- Она же теперь не твоя, а государева! - возмутился, уже по-русски, Алексаша. - Проведает государь - камня на камне от вашей слободы не оставит!
Немец неожиданно и неудержно рассмеялся и сказал что-то такое, отчего защитник прав государевых лишь руками развел.
- Ну, давай уж, что ли, Франц Яковлевич…
- Больше так не делай, юноша, подслушивать под окошками - дурно, - с тем немец, порывшись в накладном кармане, достал нечто и передал парню из горсти в горсть.
- Как же теперь с Аннушкой быть? - пряча деньги, спросил Алексаша.
- Я ее уговорил, - отвечал Лефорт. - Погуляет, придет. Будет кротка и покорна, как боярышня.
С тем и удалился по темной улице, походочка - носками врозь, плечи гуляют, кабы не длинная шпага, торчащая из-под золотного кафтана, - вовсе шут гороховый.
- Ах, растудыть твою… - Алексаша витиевато выразился и присел на порог у полуоткрытой двери.
Только его тут Аленке и недоставало!
Она из закутка под лестницей видела широкие плечи парня, горой выложенные над макушкой кудри вороных накладных волос.
Вдруг он вскочил - похоже, услышал что-то. И пропал из поля зрения Аленки.
Надо было удирать.
Девушка метнулась к двери и увидела, что Алексаша не так уж далеко и ушел. Стоя посреди улицы, он выплясывал нечто непотребное - кланялся, отклячив зад и метя по пыльной земле рукой, да еще подпрыгивал при сем.
Выкрутасы свои он выделывал перед тремя всадниками. Они же не торопились сходить с коней, а наблюдали за ним, и лица их, скрытые широкими полями оперенных шляп, были недосягаемы для взгляда.
- Ну, полно, будет! - сказал один из них на чистом русском языке. - Ты, сокол ясный, не вчерашнего дня ли тут ищешь?
- Я по государеву делу, твое княжеское высочество! - с некоторой обидой отвечал Алексаша.
Всадник поднял голову и убедился, что окна во втором жилье темны.
- А где ж государь? Чай, и не ведает, что ты по его делу хлопочешь…
- На том берегу, во дворце, Борис Алексеич! - бодро отвечал Алексаша. - Крикнуть лодку?
- А я чаял его здесь найти. Не кричи… Мы с доктором Лаврентием криков сегодня понаслушались…
Князь Голицын повернулся к другому всаднику и сказал ему что-то по-немецки. Тот ответил и развел руками, как бы признавая в неком деле свое бессилие.
- Государь сговорился с Анной, что она первая сюда прибежит, он - за ней, - не слишком уверенно молвил Алексаша. - Я всё дозором обошел, чует мое сердце - неладно сегодня что-то…
- Ф-фу, в горле пересохло, - буркнул Голицын и, видно, сам же перевел свои слова на немецкий язык для доктора Лаврентия. Тот со всей услужливостью залопотал, указывая рукой в глубь улицы.
Третий всадник послал было коня вперед.
Алексаша внимательно слушал.
- Зачем же юнкера взад-вперед гонять? - спросил он, с пятого на десятое уразумев, что доктор предлагает прислать прохладительный напиток из своего дома. - Матрена Ефимовна завсегда на кухне лимонад в кувшине оставляет. Кувшин большой, всем хватит, да государь его и не больно жалует.
И удержал под уздцы немецкого коня.
- Однако пьет… - Голицын сказал что-то доктору Лаврентию, тот отвечал, и снова в небо с шипом взлетело черное ядро и рассыпалось на цветные звезды. Доктор проводил их паденье взглядом, быстро произнес довольно много отрывистых слов и рысцой поехал прочь.
- Сказал, чтобы юнкер нам услужил, а сам он заедет домой и оставит… оставит… - тут Алексаша запнулся.
- Суму с прикладом своим лекарским, - помог Голицын в то время, как молодой спутник Лаврентия Ринцберга слезал с коня. - Ты бы при нем, Алексаша, язык не распускал - он по-русски изрядно разумеет, еще при государе Алексее Михалыче переводчиком служил.
- А что ж скрывает? - опешил Алексаша.
- А ты его спроси! - ехидно посоветовал Голицын. - Вот он теперь по всей слободе и разнесет, что государеву прислужнику что-то возле Монсова дома неладно показалось! То-то бабам радости будет!
- И так же все видят, что эта блядина дочь государя морочит!.. - хмуро возразил Алексаша. - Борис Алексеич, как же это так? Я же своими ушами слышал! Государь же ей, дуре, честь оказал! Я всё не верил, сегодня - подслушал! Государю надо сказать - почто он такую падлу к себе приблизил?
- Молчи, дурак, - строго, но беззлобно одернул Голицын. - Не твое собачье дело. Государь всё и без тебя знает. Девка государя пока что боится… а он - ее… Никак не столкуются по-настоящему. Молчи, всё равно не поймешь. Государь с Францем Яковлевичем сами разберутся.
- Борис Алексеич…
- Молчи, говорят. Больно много воли взял.
Но сказал это Голицын беззлобно.
Молодой немец тем временем вошел в Монсов дом. Видно, ему и прежде приходилось тут бывать - он сразу взял оставленную на окошке возле двери свечу и направился на кухню. Аленка еле успела встать за дверь. Теперь лучше всего было бы, если бы и Голицын с Алексашей вошли следом, но они предпочли разбираться в государевых отношениях с Анной Монс на улице.
Получив от Голицына такой нагоняй, Алексаша призадумался.
- Что ж ее бояться? Разве у него ранее дел с немками не было? - спросил он не столь князя, сколь самого себя.
- Поймешь ты, дурень, когда-либо, чего с такой бабой бояться. Не жена, чай. Не угодишь - другого сыщет, а этой и искать недалеко, Франсишка чертов ее, видно, к доброму угожденью приучил… А государю где было выучиться? Не с теремными же клушами… Да что ж он там, сам лимонад готовить взялся?
Как бы в ответ на эти слова на кухне что-то рухнуло.
Встревоженный Голицын крикнул по-немецки, но ответа не получил.
- Карауль здесь! - быстро приказал он Алексаше, а сам, едва не зашибив Аленку дверьми, ворвался на кухню.
Парень обернулся вправо, влево и ловко достал укрытую прежде полами кафтана пистоль.
- Сюда! - крикнул Голицын. - И дверь за собой запри!
- А что?
- Худо!
Аленка скрылась в испытанное место - под лестницу. Алексаша вошел, торопливо заложил дверь засовом и в два шага оказался на кухне.
- Пресвятая Богородица! - только и воскликнул он.
- Тише…
- За доктором Лаврентием бежать?
- Поздно.
- Это что же?.. - До парня только-только стало доходить жуткое. - Это для государя зелье припасли?
- Молчи, Алексаша. Молчи. Боже тебя упаси шум поднимать! От тела избавиться нужно.
- Да как же? Да всех же нужно на ноги поднять! Может, тот злодей недалеко ушел!
- Да молчи же ты! - удерживая пылкого парня, велел Голицын. - Негоже шум подымать! Помнишь, как в прошлом году о сю же пору было? Как наши немцы уразумели, что государя отравить пытались, - так первый Франчишка Лефорт лыжи было навострил, кони день и ночь стояли наготове. Вся слобода полагала убираться из Москвы поскорее, да и сам я с минуты на минуту беды ждал. Вот те крест, Алексаша - не стал бы государевых похорон дожидаться! Если сейчас немцы пронюхают, что Петру Алексеичу опять зелья в питье подлили, - уж точно с места снимутся. Позору-то будет! И шведский резидент, и голландский резидент сразу своим государям отпишут - с Москвой не связывайтесь, не договаривайтесь, здесь царей травят. Вон к голландцу каждую неделю гонец из Гаги письма привозит и забирает. Понял? А нам с ними жить… Так что молчи, Христа ради. Не удалось тому блядину сыну, промахнулся - и ладно. Молчи, понял? Известно, куда ниточка тянется. Мы до них еще доберемся…
Алексаша кивнул, соображая. Куда ж еще та ниточка протянуться могла, как не в Новодевичий монастырь, в келейку к государевой сестрице?
Год назад, нет, поменее - ни с того ни с сего на государя Петра хворь напала, кровью ходил. Что, как не зелье? Месяц проболел, совсем уж был плох. И знал Алексаша, что помри государь - не вспомнят о нем, конюховом сыне, ни Франц Яковлевич, ни Борис Алексеич, ни Федя Апраксин, никто! А вернет власть былая правительница Софья - ему, Алексаше, первому на дыбе повиснуть.
Так что послушался он мудрого совета, не стал перечить Голицыну, а почесал сквозь накладные волосы в затылке:
- Бухвостова с Ворониным сыскать надо, - решил он. - Эти - надежные. Они сейчас при государевых конях стоят… И Луку Хабарова. Пусть возьмут тело, донесут до Яузы - и того… в навигацию…
- Разумно, - одобрил Голицын. - До утра сего кавалера не хватятся, пока из Яузы выловят - тоже времечко пройдет. А может статься, и не выловят вовсе - коли Лука исхитрится…
- Исхитрится! - пообещал Алексаша.
Голицын достал кошелек, вынул, не глядя, денег, протянул:
- И напоить всех троих до изумления!
- Постой, Борис Алексеич! - Алексаша удержал собравшегося было идти князя. - Ежели я за молодцами побегу, а ты - удержать государя, чтобы раньше времени сюда не жаловал, не вышло бы беды! Нужно этот дом запереть!
- Легко сказать… Хотел бы я знать, где ключ от замка!
- Я его и не видывал, при мне дверей не отворяли.
- Не к Монсу же за ним бежать! Вот что, Алексаша. Тело нам самим вынести придется. И донести до кустов. Зажги свету, сколько можешь, чтоб мы тут с этим телом всё вверх дном не перевернули.
Алексаша зажег на кухне лампадку, вышел, высоко ее держа и норовя пристроить еще выше, в сенцы. Тут-то он и увидел под лестницей лицо.
- Борис Алексеич! Сюда! Здесь баба! - почему-то шепотом позвал он, становясь между Аленкой и дверью.
- Баба? - изумился Голицын. - Не было ж никого!
- Сам не пойму, откуда взялась! А ну, вылезай добром, пока силком оттуда не вынули!
Аленка выбралась из-под лестницы и была схвачена повыше локтя крепкой рукой Голицына.