- Попытался объяснить, что в наше время не стоит принимать всерьез рассказы о нечисти, - ответил молодой раввин. - Объяснил, что все эти рассказы об ангелах-мучителях - мал’ахей-хабала - следует рассматривать как яркие образы, аллегории, к которым прибегали великие пророки и наши мудрецы, да будет благословенна их память, для того чтобы яснее донести до нас свои речи.
Шейна кивнула головой и вновь принялась за шитье. Яков-Лейзер некоторое время рассеянно следил за ловкими движениями ее тонких пальцев.
- И знаешь, что мне сказали в ответ? - спросил он. - Для начала мне прочли целую лекцию об этих самых способах.
- Правда? - Похоже, ребецен заинтересовалась. - И что же это за способы?
- Ну, во-первых, можно с вечера тонким слоем рассыпать возле кровати пепел. И наутро он окажется весь истоптан следами наподобие птичьих, но гораздо крупнее. Как известно, у чертей вместо ног - птичьи лапы. - Раввин говорил с нескрываемой иронией. - Вот наличие следов как раз и будет доказывать, что в доме ночью побывали черти… - Он снял длиннополый сюртук, повесил его на спинку стула. - Впрочем, это еще не все. Есть способ куда более действенный. Нужно взять кошачью плаценту, сжечь ее, а из золы приготовить мазь. Этой мазью помазать себе веки. И тогда можно увидеть всех чертей, которые снуют вокруг каждого человека… Вообще, я узнал очень много нового. Например, что деньгами для чертей служит чесночная шелуха… - Он устало протер переносицу. - А потом рассказали про какого-то балагулу по имени Хаскель, которого, якобы, черти донимали так, что все продукты, которые он перевозил, портились или скисали. И что покойный рабби Фишер помог ему мудрым советом, так что балагула благополучно избавился от чертей. Боже, какая чушь… Я и не думал, что в наше время могут существовать такие дремучие суеверия… - Яков качнул головой. - Напишу-ка я письмо рабби Авишаю. Честно говоря, даже не знаю, как с такими людьми разговаривать… - Он рассмеялся. - Да, а еще, когда я сказал о том, что чертей не бывает, местный корчмарь - Мойше, кажется… Да, так вот он сказал, что есть неоспоримое доказательство моей неправоты. Я просил: что за доказательство? И он ответил: "Черти рвут субботние сюртуки у благочестивых евреев". Представляешь? И все тут же согласились с ним, что, мол, да, это чистая правда. Мойше уверял меня, что вот, например, его собственный субботний сюртук выглядит так, будто он в нем камни таскает. А на самом деле он этот сюртук только по субботам и надевает… - Яков раздраженно заходил по комнате. - Вчера одна женщина попросила меня написать ей амулет от дурного глаза. Позавчера возчик Пинхас попросил для своей беременной дочери амулет против Лилит, с именами охранительных ангелов. Ну, как я могу написать такой амулет? И я объяснил ему, что Лилит - это символ злого начала в человеческой душе. Думаешь, он мне поверил? Как бы не так. - Реб Яков остановился посреди комнаты, подняв голову и уперев руки в бока.
- Здешние женщины носят на руке красную шерстяную нитку, - сказала вдруг Шейна. - От сглаза.
- Да? - раввин поморщился. - Ну, я ничуть этому не удивляюсь. Вчера, например, я слышал, как женщины спорили - следует ли при покупках в лавке класть деньги в кошелек не пересчитывая или же сначала необходимо пересчитать трижды, а уж потом класть в кошель. - Он засмеялся. - Я уж подумал: ну вот, наконец-то нормальный разговор. Знаешь, как бывает - жуликоватый лавочник, сдачу не додает… - Реб Яков негодующе фыркнул и в сердцах дернул себя за рыжий ус. - Как бы не так! Оказывается, все дело опять-таки в нечисти! Оказывается, черти крадут только несчитанные деньги… - Он замолчал, тяжело вздохнул. Рассеянно взглянул на жену, подошел к столу. Сел, обхватив голову руками.
- Ты жалеешь, что согласился сюда приехать? - спросила вдруг Шейна участливым голосом. - Ведь рабби Авишай сказал, что ты мог бы и остаться, помогать ему в ешиве. - Она отложила пеленку, поднялась из кресла и подошла к мужу. Успокаивающе положила руку на его плечо. - Может быть, действительно напишешь письмо раву?
Раввин нахмурился. Ему вдруг стало неловко от того, что он говорил. Яков осторожно положил свою большую руку на тонкую руку жены.
- Жалею ли я? - медленно повторил он. - Н-не знаю… - Раввин задумался. - Нет, наверное, не жалею. Они ведь, в сущности, совсем неплохие люди. И даже просто хорошие. Отзывчивые и добрые. Вот только чересчур суеверные… - Яков вздохнул. - Что ж, придется с этим мириться. Спорить трудно… - Раввин снова замолчал. В глазах его появилось удивление. - Что это, Шейна? - спросил он. - Что у тебя с рукой?
Шейна чуть покраснела и поспешно спрятала левую руку, на которой была завязана шерстяная нитка.
- Ну и ну, - только и смог сказать Яков-Лейзер. - Ну и ну…
- Мне повязала эту нитку знахарка Шифра, - сказала Шейна оправдывающимся тоном. - Она мне очень много помогает по дому - ты ведь знаешь, мне уже трудно справляться с хозяйством. Отказаться - значило бы ее обидеть. - Тяжело ступая, ребецен вернулась в кресло, села. Посмотрела на мужа с робким испугом. - Ты ведь не сердишься, нет?
Реб Гринберг ласково улыбнулся жене. Улыбка далась ему с некоторым трудом.
- Конечно, нет, - сказал он. - Это наивно - и не более того… - Раввин пододвинул табуретку, сел рядом с женой. - Хорошо, что Шифра приходит тебе помогать. Ты сейчас должна беречься, ведь осталось меньше двух месяцев до родов.
Она благодарно улыбнулась в ответ. Раввин подумал, что Шейна выглядит, в сущности, еще совсем девочкой. И даже большой живот не менял этого впечатления.
Шейна вдруг сказала:
- Между прочим, твой субботний сюртук тоже в ужасном состоянии. Подкладка висит лохмотьями, все пуговицы вот-вот отлетят. Я как раз сегодня его осматривала. - Она слабо улыбнулась. - Значит, ты благочестивый человек…
Яков шутливо поблагодарил жену и мягко сказал:
- Тебе пора спать. И прошу тебя, не перетруждай себя. Смотри, сколько пеленок ты уже наготовила!
Ребецен послушно отложила в сторону почти готовую пеленку и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Взявшись за перила, она вдруг слабо вскрикнула и пошатнулась. Раввин едва успел подхватить ее.
- Что с тобой, Шейнеле? - Он тревожно заглянул в ее разом помертвевшее лицо.
- Не знаю… - Ребецен ухватилась за руку мужа. - Вдруг закружилась голова… Я… Послушай, Яков, я очень боюсь…
Раввин проводил ее в спальню и уложил в постель.
- Яков, - сказала она тихим, но ясным голосом. - Мне страшно. Может быть, нам не следовало сюда приезжать… Я боюсь. Не знаю, чего именно. Мне порою кажется… Кажется, что за мной следит кто-то очень недобрый…
- Ну-ну. - Реб Яков провел кончиками пальцев по ее покрывшемуся испариной лбу. - Ты просто очень впечатлительная, Шейне. А я-то хорош: наплел тебе каких-то историй. - Он засмеялся. - Вот так-так! Неужели и ты становишься суеверной?
Она слабо покачала головой.
- Дело не в суеверии. Я боюсь преждевременных родов.
- Все будет хорошо, - сказал раввин. И повторил убежденно: - Все будет хорошо. Спи.
Шейна закрыла глаза. Вскоре ее дыхание стало ровным и спокойным. Раввин, сидевший в кресле рядом, облегченно вздохнул. "Надо же, - подумал он с легким раздражением, - как все-таки привязчивы суеверия…" Он осторожно погладил лежавшую поверх одеяла руку Шейны. Красная нитка охватывала тонкое запястье.
Яков-Лейзер поднялся и неторопливо направился к письменному столу. Взгляд его упал на какую-то бумажку на тумбочке у кровати, придавленную тяжелой ножкой подсвечника. Он осторожно вытащил бумажку - это оказался вчетверо сложенный лист. Развернув его, реб Яков обнаружил странный текст, написанный по-еврейски, но с с несколькими грубыми ошибками. Он прочел с возрастающим неприятным удивлением:
- "Три женщины стоят на утесе. Одна говорит: "Ребецен Шейна-Фрума больна"; другая говорит: "Нет, здорова", третья говорит: "И да, и нет". Если мужчина причинил тебе это зло, пусть выпадут его зубы и волосы; если женщина - пусть отвалятся ее зубы и груди. Как у моря нет пути, у рыбы и муравья нет почек, - так да не будет у ребецен Шейны-Фрумы ни сглаза, ни слабости. Ибо от племени Иосифа она происходит…" - Реб Яков громко хмыкнул и тут же покосился на спящую жену: не проснулась ли? Убедившись, что нет, дочитал:
- "Как излечился от своей болезни Хизкия, царь иудейский, так да излечится ребецен Шейна-Фрума силою Божией, проистекающей из знака алеф-гимель-ламед-алеф!"
- Ну и ну… - растерянно пробормотал раввин. - Ну и ну…
Он положил записку-заговор на место, подошел к письменному столу, сел в кресло. Раскрыв Тору - следовало подготовиться к чтению в эту субботу очередной недельной главы, - реб Яков пробежал глазами первые стихи и вздрогнул. Строчки заплясали перед глазами. Тора раскрылась на книге "Берешит", а строки, на которые упал рассеянный поначалу взгляд раввина, гласили: "И родила Рахель; и роды ее были трудны… И было, с выходом души ее… И умерла Рахель, и погребена по дороге в Эфрату, он же Бейт-Лехем… И поставил Яков памятник над гробом ее…"
- Нет… - прошептал он. - Нет, это совпадение… Кажется я тоже становлюсь суеверным. - Он оглянулся на спящую жену и поспешно закрыл книгу.