И тотчас же он поднялся на утес, и увидел с него, что лебеди все кружат в вышине; но едва он повернул на юг и отправился за ними, они быстро улетели.
Теперь Туор шел на юг вдоль берега моря семь полных дней, и каждое утро будил его свист крыльев в небе на рассвете, и каждый день лебеди летели перед ним, а он шел за ними. И по ходу его высокие утесы становились ниже, и на вершинах их появлялись трава и цветы; а к востоку начались желтеющие уже по исходу лета леса. Но перед Туором, все приближаясь, виднелась гряда огромных гор, закрывавших горизонт, уходящая на запад к высочайшей горе: темная и окутанная облаками вершина ее довлела над всем широким зеленым мысом, выдающимся в море.
Эти серые горы были западными отрогами Эред Вэтрин {Wethrin}, северной стены Белерианда, а высокая гора была горой Тарас, самой западной вершиной этой земли, и ее первую видели моряки задолго до того, как из моря показывались берега смертных. На широких склонах ее в былые дни жил Тургон в чертогах Виньямара, древнейших из всех, построенных нолдорами в землях их изгнания. Там стояли те чертоги до сей поры на просторных площадках, выходивших к морю, опустевшие, но не обветшавшие. Годы не повредили им, а слуги Моргота обходили их стороной; но ветер, воды и морозы не щадили их, и промежду плит их стен и промежду черепиц кровли буйно пробились серые и зеленые травы и кустарники, живущие соленым ветром и растущие в трещинах на голых камнях.
И вышел Туор на останки старой дороги, и шел ею меж зеленых холмов и камней, и так на закате дня пришел в старинные чертоги и высокие, ветром пронизанные дворцы. Ни тени зла и страха не таилось здесь, но трепет охватил Туора, когда подумал он о тех, что жили здесь и ушли, никому неведомо, куда – гордый народ, бессмертный и обреченный, пришедший из великого Моря. И встал Туор и посмотрел, как и они часто смотрели, поверх неспокойных вод насколько хватало глаз. Затем обернулся он и увидел, что лебеди подлетели к самой верхней площадке и сели у западных дверей чертога; и били крыльями, и показалось Туору, что они зовут его войти туда. Тогда Туор поднялся по широкой лестнице, уже почти скрытой лишайниками и мхами, прошел в мощные двери и вошел под сень чертога Тургона; и в чертоге том прошел в зал с высокими колоннами. Величественным казался зал снаружи, и просторным и прекрасным оказался он изнутри, и благоговейно старался Туор не пробуждать звуков и отзвуков в пустоте его. Ничего не мог он разглядеть в полумраке, кроме высокого трона на возвышении у восточной стены против дверей, и направился к нему, тихо, как мог; но звук шагов его по каменному полу разносился в тишине, как поступь рока, и эхо их бежало меж колоннами впереди него.
И, встав перед троном во мраке, увидел Туор, что трон был вырублен из цельного камня и украшен незнакомыми письменами. Тут солнце заглянуло в слуховое окошко под западным фронтоном зала, и луч осветил стену за троном и засверкал по залу, словно отразившись от блестящего металла. Туор глянул туда и увидел с удивлением, что на стене за троном висят щит с большой кольчугой, и шлем, и длинный меч в ножнах. Кольчуга сверкала, словно выкованная из нетускнеющего серебра, и солнечный луч покрыл ее золотыми искрами. Щит же был незнакомого Туору вида, длинный и суженный книзу; и поле его было голубым, а посреди него – лебединое крыло. И сказал Туор, и голос его прозвучал в пустом чертоге, словно воинский вызов:
– По этому знаку возьму я это оружие и доспехи себе, какую бы судьбу они мне ни принесли.
И Туор снял со стены щит, и нашел, что он легок и удобен сверх ожидания; ибо был он сделан из неведомого Туору дерева, и искусные эльфы-кузнецы оковали его пластинами металла, прочными, но тонкими, как лист, сохранившими его от червя и непогоды.
Затем Туор примерил на себя кольчугу, надел шлем и опоясался мечом; черны были пояс и ножны меча, украшенные серебряными бляхами. Так облачившись и вооружившись, вышел Туор из чертога Тургона и встал на высокой площадке горы Тарас в багровых лучах закатного солнца. Никто не видел, как обозревал он запад, сверкая серебром и золотом, и не знал он, что стал похож на одного из Великих Запада, достойный стать отцом короля Королей Людей из-за Моря, что и было предназначено ему судьбой; взяв себе доспехи и то оружие, переменился и сам Туор, и возвысился дух его. И когда вышел он из дверей, лебеди склонились приветственно перед ним и, вынув по большому перу из крыльев своих, подали их ему, вытянув длинные шеи на камне у ног его; и он принял семь перьев и укрепил их на своем шлеме, и тотчас же лебеди взлетели и скрылись в лучах заката на север, и Туор не видел их более.
Теперь ощутил Туор, что ноги влекут его к морю, и спустился по долгим лестницам на берег под северным склоном Тараса; и там увидел он, как солнце опустилось в огромную черную тучу, выплывшую из-за края почерневшего моря; и стало холоднее в воздухе, и послышался ропот и шум надвигающейся бури. И Туор стоял на берегу, а солнце походило на дымный пламень; и виделось ему, как великая волна поднялась вдалеке в море и помчалась к земле, но он остался стоять неподвижно и смотрел. И волна подошла к берегу и поднялась, и поверх ее лежал покров тумана. Накатив же на берег, волна завилась и обрушилась, и на берег поползли длинные языки пены; но там, где обрушилась она, стоял, темнее близящейся бури, некто высокий и величественный.
И Туор поклонился, ибо показалось ему, что перед ним могучий король. Высокая серебряная корона была на стоявшем, и из-под нее вились длинные волосы, мерцая в сумерках, словно пена; а когда откинул он серую мантию, окутывавшую его, словно туман, оказался он в сверкающих латах, схожих с чешуей огромной рыбы, а под ними – в темно-зеленом, переливавшемся и поблескивавшем, точно море по ночам в жарких странах, когда он ступал медлительно по дну. Так Живущий в Глубинах, которого нолдоры именуют Ульмо, Владыкой Вод, явил себя под Виньямаром Туору сыну Хуора из Дома Хадора.
Он не вышел на берег, но говорил с Туором, стоя по колено в воде; и взор его и звучание голоса его, такого глубокого, словно исходил он из оснований мира, навели на Туора страх, и тот распростерся на песке.
– Встань, Туор сын Хуора! – сказал Ульмо. – Не бойся моего гнева, хоть и долго пришлось мне звать тебя безответно; и, даже пустившись в путь, много мешкал ты, пока шел сюда. Весною должен был ты стоять здесь; а теперь скоро уж тяжкая зима придет из страны Врага. Должен ты научиться спешить, и легкую дорогу, что была назначена тебе, придется изменить. Ибо советы мои отвергнуты, и великое зло крадется по долине Сириона, и враги уже стоят между тобой и целью твоей.
– Что же цель моя, Владыка? – спросил Туор.
– То, чего всегда искало твое сердце, – ответил Ульмо, – найти Тургона и прийти в сокрытый город. Ибо тебе суждено стать моим вестником, в тех самых доспехах, что я давно предназначил для тебя. Теперь же должен ты под завесой тени миновать опасности. Укройся потому этим плащом, и не снимай его, пока не дойдешь до конца пути твоего.
И виделось Туору, что Ульмо оторвал часть от своей серой мантии и дал ему, и, упав рядом с ним, она превратилась в большой плащ, которым Туор мог укрыться с головы до пят.
– Так будешь ты идти под сенью моей, – сказал Ульмо. – Но не мешкай больше; ибо во владениях Анара и в Мелькоровом огне этот плащ тебе не поможет. Берешься ли ты исполнить мое поручение?
– Берусь, Владыка, – ответил Туор.
– Тогда слушай слова, которые скажешь ты Тургону, – сказал Ульмо. – Но прежде я научу тебя; и услышишь ты много такого, чего ни один человек еще не слышал, ни даже величайшие из эльдаров.
И Ульмо рассказал Туору о Валинóре и его затмении, и об Изгнании Нолдора, и о Роке Мандоса, и о сокрытии Благословенного Края.
– Но знай! – сказал он. – В доспехе Рока, как называют его Дети Земли, всегда найдется щель, и в стенах Судьбы – бреши, и так будет до Претворения, что вы зовете Концом. Так всегда будет, пока буду я, тайный голос противоречия и проблеск света там, где правит тьма. Потому, хотя и кажется в дни мрака, что я противостою братии моей, Владыкам Запада – таково мое бытие меж них, к которому я был назначен еще до сотворения Мира. Но Рок властен, и тень Врага все растет; и силы мои убыли до того, что я стал лишь тайным шепотом. Воды, что текут на запад, пересыхают, истоки их отравляются, и власть моя уходит из вод земли; ибо эльфы и люди властью Мелькора становятся слепы и глухи ко мне. А теперь Рок Мандоса спешит свершиться, и все, сделанное Нолдором, падет, и все надежды их рухнут. Осталась одна лишь последняя надежда, надежда, которой не знали они и не растили. И надежда эта – в тебе; ибо так я решил.