Что на самом деле мы помним. - Сборник "Вековые заблуждения". - Эль-Фасиль, 694 г. к.э.
С милым рай и в шалаше. Но лучше, чтобы шалаш был отдельным и благоустроенным.
Прописные истины
…Бабушка вывезла из фатерлянда несколько фотографий, золотые серьги с изумрудами и дедушкины золотые часы. Папа ворчал: "Стоило рисковать из-за этого тяжеленного дорогостоящего монстра, мы из-за него чуть на корабль не опоздали!" - но с удовольствием доставал при случае монстра из кармана пиджака. Причудливый корпус, украшенный завитушками, был сильно поцарапан, а слева его уродовала вмятина, но шли часы с той же точностью, что и полвека назад, когда их изготовили на прадедушкиной механической фабрике. Кунштюки Блюмхарта, может, тебе попадались?..
Мари напрягла память, сведя брови, и от этого серьезного вдумчивого выражения ее лица сердце Райнера растаяло в очередной раз.
- Не помню, - вздохнула она. - У отчима не было. Вот у булочника, может, и ваша штуковина стояла на комоде. Механическая кукла, она танцевала под музыкальную шкатулку.
- Может быть, - сказал Райнер. - Теперь точно все равно не узнаешь.
…В электронный век механическая фабрика была осколком прошлого, достопримечательностью, продукцию выпускала небольшими партиями, зато и продавала заказчикам недешево. Мало кто задумывался, что кроме кунштюков Блюмхарта, попадавших в сувенирные отделы дорогих магазинов, фабрика изготавливала и сверхточные механические приборы, способные работать там, где электроника бессильна. В условиях повышенной радиации или в экстремальных магнитных полях. Эта продукция тихо и тайно шла на нужды армии и была основной статьей дохода Мартина Блюмхарта. Гольденбаумы не скупились, Блюмхарты процветали, а для собственного удовольствия конструировали механические игрушки, безделушки и часы. И все были довольны жизнью. Пока Леонард Блюмхарт не влез по дурости в политику. Видите ли, Леонарду не нравились некоторые законы Рейха. Так они никому не нравились, но зачем об этом говорить вслух? А уж письменно… Воистину, на него нашло какое-нибудь помрачение. Постепенно самые драконовские установления смягчались сами по себе. Вон, неполноценных детей уже несколько поколений как перестали умерщвлять. Растят потихоньку, чтобы никто не видел, - кому они дороги, конечно, - но не убивают же. Так что лет через двести все наладится, и будет лучше всякой демократии. Надо просто перетерпеть.
Тем более - ну чего не хватало самому-то Леонарду? Еще понятно, когда ропщут нищие. Но Леонард Блюмхарт был сыт, хорошо одет-обут, с блеском окончил офицерскую академию, и карьера его шла неплохо, хоть и с поправкой на буржуазное происхождение. Аристократы, конечно, быстрее продвигались по службе, ну на то они и аристократы. Никто, между прочим, не возразил, даже когда Леонард заявил, что женится на бабушке - Марте Кертнер, у которой гроша не было за душой. Бабушка до последних дней вспоминала своего Леонарда и все недоумевала: ну какая муха его укусила? И ведь не в компании спьяну сболтнул, нет - написал несколько писем старому другу по академии. Друг, даром что барон, не выдал, но один из его адьютантов нашел небрежно спрятанные бумаги и немедленно сообразил, как использовать их к своей выгоде. И барона погубил, и Леонарда. Пусть ему на том свете будет жарко. Как бы он ни жил, а теперь, даст Один, уже помер. Хорошо бы не в бою. Не место таким в Валгалле. - Тут бабушка обыкновенно начинала ругаться тихим благонравным голоском, каким привыкла говорить с детства. Когда мама слышала бабушкины ругательства, она всегда быстро отвлекала Райнера чем-нибудь занятным, но он все равно запомнил, как это звучало, и какие бабушка говорила слова, и - как это было жалко и страшно.
Только один раз Райнер попробовал заговорить с бабушкой о тех законах, которые не нравились покойному дедушке. Начала-то она сама: взялась причитать, что "если б не дурость Леонарда, жили б до сих пор в фатерлянде". И нельзя сказать, что в Альянсе они так уж плохо устроились, но, конечно, с богатой жизнью владельцев рейховской фабрики не сравнить. Вместо особняка - пусть не в аристократическом, но в респектабельном буржуазном районе, - типовой коттедж в пригороде. Сын работает на чужого дядю, а не управляет собственным производством. Внук вместо солидной частной школы бегал в муниципальную, дрался и дружил с пацаньем самого простецкого происхождения, а потом и вовсе заявил, что пойдет служить в местную армию, чтобы стать военным, как дедушка, - в армию, которой командуют невесть кто, некоторые даже черные. Райнер, воспитанный в условиях демократии, не выдержал и возразил: если бы не те самые законы, которые бабушка мечтала перетерпеть, не замечая, не пришлось бы бежать и семье провинившегося деда - какова бы ни была провинность. Но бабушка на глазах сникла и начала ругаться - и Райнер постарался понезаметнее скрыться с ее глаз, обещая себе больше никогда… Ему было тогда лет двенадцать или тринадцать.
А в армию он все равно пошел. Потому что некоторые законы Гольденбаумов ему тоже не нравились, и ему казалось, что дедушка не возражал бы. В отличие от бабушки.
А мама с папой и вовсе были не против…
Мари грустно улыбнулась, вспоминая содержимое своего чемодана. Ложечка из аристократического дома и облезлый школьный учебник… Золотые часы по сравнению с ее богатством - немыслимое сокровище. Она очень даже понимала старушку Марту Блюмхарт. Конечно, та вовсе не о старом Рейхе тосковала. А просто - по знакомому с детства укладу, по звучащей вокруг родной речи и по своему Леонарду. Если он был хоть вполовину так хорош, как Райнер, разве можно его забыть? И если у бабушки в Рейхе был Леонард, а здесь его не было и быть не могло, конечно, она хотела вернуться. Но не в сейчас, а в тогда. В то благословенное время, когда Леонард возвращался из командировок домой, неописуемо прекрасный в эффектной рейховской форме, подбрасывал к потолку Райнерова папу, смеялся и обнимал любимую жену.
Тем более что рейховская форма правда красивая. Мари вспомнила первую встречу с Райнером, когда на нем был лейтенантский мундир, и покраснела. Ведь поразил в самое сердце - сразу и навсегда.
- Райнер, - сказала она, чтобы отвлечься от чересчур жарких мыслей, ибо не подобает, - а против меня твои родные не будут возражать?
И, конечно, это был совсем неправильный ход, потому что не только не отвлеклась, а наоборот. Он же обнял ее крепко, наклонил голову - и пришлось отвечать на поцелуй, и ерошить темные волосы, и задыхаться, и хотеть гораздо большего… неподобающего, тьфу же ты.
И конечно, он опять проявил неуместную, с ее точки зрения, моральную выдержку.
Ей-богу, легче было, когда они не разговаривали. Она уже подзабыла, как маялась тогда.
Попрощались у дверей казармы. Он ушел. Она направилась к себе.
Села на койку, достала чемодан, вытащила золотую ложечку с птичкой. Интересно, жив ли еще герр Клоссе?
И где мама с сестренкой Амандой? Куда их занесло? Встретятся ли еще когда-нибудь?
Мир так необратимо изменился, что казалось - теперь это возможно. Хотя раньше и не надеялась. Думала - потеряла их навсегда.
Скорее всего, так и есть. Не потому, что с ними что-то случилось - наверняка как раз у них все в порядке. А вот доживет ли Мэри-Сью до следующей весны - никому не известно. Меньше всего ей самой.
Хватит киснуть. На Изерлоне все еще мир, хотя ясно - это ненадолго. И Райнер Блюмхарт любит ее. Хотя и упрям донельзя… не будем о грустном…
И Поплан возьмет ее в команду пилотов, обязательно!
Мари засунула ложечку на место, захлопнула облезлый чемодан и решительно открыла учебник по астрографии и навигации.
Над ним и заснула.
Сидели, склонившись над исчерканным листом бумаги, вырывая друг у друга карандаш.
- Балкончик, - горячилась Мари. - Вот тут в мансарде обязательно балкончик!
- Будет не дом, а торт с кремом! - кипел Райнер. - Как ты не видишь, что балкончик тут - мещанство и пошлость? Да что с имперки-то взять!
- Солдафон! - немедленно парировала Мари. - Если ты считаешь образцом жилья казарму, это не значит, что все должны с тобой соглашаться! У нас свободная страна!
Полковник Линц, исподтишка набрасывавший эскизы этой почти семейной сцены, перехватил карандаш и поспешно зажал себе рот. Если чересчур громко фыркнуть, его заметят, и прощай, выразительная натура… Хотя Мария Сюзанна Беккер, напирающая на гражданские права, действительно была ужасно забавна. Говорят, самые ярые фанатики - это неофиты. Судя по Мэри-Сью, в этом тезисе есть своя сермяжная правда. Язык чесался прокомментировать демократический пыл недавней подданной Рейха, но Линц все-таки пересилил соблазн и удержался. Блюмхарт не посмотрит, что перед ним командир полка, пошлет куда подальше…
- Да пойми же, Мэри, - Райнер страдальчески поднял брови домиком, - либо строгие линии, либо балкончик! Тебе же нравились эти большие окна и плоская крыша.
- Без балкончика - не нравится, - решительно заявила Мари и подняла голову.
И конечно же, увидела выпученные глаза подавившегося смехом полковника розенриттеров, пытающегося прикрыть локтем альбом с набросками.
Линц мечтал нырнуть под стол, да было поздно. Хорошенькое личико рядовой Беккер просияло, глаза заблестели.
- Вы-то нам и нужны, полковник Линц! - воскликнула она радостно, и Каспер Линц понял, что попался. - Вот кто нарисует нам с Райнером дом нашей мечты!
Блюмхарт смутился. Вопиющее нарушение субординации. Требовать от командира своего жениха - о все асы Асгарда! - нарисовать ей домик! Женщины… Даже лучшие из них. Даже военнослужащие. Даже Мэри-Сью, в которой почти нет изъянов…