Космополиты, населяющие Оланж, живут в атмосфере лихорадочного интеллектуального возбуждения и беспрестанной общественной деятельности. Сформированы комитеты и общества, представляющие всевозможные интересы и предпочтения, яхт-клуб, несколько ассоциаций авторов и художников, клуб знатоков-морфотографов, сцинтаррийская ассоциация любителей хуссейда, библиотека ойкуменических музыкальных архивов, товарищество устроителей Парильи (ежегодного фестиваля), колледж драматических искусств и гиперэстетическое общество "Дионис". Другие группы ставят перед собой филантропические или альтруистические цели - например, "Экологический фонд", добившийся запрета на ввоз любых инопланетных растений и животных независимо от их полезности или эстетической ценности. "Союз раскрепощения" развернул кампанию против "Договоров о повиновении", требуя упразднения поместий Уайи и возвращения земель племенам, подписавшим договоры. Партия "Борцов за эмансипацию эрджинов" (БЭС) настаивает на том, что эрджины - разумные существа, в связи с чем их порабощение незаконно. БЭЭ - группировка, производящая в Оланже, пожалуй, наибольший переполох, так как число эрджинов, импортируемых из Пальги в качестве домашней прислуги, сельскохозяйственных работников, уборщиков мусора и т. п., постоянно растет. Другие, не столь несговорчивые организации финансируют образование и трудоустройство ульдр-иммигрантов, переселяющихся из Уайи в Сцинтарре. Как правило, такие ульдры, происходящие примерно в равной пропорции из договорных и вольных племен, подвергают помещиков яростной критике. Их претензии, иногда вполне обоснованные, достаточно часто объясняются исключительно раздражением и неприязнью. Сторонники раскрепощения ("раскрепостители") время от времени предъявляют Думе иски от имени ульдр-переселенцев, пытаясь побудить к действию это заносчивое, вязнущее в обсуждении второстепенных деталей собрание, склонное к многословным поучениям, но движимое, как правило, сиюминутными прихотями и поветриями. Дума отмахивается от докучливых домогательств, жонглируя законами и прецедентами с ловкостью, достойной лучшего применения, либо назначает комиссию, рассматривающую иск и неизбежно приходящую к тому заключению, что условия существования на Договорных землях просто райские по сравнению с тем, что делается на просторах Вольного Алуана, где независимые племена бесконечно враждуют, устраивая засады и набеги, сопровождающиеся массовыми убийствами, пытками, грабежами и прочими жестокостями, совершаемыми под предлогом возмездия. Раскрепостители отвергают подобные соображения, находя их не относящимися к существу дела. Они подчеркивают, что у договорных племен отняли исконные земли, прибегнув к насилию и обману. По их мнению, сложившаяся ситуация недопустима, а тот факт, что присвоение земель имело место двести лет тому назад, никоим образом не узаконивает допущенную несправедливость, но лишь усугубляет нанесенный ущерб. Большинство обитателей Сцинтарре в целом и в общем разделяет точку зрения раскрепостителей.
Глава 1
Шайна Мэддок и брат ее Кельсе с заботливым любопытством разглядывали друг друга в вестибюле космического порта Оланжа. Шайна ожидала, что Кельсе изменится, и перемены были налицо - пять лет явно не прошли даром. Покидая родное гнездо, она рассталась с прикованным к постели калекой, бледным, отчаявшимся; теперь Кельсе выглядел сильным и здоровым, хотя и несколько исхудавшим. Едва заметное прихрамывание почти не напоминало об искусственной ноге, а левая рука не уступала правой легкостью движений, хотя Кельсе презирал поддельную плоть - металлическую кисть облегала черная перчатка. Кельсе стал выше - этого Шайна ожидала, не представляя себе, однако, что брат настолько изменится в лице, вытянувшемся и потемневшем, ожесточившемся выражением утонченной язвительности. Скулы его отчетливо выступали, подбородок торчал вперед, глаза сузились - Кельсе приобрел привычку посматривать искоса, будто чего-то опасаясь, что-то подозревая или кого-то осуждая. Последнее обстоятельство, по мнению Шайны, свидетельствовало о поистине коренном преобразовании: доверчивый, задумчивый подросток превратился в аскета, казавшегося лет на десять старше своего возраста.
Кельсе делал сходные выводы. "Ты изменилась, - сказал он. - Почему-то я рассчитывал встретить прежнюю веселую, легкомысленную, дурашливую девчонку".
"Мы оба не те, что прежде".
Кельсе презрительно покосился на свои протезы: "Ну да, конечно. Ты же еще не видела этих... приспособлений".
"Тебе удобно ими пользоваться?"
Кельсе пожал плечами: "Левая рука теперь сильнее правой. Могу колоть орехи пальцами и проделывать всякие потешные трюки. В других отношениях я, можно сказать, остался самим собой".
Шайна не удержалась от вопроса: "А я по-твоему, стала совсем другой?"
Кельсе с сомнением смерил ее глазами: "Ну, повзрослела на пять лет. Теперь ты не такая тощая. И научилась одеваться - выглядишь неплохо. Уезжала-то ты чумазым чертенком в лохмотьях".
"Чумазым чертенком, да уж..." - тихо, меланхолически повторила Шайна. Пока они шли по космическому вокзалу, ее переполняли воспоминания и образы. Проказливая девчонка, не знавшая ни зла ни горя, канула в прошлое - так, будто на чужбине она провела не пять, а пятьсот лет. Каким простым и понятным все казалось в детстве! Рассветная усадьба была средоточием Вселенной - ни больше ни меньше. Каждый ее обитатель воплощал свое предназначение. Ютер Мэддок был источником и олицетворением власти. Его решения - нередко милостивые, время от времени загадочные, порой ужасные - были законом неоспоримым, как законы небесной механики. Вокруг Ютера, повелителя Вселенной, вращались она и Кельсе, а также - по орбите не столь устойчивой, то приближаясь к трону, то пропадая в тени опалы - Кексик. Незамысловатое распределение ролей усложнялось лишь довольно-таки неопределенным, двусмысленным положением Кексика. Шайне отводилась роль "чумазого чертенка в лохмотьях", очаровательной баловницы, почти ни в чем ни у кого не встречавшей отказа - как иначе? Кельсе столь же естественно становился в позу благородного гордеца-страдальца, а Кексику поручалось амплуа удалого смельчака-весельчака. Таковы были неотъемлемые атрибуты бытия, безусловно подразумевавшиеся подобно розовому солнцу Метуэну в ультрамариновом небе Корифона. Унесенная мыслями в прошлое, Шайна видела себя на фоне Рассветной усадьбы: девочку среднего роста, не спешившую вытянуться, но обаятельно тонкую и длинноногую, без устали бегавшую, плававшую и лазившую везде, где можно было пробежаться, плюхнуться в воду или куда-нибудь вскарабкаться. Такой она была - такой она, в сущности, и осталась. Ее загоревшая на солнце кожа чуть отливала золотом, темные волнистые локоны непослушно сплетались. Она смотрела на мир с радостным удивлением, смеясь улыбчивым широким ртом и широко раскрыв глаза, будто каждое мгновение было чревато новым чудесным откровением. Любовь ее была невинна, ненависть - нерасчетлива, настроение менялось каждую минуту - то она нежно сюсюкала, приголубив какую-нибудь мелкую тварь, то весело дразнилась, уверенная в своей быстроногой безнаказанности... Теперь, через пять лет, Шайна надеялась, что не только выросла, но и поумнела.
Кельсе и Шайна вышли из вокзальной суматохи в мягкое, тихое сцинтаррийское утро. Шайна вдохнула знакомый ветерок, напоенный ароматами листвы и цветов. Под темно-зелеными кронами джубб пестрели фестоны пунцовых соцветий - солнечный свет сочился сквозь листву, рассыпаясь размытыми розовыми узорами на черной мостовой проспекта Харанотиса.
"Мы остановились в "Морском просторе", - говорил Кельсе. - По случаю твоего возвращения тетка Вальтрина, разумеется, сегодня же устраивает вечеринку. Можно было бы, конечно, не тратить деньги и ночевать в Мирасоле, но что поделаешь..." Кельсе раздраженно замолчал. Шайна вспомнила, что брат всегда недолюбливал Вальтрину. Кельсе спросил: "Вызвать такси?"
"Пойдем пешком. Здесь красиво! На борту "Ниамантика" тесно, пришлось неделю провести взаперти, - Шайна глубоко вздохнула. - Я рада вернуться! Уже чувствую себя как дома".
Кельсе иронически хмыкнул: "Что тебе мешало приехать раньше?"
"О! Самые разные вещи, - Шайна беззаботно махнула рукой. - Упрямство. Своеволие. Папаша".
"Полагаю, что упрямства и своеволия у тебя не убавилось. Папаша тоже каким был, таким и остался. Если ты надеялась, что он станет податливее, тебя ждет большое разочарование".
"Нет у меня никаких иллюзий. Кому-то придется уступить - мне это не труднее, чем кому-либо другому. Расскажи об отце. Чем он занимается последнее время?"
Прежде чем отвечать, Кельсе задумался - такой привычки Шайна в нем раньше не замечала. "Пять лет промчались во мгновение ока, и он уже не ребенок", - подумала она.
"В общем распорядок жизни остался прежним, - прервал молчание Кельсе. - С тех пор, как ты уехала, было много новых хлопот и... Ты, конечно, слышала о "Союзе раскрепощения"?"
"Кажется. Точно не помню".
"Своего рода общество, основанное здесь, в Оланже. Раскрепостители хотят, чтобы мы разорвали "Договоры о повиновении" и убрались из Уайи. Само собой, в этом нет ничего нового. Но в последнее время их движение вошло в моду, а Серый Принц, как он себя называет, стал популярной фигурой - символом грядущего раскрепощения, понимаешь ли".
"Серый Принц? Кто это?"
Кельсе криво усмехнулся: "Ну, скажем так... молодой ульдра из гарганчей, поверхностно образованный. У него хорошо подвешен язык, он умеет веселить публику и вызывает любопытство, как диковинный заморский фрукт - короче говоря, в Оланже по нему с ума сходят. Наверняка он не упустит случай покрасоваться на приеме у тетки Вальтрины".