- Давеча, к примеру, борщ сварила, дала сколько на припечке остыть, перед тем, как в погреб несть, а он за то время возьми да скисни.
- Сколько - это сколько? - Уточнил он.
Она беззвучно пошевелила губами, загибая пальцы.
- Да недолго, один только пук кудели спрясти и поспела.
- Так. Еще что?
- Вчера жаба в избе сыскалась.
- Ну и что?
- Как - что? - Неподдельно удивилась она. - Примета дурная! Значит, помрет кто-то вскорости…
- Пороги у вас высокие?
- Высокие, обычной жабе нипочем не влезть.
- А эта что, необычная?
- Ее Мажанна наслала… - С благоговейным ужасом прошептала девушка, повторяя отвращающий зло знак.
Он едва удержался от ехидного вопроса, предъявляла ли грозная посланница подорожную с печатью самой богини смерти.
- Дальше.
- Козел заболел. - Она с надеждой заглянула к нему в глаза - велик ли, достаточен список знамений?
- Козел… - Он вздохнул и внезапно понял, что ему нет совершенно никакого дела ни до козла, ни до глупой девки. На которой, между прочим, не было никакой порчи - по крайней мере, на ней самой, иначе он бы увидел сразу. Все связные мысли размывал липкий, приторный туман равнодушия, приходящего вместе с дурнотой. Кошка снова мурлыкала, а это означало, что ему и в самом деле худо.
- А можно ее снять? Порчу-то? - С надеждой спросила она.
Он подумал, что сейчас его стошнит. Прямо в горшок с недоеденными щами. Желудок не принимал пищи, застуженный холодным дыханием прошедшей стороной смерти. Только бы эта дуреха не догадалась, до чего ему худо…
- Завтра придешь. - С трудом выговорил он, пытаясь унять подкатывающие к горлу спазмы. - Да, вот еще - прихвати мою рубашку, отстирай и зашей. Тогда и говорить будем.
- Но… - Самым что ни есть разнесчастным голосам начала она, косясь на выпачканную кровью тряпку.
- Завтра. - Отрезал он, и дверь распахнулась сама собой, призывая гостью покинуть неприветливый дом.
Перечить ведьмарю она не посмела.
И уже не увидела, как его вырвало-таки над бадьей, к которой он метнулся сразу после ее ухода.
***
Утром Алеся пришла снова. Принесла безупречно выстиранную, откатанную и зашитую рубаху, с поклоном положила ее на лавку и отступила к дверям. Наивная дуреха. Если он и впрямь задумал что недоброе - достанет и за версту. А иначе - зачем?
Пряча глаза, девушка жалобным голоском попросила:
- Только тете не говорите. Она меня вусмерть заругает, если узнает, что я к вашей одеже прикасалась.
- Делать мне больше нечего. - Проворчал он, натягивая рубаху. Вот привязалась, малахольная. Теперь уж и отнекиваться неловко, придется идти к ней домой, искать порчу. Кошка вертелась под ногами, требовательно мяуча, но кормить ее было нечем - мясо они вчера доели, а молоком Дарриша, не в пример деревенским Муркам, брезговала. Не забыть купить рыбы у мальчишек, наказал он себе. Селянские ребята частенько тянули бредень по узкой речушке, крупную выбирали, а мелочь или выбрасывали на расплод, или продавали кому на уху. Черная кошка ведьмара была притчей во языцах, пожалуй, даже большей, чем он сам. Ходили слухи, что он покупает для нее парное мясо. Висельников, разумеется. А даже и говядину - где это слыхано, переводить мясо на кошку, когда малолетки, бывает, мрут от голода в особенно суровые зимы.
Она терпеливо ждала, пока он оденется. Украдкой разглядывала его, он чуял затылком. Селяне считали, что густые усы и окладистая борода защищают их от сглаза, а кроме того, означают ум, жизненную силу и достаток. Интересно, что думала девушка о его двухдневной щетине, светлой, но все равно заметной? Да и волосы он стриг коротко, до плеч, чтобы не мешали. Впрочем, некоторые женщины считали его привлекательным. Кроме его внешности, таких женщин ничего не интересовало. Они использовали его, он использовал их, а потом обычно жалел и, сколько мог, избегал повторения.
Алеся не из таких. Скорее наложит на себя руки, чем прикоснется к ведьмарю.
- И кто ж тебе моей подмоги искать присоветовал? Подружки или родители? - Спросил он.
- Нет у меня подружек. - Вздохнула она. - Я глупенькая, им со мной неинтересно. И родителей давно нету. Сирота я, у родичей живу. Сама идти надумала.
Девушка присела на корточки и осторожно погладила кошку по спине, тут же приметив блестки седины в густой кошачьей шерсти. Кошка была совсем старенькая, страх как костлявая, навряд ли перезимует - с жалостью подумала девушка. Старики баяли, что ведьмарь жил в лесу с незапамятных времен - еще Алесина прабабка бегала к нему гадать, - и всегда вокруг него крутилась черная кошка. Эта же или другая? Ведьмарь-то, похоже, нисколько не стареет, а кошка совсем плоха. И котеночка на смену не видать…
Он смотрел на них, не веря своим глазам. Дарриша никогда не приближалась к чужим людям. Особенно к женщинам. Ревновала. Правда, с возрастом все реже и реже. Наверное, давно уже считала ведьмаря кем-то вроде своего последнего, и оттого самого любимого котенка, давно переросшего мать, но все такого же непутевого.
И мало кто осмеливался приласкать черную кошку. В деревне таких отродясь не держали - только пестрых да полосатых. Черных кутят сразу топили, веря, что черными с головы до пят являются на этот свет только нечистые духи.
Прихватив котомку, он вышел из избы. Кошка выскочила следом, помялась на холодной земле и шмыгнула обратно. Села за порогом и серьезно смотрела, как он закрывает дверь - провожала.
Алеся метнулась было к знакомой тропинке, но он, не обращая на нее внимания, пошел совсем в другую сторону. Когда она, растерянная, нагнала его и засопела в спину, не решаясь подать голос, сказал, не оборачиваясь:
- Сначала я должен забрать свой меч. Возвращайся домой и жди меня там. А хочешь - пойдем вместе, это недалеко.
Он думал - она отшатнется, испуганно затрясет головой, но Алеся только жалобно посмотрела на него своими синими глазищами и покорно поплелась следом, не поднимая головы.
Он шел и молча злился - на себя, что пригласил, и на нее, что пошла. Нечего ей там делать. Не на что смотреть. И чего увязалась? Кто ее так напугал, что предпочла тетке и подружкам общество звероватого ведьмаря?
Девушка, осмелев, крутила головой по сторонам, любуясь осенним лесом, он же неотрывно глядел под ноги. Кровь на листьях успела высохнуть, потемнеть, но он терпеливо нагибался, подбирал запятнанные листья, где только замечал, и складывал в котомку, чтобы потом сжечь.
А в лесу было хорошо. Стоял один из тех теплых осенних деньков, наполняющих душу тихим бесхитростным счастьем и благоговением перед величавой красотой природы, вдвойне чарующей своей мимолетностью - неделя, другая, и нет ее в помине. Над головами, опадая, кружили в потоках солнечного света разноцветные листья, пестрым ковром устилаясь под ноги. Алеся, заметно повеселев, то и дело отбегала в сторону, подхватывая с земли то желтое сердечко липы, то красную ладошку клена. Ворох осенних листьев, один краше другого, уже не умещался у нее в руках. Она даже засмеялась - серебристый колокольчик, разгоняющий злых духов, но тут же оборвала смех, боязливо глянула на него. Дуреха. Он отвернулся, чтобы не смущать.
Тропка виляла по лесу, обминая буреломные завалы и ямины. Он запомнил ее бесконечным, мучительным кошмаром, и теперь сам дивился, до чего легко и приятно идти по шуршащей листве, нарочно поддевая ее ногами, вдоль величавых дубов, не спешивших оголять узловатые ветви, мимо дружно пожелтевших березок, мрачно-зеленых елочек, красавицы-рябины, притянувшей взгляд вызывающе-алой яркостью, исходившей деловитым цвирканьем сбившихся в осеннюю стайку синичек.
Он остановился так резко, словно услышал чей-то жалобный, умоляющий голос. Огляделся по сторонам, заметил, осуждающе покачал головой и, соступив с тропы, подошел к молодому кленику, беззвучно плакавшему янтарными каплями сладкого сока. Чья-то шкодливая рука, не подумав, на ходу полоснула его ножом, проверяя, хорошо ли заточен. Ведьмарь коснулся рассеченного ствола, что-то прошептал, и его рука поползла вдоль раны, оставляя за собой зеленую полосу молодой, не успевшей растрескаться от зимней стужи, гладкой коры.
- Пойдем. - Велел он, отступая. - Да рот-то закрой, перепел влетит.
- Как это вы его… а? - Прошептала она, переводя взгляд с дерева на его руки - обычные, ничем не примечательные, вот только без загрубевших мозолей и обломанных ногтей.
Он неопределенно пожал плечами, не зная, как объяснить простой селянской девочке, что он всего лишь восстановил нарушенное равновесие. И, если понадобится, с той же легкостью склонит чашу весов в другую сторону, одним прикосновением отняв жизнь у сломанного ветром деревца, чтобы не мучилось понапрасну, пытаясь напитать вянущие листья из скопившейся под упавшим стволом лужи.
- Пойдем. - Повторил он. - Уже немного осталось.
И правда - быстро дошли.
Алеся охнула и выронила листья. Сороки-вороны, недовольно треща и каркая, черно-белой стаей взвились в воздух с мохнатого бугра и осели на ближайших деревьях.
- Не подходи. - Буркнул он. Раздувшийся труп волкодлака - не самое приятное зрелище даже для мужчины, а уж девушке и подавно нечего на него смотреть.
"Вот и я бы мог… так же". - Подумал он, отводя взгляд от пустых глазниц закостеневшей в оскале морды. Волкодлак так и не перекинулся человеком. Жаль. Интересно было бы глянуть, за кем он охотился последние три недели. Ничего, земля слухами полнится, скоро он узнает, где, в какой деревне, пропал рослый черноволосый мужик. Надо обязательно отыскать его перекид; вот закончит с дурехой и поищет.