* * *
Возвращались потемну, и заночевать пришлось подле сторожевых башен - идти вниз по склону при свете звезд никто не захотел. Не в самой долине ночь застала, и то ладно. Досюда огненная погибель не дошла.
Ужин взбодрил проголодавшихся за день походников. Спать укладывались уже с шутками. Нехлад привычно назначил очередность стражи и собирался закутаться в шерстяное одеяло, когда к нему приблизился Радиша.
- Значит, был сон, - уже без тени вопроса произнес он.
- Был. Только смутный, - ответил Нехлад и, видя, что звездочет ждет продолжения, сказал: - Я хочу все обдумать.
- Добро, - кивнул тот. - Только постарайся не забыть его. Сон может оказаться очень важным.
Яромир и сам прекрасно понимал, что замалчивать тут нечего, но рассказывать сон не хотелось до странности сильно. Словно это было что-то глубоко личное…
Потом, решил он для себя. Чуть позже.
Внутренне он ожидал, что этой ночью увидит что-то еще. Как знать, не станет ли вчерашнее видение яснее?
Звездочет встал, но Нехлад остановил его жестом и спросил:
- Скажи, Радиша… если бы на этом месте возник новый город, что сулили бы ему звезды?
- Что?! - От удивления у Радиши даже голос пропал. - Ты хочешь строиться здесь? - Он прокашлялся и прошептал, словно речь шла о чем-то недозволительном: - Не обижайся, но за такую мысль человека можно заподозрить в безумии.
- Рано или поздно нам придется прийти сюда вновь, - спокойно ответил Яромир. - Возможно, перевал - единственный путь на север, и пусть лучше он принадлежит нам, чем немарцам. Кроме того, помнишь, мы еще в столице говорили: может быть, Хрустальный город получил свое имя просто потому, что здесь добывали хрусталь. Да мало ли какие сокровища таят горы! Так что если не отец или я, то наши дети и внуки обязательно сюда придут. Воспользуйся случаем и спроси у звезд, что сулят они этой земле.
- Ты смотришь в грядущее дальше меня, - не мог не признать Радиша. - Я сделаю, как ты просишь.
Что-то снилось Нехладу той ночью, но видения не закрепились в памяти. Однако искреннего сожаления по этому поводу он не испытывал. Когда перед рассветом Ворна разбудил его - самую трудную стражу они с наставником всегда делили между собой, - Яромир осознал, что даже боялся новых снов. Все-таки кроме печали в них было немало ужаса.
* * *
Волнами накатывается жар, и удушливая гарь поднимается к верхнему уровню башни. Великий город пылает. Серный огонь пожирает его, и текут казавшиеся незыблемыми стены, раскалываются каменные плиты, и рушатся колонны.
Только дворец еще держится, но гарь душит людей. Жирный пепел тысяч выгоревших дотла тел пятнает одежды, оседает на лицах. Слой за слоем покрывает ступени.
С оглушительным треском лопаются кованые ворота - чудовищный враг не ослабляет напора. Воины во дворе сжимают бесполезное оружие. Они ничего не могут сделать против этого врага, но бежать некуда, да и нет у них мысли бежать: в дворцовую охрану всегда отбирали лучших из лучших. Тех, кто в самый безнадежный час не позволит себе умереть без боя. Следуя примеру старшины, известного всему царству золотоволосого героя, воины сорвали с себя доспехи прежде, чем те, раскаленные, начали обжигать тела.
Но если врага и можно увидеть, воины едва ли дождутся его появления: один за другим падают они, теряя сознание от нестерпимого жара, падают замертво, отравленные дыханием великого жертвенного костра.
Вот на крыльце появляется пожилой человек в испачканной копотью белой накидке. На челе его царский венец, но царя трудно узнать. Разный видели его подданные: и радостным юным счастливцем, и величавым мудрецом, и беспощадным ангелом смерти на бранном поле. Но не таким, как теперь, - не безумным.
Опираясь на надломленный посох, царь поворачивается на восток, к Башне Слез. Для него это Башня Рассвета, но царевна дала своему узилищу новое имя.
Царь смотрит на нее - конечно, не видит, она сама еле различает его фигуру. Но ей кажется, что сквозь гудение пламени доносится предсмертный крик:
- Данаила! Прости меня! Прости!..
Царь падает, и его тело катится по ступеням. Никто из воинов у подножия лестницы не оборачивается. Всякой стойкости приходит конец, и вот уже подкосились ноги у последних. Во дворце, наверное, остались слуги. Несчастные, им суждено увидеть, как, попирая тела последних защитников и законного правителя, взойдет по лестнице победитель.
Каким он будет?
И нужно ли ему это - входить во дворец? Ах, если бы отец послушал…
Названная Данаилой вытирает слезу со щеки. Скорбь, тысячекратная скорбь за всех, кто принял сегодня лютую смерть.
А сюда, наверх, огненная погибель почему-то не спешит. Царевна понимает: это ветер с перевала отдаляет миг ее смерти, относя удушливую гарь на равнину. Долго еще будет расти там черная трава - да кто увидит?
Равнина уже мертва.
Как жесток этот спасительный ветер… Для чего лишние минуты? Зачем видеть лик Бездны, торжествующий оскал победителя?
На юге пожар достигает пика, а на севере уже гаснет, оставляя дымящееся, блестящее черное месиво на месте прекрасных улиц.
Данаила неотрывно смотрит сквозь разрывы в завесах гари на тело отца.
Она ждет, когда у престола Единого сможет сказать ему: "Прощаю, отец, прощаю, царь. Страшной ценой ты искупил свое недоверие".
В положенный час Нехлад заступил на стражу. Кутаясь в плащ, он стоял под кроной невидимого во мраке дерева и вновь переживал так ярко вспомнившийся сон. Шумела листва, на склоне звала порадоваться чему-то ночная птица.
Когда занялся дворец, Данаила поняла, что в живых не осталось уже никого. Кроме нее.
Она почувствовала облегчение. Осталось только дождаться собственной смерти, но ветер с перевала все крепчал. Ветер, который вмиг разнес серное пламя, лишив жителей города даже призрачных надежд на спасение, упрямо щадил царевну, не подпуская к ней убийственный жар. Она задыхалась, но еще жила.
Данаила глянула вниз через перила балкона, но тут же приказала себе: нет, так нельзя! Судьбу нужно встречать лицом к лицу. Никто из тех, кого она видела из башни, не отступил, не смалодушничал - не сделает этого и она.
Ей, Данаиле, суждено оплакать всех? Да будет так!
Жирная, лоснящаяся гарь на перилах, резь в груди и слеза на щеке…
Но где-то далеко еще жив тот, кто был роднее прочих. Тот, кто не сумел добиться доверия… и, быть может, предотвратить…
О Единый, пусть он будет спасен! Пусть хоть в одном человеке сохранится на земле Хрустальный город - несчастный город, павший жертвой доверчивости и недоверия!
Никакой потребности в ночной страже не было, но Ворна с самого начала похода настоял на том, чтобы не расслабляться.
Предрассветный час казался бесконечным. Стареющий месяц уже скрылся за скальной грядой, небо переливалось самоцветами звезд. Как может спать звездочет в такую ночь?
Яромир шагнул к костру, провел рукой над пластом дерна, которым накрыли угли. Рука ощутила тепло. Это они тоже делали на всех стоянках: в случае нужды достаточно откинуть дернину, раздуть жар, подложив заготовленный хворост, - и вокруг светло. Нужды, как и следовало ожидать, не выпало ни разу. Но спутникам Яромира подобные хлопоты были не в тягость. Соратники отца, Владимира Булата, они смолоду впитали воинскую предусмотрительность.
Хотелось спать, но молодой боярин был рад, что бодрствует.
И еще больше был рад тому, что, когда Ворна сменил его, провалился в глубокий черный сон, лишенный видений.