Брат и сестра проходили мимо обширного синевато-зеленого газона, поднимавшегося от проспекта к цоколю высокого особняка с пятью фронтонами и башенками по углам фасада, выложенного горчично-желтой плиткой, перемежающейся полосами блестящего черного скиля - строения, задуманного в качестве эклектического каприза, но впечатляющего размерами и неким нескладным великолепием. Такова была Палата Хольруда, место пребывания Думы. Кельсе мрачно указал на нее движением головы: "Что ты думаешь? Раскрепостители уже там, "просвещают" нотаблей... Конечно, я выражаюсь фигурально - они не обязательно выступают в Палате сию минуту. Отец настроен пессимистично. Он считает, что Дума в конце концов издаст указ не в нашу пользу. Сегодня утром от него пришло письмо..." Кельсе порылся в кармане: "Нет, оставил в отеле. Он собирается встретить нас в Галигонге".
Шайна удивилась: "Почему в Галигонге? Почему бы ему не приехать сюда?"
"Ехать в Оланж папаша отказался наотрез. Надо полагать, уклоняется от встречи с Вальтриной - боится, что та заставит его идти на вечеринку. В прошлом году она так и сделала".
"Отцу не повредило бы немного развлечься. Вальтрина устраивает веселые сборища, мне они всегда нравились".
"Ничего, зато на приеме будет Джерд Джемаз - он сумеет всем испортить настроение не хуже папаши. Джемаз привез меня на своем "Апексе"; он же отвезет нас в Галигонг".
Шайна поморщилась - нелюдимого Джемаза она считала диковатым типом и сторонилась.
Показался обрамленный парой колонн главный вход отеля "Морской простор". Шайна и Кельсе вступили на пологий эскалатор без ступеней, спускавшийся в вестибюль. Кельсе распорядился доставить багаж сестры из космопорта, после чего они решили прогуляться по открытой террасе над полосой прибоя, взяли по бокалу бледно-зеленого сока облачной ягоды с искрящимися осколками льда и присели на скамью, повернувшись к Хурманскому морю. Шайна сказала: "А теперь расскажи, как идут дела в Рассветной усадьбе".
"По большей части все, как прежде. В озере Фей заново развели рыбу. Я занимался розысками месторождений к югу от Бездорожья и наткнулся на древнюю качембу".
"Ты в нее зашел?"
Кельсе покачал головой: "У меня от их закопченных закоулков мурашки по коже бегают. Но я упомянул о ней в разговоре с Кургечем. Он считает, что это, скорее всего, джирвантийская качемба".
"Джирвантийская?"
"Джирванты населяли Рассветные земли не меньше пятисот лет. Их поголовно истребили хунги, а потом пришли ао и вытеснили хунгов".
"Как поживают ао? Кто у них теперь матриарх?"
"Вопреки ожиданиям, столетняя Замина еще жива. На прошлой неделе они перекочевали в лощину Дохлой Крысы. Кургеч по пути завернул в усадьбу - я сказал ему, что ты приезжаешь. По его ммнению, тебе следовало остаться на Танквиле - здесь, говорит, у тебя будет уйма неприятностей
"Суеверный старый бес! Что он придумывает?"
"Кто его знает? Может быть, ничего. Просто "чует будущее", ка они выражаются".
Шайна отхлебнула из бокала, взглянула на море: "Шарлатан твой Кургеч. Не умеет он ни чуять будущее, ни угадывать судьбу, ни наводить порчу, ни передавать мысли на расстоянии. Чепуха все это".
"Неправда. У него есть способности самого удивительного свойства... Разумеется, Кургеч - всего лишь кочевник. Но он умудрился стать ближайшим другом отца - в своем роде".
Шайна возмущенно хрюкнула: "Отец - тиран. У него не может быть близких друзей, тем более среди ао".
Кельсе печально покачал головой: "Ты его просто не понимаешь. И никогда не понимала".
"Понимаю - не хуже тебя".
"Может быть и так. С ним трудно сблизиться. Кургеч составляет ему компанию как раз того сорта, какая ему нужна".
Шайна снова хрюкнула: "Непритязательное, верное существо, знающее свое место - вроде собаки".
"Ты глубоко ошибаешься! Кургеч - ульдра, отец - пришлый. Ни тот, ни другой не желают быть ничем иным".
Шайна залпом допила оставшийся сок: "В любом случае я не намерена спорить ни с тобой, ни с отцом". Она поднялась на ноги: "Прогуляемся к реке. Противоморфотная изгородь еще держится?"
"Говорят, ее регулярно чинят. Но я не был в Оланже с тех пор, как ты улетела на Танквиль".
"Лучше поскорее забыть эту неприятную историю. Пошли, найдем двенадцатипозвоночную кикимору, с тройными клыками, в игольчатом перламутровом экзоскелете!"
В ста метрах от террасы дорожка, параллельная пляжу, поворачивала вглубь болотистой поймы, окаймлявшей устье Виридиана, и заканчивалась у высокой ограды, затянутой стальной сеткой. Рядом красовался предупреждающий знак:
ВНИМАНИЕ!
Морфоты коварны и опасны! Ни в коем случае не соглашайтесь на какие бы то ни было предложения речных автохтонов и не принимайте от них никаких даров! Морфоты приближаются к ограде с единственной целью: искалечить, оскорбить или напугать интересующихся ойкуменидов.
ПОМНИТЕ!
Морфоты нанесли тяжелые увечья многим любопытствующим!
ВАША жизнь в опасности!
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ,
БЕСПРИЧИННОЕ ИСТРЕБЛЕНИЕ МОРФОТОВ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО.
Кельсе заметил: "Месяц тому назад семья туристов с Альцида пришла посмотреть на морфотов. Пока родители обменивались шутками с бутылкоголовым босхоидом в ползучих красных кольцах, другой морфот привязал к длинной ветке живую бабочку на нитке и заманил в заросли трехлетнего ребенка. Мама с папой и оглянуться не успели, как сыночка след простыл".
"Отвратительные твари. Должны же быть какие-то правила, ограничения! Неопытных инопланетян мог бы сопровождать платный экскурсовод-морфотограф".
"Кажется, Дума собирается провести закон "Об охране туризма" или что-то в этом роде".
Прошло минут десять, но морфоты не пожелали вынырнуть из болота, чтобы предложить какую-нибудь тошнотворную сделку. Шайна и Кельсе вернулись в отель, спустились в подводный ресторан и пообедали, заказав рагу из раков со стручковыми перцами и диким луком, салат из охлажденного кресса и горячие черные лепешки из молотых семян степного ферриса. Их окружало лучезарное сине-зеленое пространство - на расстоянии протянутой руки плавали, росли, ползали и дрейфовали по воле течения животные и растения Хурманского моря: белые угри и глянцево-синие рыбы-ножницы сновали в порослях гидрофитов, стайки кроваво-красных искрюшек, зеленых морских змеек, канареечно-желтых щебетух ритмично поблескивали, возникали и пропадали, временами высыпая мириадами, просеиваясь друг через друга в пуантилистическом беспорядке и вновь приобретая единообразие. Раза три появлялись отливающие серебром лиловые спанги - трехметровые страшилища, ощетинившиеся ядовитыми колючками, зазубренными усами-щупальцами и ворохом длинных острых зубов. Привлеченные движениями обедающих в полутемном ресторане, хищные рыбины с глухим стуком бросались на хрустальное стекло и уплывали прочь в раздраженном недоумении. Однажды поодаль проскользнула зловещая туша черного матадора, а еще дальше, в обесцвеченной толщей воды синеве, на минуту показался дергающийся силуэт плывущего морфота.
Ко столу приблизился человек, выглядевший на два-три года старше Кельсе: "Привет, Шайна".
"Привет, Джерд", - с прохладцей отозвалась Шайна. По причинам, не совсем ясным для нее самой, она с младенчества испытывала неприязнь к Джерду Джемазу. Тот вел себя сдержанно и вежливо, не отличаясь ни уродством, ни красотой - широкоскулый, со впалыми щеками и густой, коротко подстриженной темной шевелюрой над большим покатым лбом. Его костюм - темно-серая рубашка и синие брюки - казался почти подчеркнуто простоватым в Оланже, где каждый стремился перещеголять другого модными нарядными новинками. Шайна внезапно поняла, почему Джемаз производил отталкивающее впечатление. В нем невозможно было заметить ни одной из маленьких причуд, ни одного из мелочных простительных грешков, придававших очарование другим ее знакомым. Будучи не слишком широк в кости и не грузен, Джемаз, судя по тому, как натягивалась его одежда при движении, был достаточно мускулист. "Так же, как одежда, скрывающая доставшееся по наследству атлетическое телосложение, его напускная скромность - маска, скрывающая врожденное высокомерие", - подумала Шайна. Неудивительно, что Джерд Джемаз нравился ее отцу и Кельсе - он превосходил обоих в упорном сопротивлении новшествам, а его мнение, однажды сложившееся, поколебать было труднее, чем скалу под цитаделью предков.
Джемаз присоединился к брату и сестре, воспользовавшись свободным стулом. Чтобы не показаться слишком необщительной, Шайна поинтересовалась: "Как идут дела в Суанисете?"
"Потихоньку".
"В поместьях никогда ничего не происходит", - заметил Кельсе.
Шайна перевела взгляд с одного на другого: "Вы надо мной издеваетесь!"
На лице Джерда Джемаза появился намек на улыбку: "Почему же? У нас если что-то и происходит, то исподволь, украдкой".
"Так что же происходит исподволь и украдкой?"