В отчаянии Гарик бросился уговаривать Машу. Чем он взял эту несгибаемую и вечно занятую женщину, не знаю. Но только кончилось это все плачевно. Гарик порывался было рассказать подробности, но нарвался на глухой Машин рык и предпочёл отделаться общими фразами о "полной заднице"
Честно говоря, к концу допроса я начал чувствовать некоторое разочарование.
- Так что, эта вся паника только из-за денег?
- Не из-за денег, а из-за де-нег! - взревел воротила игорного бизнеса. - Из-за таких де-нег, что тебе и не чудилось! Они по нам по всем проедут, даже не заметят!..
Я уже начал бояться, что дело перейдёт на личности (вернее, на мою личность), но в разговор вступил менее меркантильный Николай Николаевич:
- Деньги и правда огромные. Но это ещё не все. Главное, уж больно ловко он это все обделывает. Либо мы имеем дело с суперменом, либо…
- Да не один он работает, не один! - вскинулась Маша. - Меня никто не смог бы… У него на подхвате люди есть! И усилителей не меньше трёх! И корректировщик! Скажи, Гарик!
- Ну, в общем. Маша права. Когда он её… то есть он на неё среагировал… Ну, короче, это не он сам реагировал. Он не отвлекался, только за шариком следил. И все прикидывал, каким Макаром мои денежки пропивать будет, сука!
- Нажитые непосильным трудом! - не удержалась Маша.
- А ты попробуй! Знаешь, какая работа нервная! День и ночь! Это тебе не гаражи страховать от цунами!
- Спокойно! Я свою работу качественно делаю Ни одного страхового случая за последние два года!
Николай Николаевич понял, что пришло время предоставить небо птицам.
- Извините, что прерываю. Давайте вернёмся к нашим проблемам. А то Андрей Валентинович, похоже, не до конца оценил масштабы. Если нам попался супер, это ещё полбеды: с одним супером можно как-то справиться. А вот если права Маша, то мы имеем дело со слаженной организацией, которая своим "топором" может много дров нарубить. Таких дров, что… Словом, плохо букет.
Я по-прежнему не осознавал масштабы. Подумаешь, обчистит эта банда пару казино, ну в лотерею выиграет, и что?
- Да что вы так дёргаетесь? - удивился я. - На хитрую дырку найдётся болт с резьбой. Или история не знает прецедентов?
- Молодой человек, - устало проговорил Николай Николаевич, - история знает прецеденты. Больше того: она вся из таких прецедентов и состоит. Первый достоверно установленный "топор" - Александр Великий, царь Македонский, последний- Джон Кеннеди. И не каждый раз мы успевали вовремя находить, как вы изволили выразиться, болт с резьбой.
Некоторое время я осознавал услышанное. Для дурацкой шутки всё это звучало слишком грустно, но и на правду похоже не было. Оно, конечно, Александр Македонский - герой…
- Погодите! - взмолился я. - Вы несёте какую-то чушь! И вообще, при чём тут я? Я не хочу в это впутываться! Я не идиот!
- Видите, - тихонько сказала Маша, - он ещё совершенно не готов.
- Да, - так же тихо ответил Николаич. - Только это уже не важно.
- Против лома нет приёма, если нет другого лoмa,- добавил Гарик.
И я понял, что моё решение на самом деле никого не волнует.
7
Наш военный совет напоминал совещание начальников штабов пионерской военно-спортивной игры "Зарница". Участники подпрыгивали от возбуждения, махали руками, горели глазами и вдохновенно несли полную околесицу. Околесица встречалась всеобщим одобрением и тут же фиксировалась на бумаге трудолюбивой Машей. Я больше помалкивал, потому что перед началом этой катавасии мне твёрдо объяснили, что это и не катавасия вовсе, а "мозговой штурм". И состоит штурм из двух этапов: вначале люди предлагают всё, что им в голову взбредёт, а уже потом предложенную чушь начинают критиковать и анализировать. С непривычки я попытался было сразу внести нотку здорового скептицизма, но моментально получил по сусалам и погрузился в размышления.
Где-то на задворках памяти сидела неясная, но обидная заноза. Часто так бывает: ты помнишь, что что-то помнишь, но не помнишь, что именно. В конце концов мне надоело ловить утерянную мысль за хвост, и я переключился на "мозговой штурм", хотя мозгами в нём, по-моему, и не пахло.
В данную минуту ораторствовал Гарик:
- …и вот хочет он водки - а мы ему канистру водки! Хочет он наркотиков- я ему кило отборного героина! Женщин любых в любом количестве!
- Точно! - подхватила по-женски коварная Маша. - А женщины ему в уши все новые желания нашёптывать будут. Дескать, слабо с парашютом на Кремль прыгнуть! Или шлем Александра Македонского спереть!
- Стоп!.. - завопил я. - Вот именно - Александра Македонского!
Эффект получился грандиозный - словно при массовом прерывании оргазма. Как меня не убили, до сих пор не понимаю. Но уж больно я боялся упустить вновь обретённую мысль. Не дожидаясь рукоприкладства, я торопливо схватил Николаича за рукав:
- Помните, вы приводили примеры "топоров" в истории? Первый - Македонский, последний - Кеннеди? Помните?
- Какого чёрта? - слишком членораздельно произнёс Николай Николаевич, и стало очевидно, что для него это выражение - эквивалент трёхэтажного мата.
Но сейчас было не до любезностей.
- Отлично. А потом вы сказали: "Мы не всегда успевали их остановить"? Кто "мы"? Почему эти "мы" кого-то останавливали? Как они могли останавливать Александра Македонского?
В этот момент я, пожалуй, впервые понял, что нахожусь внутри воинского подразделения. Командир ещё отдавал короткие рубленые команды ("Гарик - слушать, Маша - готовность"), а бойцы уже занимали места согласно штатному расписанию. Даже лица их превратились в щиты воинов армии Александра Великого: бронзовые, тяжёлые и надёжные.
- Андрей, времени мало, объясню все потом. Обещаю. Теперь попытайтесь максимально сосредоточиться. Повторяйте за мной: шиншилла, восемнадцать, жёлтый, Голгофа… Не так! Помогайте мне! Это важно!
- Андрюша! Пожалуйста! Очень прошу! Для меня, родненький! - Это Маша? Ничего себе!
- Движение на северо-западе! Давайте в темпе! - Гарик.
- Потом! Все потом! Всё, что угодно! Теперь важно сосредоточиться! Шиншилла, восемнадцать…
8
Судя по всему, сосредоточиться мне удалось на славу. Приходил в себя я долго и мучительно. Я даже не уверен, что приходил в себя, а не в кого-то другого В качестве братской помощи меня били по лицу. Долго и монотонно.
Первое ощущение, которое удалось осознать - удивление.
Вот бьют меня по физиономии, а не больно.
Ничего не больно, курица довольна.
Не хочу просыпаться. Ещё рано.
Ещё немножко, мама!
Влажная простыня.
Вот и хорошо. Простужусь, заболею.
Не пойду. Вот только куда?
В школу? На работу? В университет?
Нет, кажется, всё-таки больно. Только боль какая-то отдельная от всего остального организма.
Её можно отрезать и выкинуть.
А самому продолжать лежать.
Чем-то резко запахло.
Нос и глаза чихают и плачут.
Но они тоже отдельно.
Пусть они плачут и чихают - я ведь болен.
Дождь.
Неожиданно громкий шлепок.
Впервые боль совпала по времени с ударом.
Оказывается, у меня открыты глаза.
Я уже давно смотрю на Машу.
Она плачет, и мне от этого становится легче.
Другое лицо.
Губы говорят какие-то звуки, но они не складываются в слова.
"Шиншилла".
Господи, как башка-то трещит!
Я говорю это очень громко, но большое загорелое ухо склоняется прямо к моим губам.
Загорелое.
Это, наверное, Гарик, потому как сейчас март, а только Гарик может позволить себе солярий или Египет. Да, сегодня февраль. 12 марта. Я произношу дату и понимаю, что ответил на чей-то вопрос. Калейдоскоп мирозданья внезапно складывается в единое - невероятно болезненное - целое, и я начинаю плакать от боли.
9
Следующее пробуждение прошло гораздо более мирно. Если бы не жуткая мигрень, его можно было бы назвать даже великолепным. Приходил в себя я в приятном полумраке, на весьма приятных коленях, под аккомпанемент почти нежного поглаживания моей шевелюры усталой тонкой рукой. Такие колени и руки бывают только у женщин. Поэтому какое-то время я делал вид, что ещё не проснулся, а Маша делала вид, что ничего не замечает. Но как только я (будто бы спросонья) переложил руку половчее, мой ангел-хранитель щёлкнул меня по фамильному носу и сдавленно фыркнул в темноте.
- Тебе бы о душе сейчас подумать! - Маша произнесла это почти неслышным шёпотом, но в углу комнаты тут же взметнулись две тени, одна из которых не нашла ничего более умного, чем включить свет.
Я понял, что о душе думать самое время. Потому как держалась она в бренном теле из последних сил, о чём незамедлительно сообщила миру громким протяжным стоном.