Конь в малине - Романецкий Николай Михайлович

Фантастический детектив известного петербургского писателя Н. Романецкого.

Середина нового столетия. В Петербурге при странных обстоятельствах исчезает талантливый врач. Для его поисков вызван известный американский детектив… В ходе расследования американцу предстоит не только столкнуться с российскими бандитами, ведьмами и магией, узнать причину своего безмерного везения… но и найти самого себя.

Ник. Романецкий
Конь в малине

Памяти Э. С. Гарднера, А. Конан-Дойла, А. Кристи, Р. Стаута, Р. Чандлера, герои которых останутся со мной навсегда.

1

На сей раз убийца оказался с именем, но без него. Как в "Негритятах" у Агаты – мистер А.Н.Оним. Однако нас с боссом это не смутило – приходилось искать на своем веку и анонимов. Не возвращать же клиенту аванс из-за подобной мелочи. Тем более что два этих слова – "возвращать" и "аванс" – для нас абсолютно несочетаемы… В общем, преступника мы, как и всегда, отыскали. Дальше по закону следовало сообщить его имя властям. Но ведь убийца был аноним… Пришлось брать самостоятельно. Я занимался этим весь день. Потом наступила ночь, привела с собою тоску и безысходность. И все стало как во сне…

А потом сквозь ночь, тоску и безысходность, сквозь тягучую и липкую паутину бесконечного сна прорвался этакий жизнерадостный баритон:

– Не спи, странник, проснись! Равнодушие – победа энтропии черной…

– Shut up! – привычно рявкнул я.

Он моментально заткнулся. А я моментально сообразил, что просыпаюсь в гостях. Мой родной будильник никогда не замолкает после первой ответной реплики просыпающегося хозяина – так уж я, зная собственные привычки, его запрограммировал. Но, главное, из сна он меня выгоняет не подобным идиотски-пафосным призывом, а ласковой просьбой "Honey!.. Honey! Wake up, please, my love!" И озвучивается просьба приятным женским сопрано, очень похожим на голосок Лили. А почему бы и нет?.. Уж коли Спаситель создал меня ярым противником семейной жизни, то могу же я позволить себе хотя бы на границе дремы услышать то, чего никогда не услышу наяву!.. Вы, наверное, решили, что Лили никогда не предлагает остаться… Еще как предлагает. И я, разумеется, остаюсь. Но на утро не она мне – с ее-то способностью дрыхнуть до полудня! – а я ей говорю: "Honey! Wa…"

Впрочем, нет! Никаких "Honey"! Никаких "Wake up"! Со вчерашнего дня мой родной язык – русский. И если сведет меня судьба здесь с кем-нибудь в одну постель, то звать ее (не постель, конечно, а ту – с кем) станут, скорее всего, Маша. И будить сопостельницу придется словами: "Дорогая! Пора вставать!"

Осознав это, я проснулся окончательно. Не в гостях, правда, – в служебной командировке…

Поднял голову. Она показалась мне излишне тяжелой. Будто после хорошей гулянки, но вчера гулять не пришлось…

Я глянул на будильник. Он показывал восемь. А в девять меня ждала… Нет, не Маша, конечно. Маша – это так, местный фольклор. Народные сказки и блатной сленг… Ту, с кем через час встречаться, зовут Инга Нежданова, она эффектная блондинка 90-60-90 (или близко к тому, у меня глаз наметан!), и от нее зависит мой первый рабочий день в колыбели скольких-то там русских революций.

Я вскочил, размялся, побоксировал с тенью, представляя себе на ее месте бульдожье рыло Блоссома из последней голливудской версии "Франкенштейна", пару раз отвесил хук левой в невидимую челюсть и отправился под душ.

Инга встретила меня вчера вечером в местном аэропорту, носящем имя какого-то русского героя Пулкова, и сопроводила сначала на гипнообработку, а потом сюда, в отель с чудовищным названием "Прибалтийская". Впрочем, по условиям отель чудовищным не был. Хоть и не молод уже, но жилье уровня турбо. Сам бы я, разумеется, никогда не стал селиться в подобном (при очередном деле нашему брату чаще приходится обитать в разного рода дырах), но, как у русских говорят, "на халяву и уксус сладкий"…

Выйдя из ванной, я подошел к окну и раздернул темно-зеленые шторы.

Прямо перед отелем раскинулась серая мертвенная гладь Baltic Sea… Память тут же подсказала – не Baltic Sea, мистер, а Балтийское море. А еще правильнее будет – Маркизова Лужа. Впрочем, явись сейчас нужда назвать это водное пространство вслух, язык бы сам произнес: "Маркизова Лужа" – гипнообработка еще никогда никого не подводила…

На горизонте, прямо из мертвенной глади, торчало некое куполообразное сооружение. А внизу, у самой кромки воды, гнусно орали и дрались друг с другом десятка два чаек и поморников, которых подкармливали прогуливающиеся вдоль набережной женщины. Поглазев на горластых дебоширов, я подошел к компьютеру, ознакомился с местными паролями, выбрался в Сеть и отправил короткое сообщение домой. Дескать, жив-здоров, Вам того желаю, приступаю к выполнению задания согласно разработанному Вами плану… Потом вытащил из чемодана и засунул в подплечную кобуру стерлинг "бекас", а в нагрудный карман "моторолу".

И ровно в девять спустился вниз.

– Господин Метальников, вас ждут! – Портье, лысеющий тип с блудливыми поросячьими глазами, кивнул в сторону полупустых диванчиков в углу холла (вчера вечером эти диванчики занимала целая стая ночных бабочек). – Я хотел вам позвонить, но они сказали: "Не стоит".

Портье прямо изнемогал от профессиональной готовности услужить. До чего ж такие чуют, у кого рука не оскудеет!..

Я вознаградил его профессиональную готовность полновесным целковым, нацепил на физиономию безграничную мужественность положительного героя и отправился к "ним".

"Они" были в полном своем великолепии – пятьдесят пять смачных килограммов, облаченных в темно-синий костюм делового покроя.

– Здравствуйте, Инга!

– Рада вас видеть, Макс! – "Они" встали и одернули юбку.

Каким-то непостижимым образом движение подчеркнуло упругую полновесность верхних и аппетитную округлость нижних девяноста. Не иначе, темно-синее произведение портновского искусства, в которое "они" облачились сегодня, было рождено на свет местным филиалом "Дома Юдашкина". Вчера, помнится, на обозрение гостю представили нечто апельсиновое, безрукавное и мешкообразное.

– А как мне-то приятно! – Я легонько пожал протянутую узкую ладошку.

Не в моих правилах делать комплименты молодым женщинам в первые пять минут знакомства. Однако поскольку эти минуты истекли чуть ли не двенадцать часов назад, я решил, что теперь правила нарушены не будут.

– Утром вы еще ослепительнее, чем вечером.

– Благодарю! – Она легонько улыбнулась и тут же сделала официальное лицо. – Пал Ваныч ждет в половине одиннадцатого. Время есть. Вы завтракали?

– Нет еще.

– Я с большим удовольствием составлю вам компанию…

Последняя фраза не содержала в себе ничего, кроме вежливости, и я тут же переключился на соответствующий стиль общения. В конце концов, ученые еще не открыли закон природы, требующий, чтобы все встречные девушки таяли перед первым же комплиментом Ар… Максима Метальникова! Даже Лили – и та не всегда подчиняется этому закону…

– Увы, пока еще не знаю, где здесь ресторан.

– Зато я знаю, конь в малине! – Инга взяла со столика сумочку. – Пойдемте!

– Конь в малине? – не понял я.

Она прыснула:

– Ой, это у меня приговорка такая. Привязалась в детстве, от бабушки. Уж сколько лет борюсь, и все бесполезно. Лишь в официальной обстановке удается сдержаться, а так…

Угу, подумал я. Значит, между нами отношения уже близкие к неофициальным… Что ж, я – только за!

– Идемте! – Меня взяли под руку и повели в ресторан.

– А что за купол на горизонте из воды торчит? – спросил я. – Ваша хваленая дамба?

Карие глаза Инги запылали возмущением:

– Это город Кронштадт, морская крепость, защита Питера от агрессии с моря.

Впрочем, поскольку я тут же изобразил глубочайшее раскаяние в полной собственной необразованности, Ингино возмущение быстро улеглось. А когда мы угнездились за столом, она и вовсе сказала:

– Заказ сделаю я. Хорошо, дорогой?

Мне осталось мысленно пожать плечами: по-видимому, моя спутница решила, что я сейчас начну заказывать десятки гамбургеров и пицц, перемежая их легионами устриц и лягушачьих лапок со сливками и кленовым сиропом.

– Как пожелаешь, дорогая, – подыграл я. – Только, пожалуйста, не забудь для меня стакан апельсинового сока и чашку кофе.

– Да, конечно, милый.

Официант, перед которым мы разыграли этот экспромт, принял все за чистую монету и резво удалился.

– Что такое дрочена? – спросил я, когда его уши оказались на достаточном расстоянии от моих губ.

– Запеканка из картошки. В Питере ею часто завтракают.

Я вновь мысленно пожал плечами. Наверное, нечто вроде картофельного пудинга. Что ж, не самое худшее блюдо для желудка…

Оставалось улыбнуться и оглядеться. И убедиться, что заведение достаточно приличное. Не "Рустерман", разумеется, однако… Мебель и сервировка приличные, а прислуга, судя по целеустремленности движений, неплохо вышколена. Народу в зале было мало, и, кажется, на нас никто не обращал внимания. Точнее, не обращали на меня – Ингу-то по крайней мере трое хотели бы видеть за своими столами. А еще лучше – в постели. Желание было прямо-таки нарисовано на физиономиях…

Чтобы добить обладателей этих физиономий окончательно – и стремясь продолжить наш экспромт, – я тут же выложил Инге древний текст. Ну тот самый, где лишь русская пианистка знала, какого цвета трусы у Мюллера…