда об измене проведает граф.
Поэтому староста тянул время, электразумом уже понимая, что сдастся, но медлительным химозгом еще сопротивляясь очевидности.
- Так, ваша пришлая светлость!.. Помилосердствуйте!
Ферроплекс метко ткнул крестьянина тракторным стрекалом в бок, между тонких кружев прохудившегося жестяного корпуса.
- А ну, живо, скот, кому сказано!
Лейтенант многозначительно пристукнул разрядником по булыжной кромке бассейна, где под толстой коркой желтой пены досыхали последние капли дождевого спирта.
- Слушаюсь, ваша пришлая светлость! - Староста едва не царапал днищем землю, раскорячив колени на манер паука.
- Да смотри, скот, не ржавчика какого-нибудь! - рявкнул барон. - Молодца химозгом послабже. Есть у вас такой, чтобы графу… - автопереводчик замялся, - …не давал клятвы?
- Да как же не быть? - Староста шарахнулся, едва не повалив стоящее у столба ведро ферроценовой крошки. - Бесперечь кого-нибудь приложит, так что память вон, я уж стараюсь как могу, своего ума вкладываю, да много не вложишь. А наша светлость-то, он такой… про него знаете что говорят? Правду говорят. Электроборотню-то невместно до нас, простых, спускаться… Сироти-инушки мы!.. - завыл он внезапно, чуть не ослепив квестора.
- А ну, пошел прочь, скот! - Барон замахнулся на старосту, и тот, подволакивая заднюю правую ногу, посеменил прочь. - Электроборотней он, видишь ли, испугался.
Ферроплекс помигал сердито налобным фонариком.
- Однако, если злокозненный Дракул, - на этом месте Данил вздрогнул. В баронской речи имя графа лишь недавно обзавелось непременным эксплетивом, - оставил без внимания столь важное тактически место, как сия деревня, то дела его, верно, совсем плохи, и до самого замка встречи с наймитами его подлыми ожидать не следует. Или же, напротив, уверен в силах своих эксротатор и низкопулятор сверх меры и надеется устоять пред силами нашими вблизи гнезда своего родового, в каковом случае опять же близкого сражения не предвидится. Так или иначе у нас есть время от знамения недоброго избавиться, по вине зольдата излишне ретивого приключившегося.
Излишне ретивый солдат ухитрился во время перестроения на марше заплестись в собственных ногах - химозг попутал, не иначе - и повредить левый двойной шарнир. Туземная нумерология придавала особое значение простым числам, а в отряде ландскнехтов с потерей бойца осталось 256 туземцев - 28 - число не просто составное, но четное, если так можно было выразиться, многократно, и притом четное число раз, что сулило какие-то совсем уже немыслимые беды, Данил робко намекнул на разбиение по Гольбаху, за что был осмеян как невежественный бледнотик, не имеющий понятия об основах матемагии. Поэтому отряд предстояло любыми средствами пополнить, и кому-то из крестьян предстояло отведать прелестей электрицийской рекрутчины.
Рекрута провожали половиной села. На взгляд землянина, процессия напоминала похоронную, только виновник передвигался своим ходом. Крупный абориген - почти человеческого роста, несмотря на подгибающиеся колени; при местном тяготении он весил, должно быть, пару центнеров - перебирал ногами вяло. С одной стороны его поддерживала старушка-мать (низкорослая пожилая особь условно-женского пола, поправил себя Данил), с другой суетился староста.
Площадку рядом с бассейном заняли ландскнехты, растолкав крестьян, скотину и своих товарищей. Земляне бы расставили свидетелей симметрично; станиславцы опирались на простые числа - солдаты встали по углам квадрата: один, двое, трое и пятеро, - похожие друг на друга, точно близнецы. Барон Ферроплекс мог быть напыщенным, самовлюбленным скрягой, но дисциплина в его отряде царила железная. Данил успел уже убедиться, что ландскнехты могут двигаться точно пальцы одной руки - когда захотят, потому что вне службы более неуправляемой толпы стоило еще поискать. В этом они походили на своего нанимателя, устроившего в честь заключения контракта грандиозную попойку в самом большом трактире Грабенграда, с хоровым пением и битьем лейденских банок.
Сам барон стоял посредине площадки, сняв ради такого случая резиновый шлем. Жестяное забрало на его морде слегка приподнялось, обнажив четыре ротовых фрезы.
Рекрута толкнули вперед в четыре руки и добавили тупыми концами разрядников в спину, так что здоровяк повалился перед Ферроплексом на колени. Деревенские жители глядели на него во все уши, покачиваясь, точно водоросли.
- Не ржавец, - промерцал барон себе под нос, - не фартунг… телом крепок, химозгом слаб - для солдата в самый раз… А ну признавайся, смерд, - обернулся он к старосте, - где изъян? В жизни не поверю, чтобы вы, отродье низкопуляторское, благородного электрыцаря надуть не попытались.
- Не извольте беспокоиться, ваша пришлая светлость, никакого изъяна, - залебезил староста и тут же, покосившись на сдвоенные наконечники копий, добавил: - Только вот… эта… пастух он у нас.
- И что? - не понял барон.
- Так это… хотя не положено… а без того со скотиной не управиться… - прошептал староста, вжимаясь в землю.
- Низкопулятор, что ли? - понимающе клацнул забралом барон. - Дурь из него в строю быстро выбьют. Это Дракулу вашему, господину вскорости бывшему, вольно было быдло свое распустить, а у мене вот где будете все!
Дли убедительности он показал сжатый кулак. Ветвистые черные пальцы оплетали друг друга, словно щупальца морской звезды. Данилу пришло в голову, что внешнее устройство местных жителей повторяет внутреннее: так же ветвились и безоболочные аналоги клеток в здешней биологии, и углеродные молекулы-цепочки, на которых строился метаболизм обитателей планеты.
- Ладно уж, прощу на этот раз, быдло Дракулье, - проворчал Ферроплекс, хотя ясно было, что ему просто недосуг вколачивать нормы морали в пока еще чужую собственность, а крестьяне в Электриции полагались собственностью дворянства. Неоафинские этнографы не сошлись во мнениях, считать ли это состояние крепостничеством или рабством. Во всяком случае, имен здешнему зависимому сословию не полагалось. Крестьян называли по владельцу, но квестор не сразу осознал, что правило это распространялось не только на них. Ландскнехты, даже не из рядовых, тоже не имели личного имени. Землянин не удивился бы, если б им давали номера, как роботам.
- Ваша светлость как никогда снисходительна, - пробормотал Данил, зная, что барон не уловит иронии.
- На колени! - повелел Ферроплекс, хотя рекрут так и стоял на коленях, не двигаясь. - Сим приемлю тебя, скот, под свою длань, дабы твоя воля конгруэнтна стала моей.
Он нагнулся, ткнувшись бывшему пастуху антеннами в антенны. Шорхнуло, заискрило. Тело рекрута содрогнулось, ощутимо вытягиваясь под давлением напряженных мышц. Черные тяжи заходили под железной чешуей. Толпа забормотала, но слов было не разобрать.
И вот тогда квестор сделал то, что собирался сделать уже несколько дней. Он отключил транслятор.
- Моновалентный режим перепада. Повторить перевод последней фразы, - скомандовал Данил в безопасной глухоте шлема.
- (Неиэвестно), - сообщил транслятор. - (Неизвестно) (неизвестно) я/мое/мне (неизвестно) (наложение смыслов) (неизвестно).
- Вернуться к поливалентному режиму, - растерянно потребовал квестор.