Глава 3. Предложение, от которого невозможно отказаться
18 декабря 2140 года.
Терра-2, Ольгиополь.
Виктор Сомов, 44 года, и Андрей Маслов, 104 года.
…С орбиты он спустился на территорию военного порта в шлюпе.
Сомову положен был по службе персональный челнок-антиграв на восемь мест и к нему – штатный пилот. От второго командор когда-то отказался. Из принципиальных соображений. В детстве он ездил на вездеходах, и навсегда запомнил, как его отец утопил в илистом русле пересохшей реки Мангазейка могучую модель "Алеф", гордость 90-х… Отцу, давно оставившему этот мир, никак не удавалось поладить с техникой. Потом появились амфибии. Мать, женщина романтическая, попыталась вести первую их семейную амфибию и одновременно читать отцу стихи собственного сочинения. Машину, разумеется, она разбила, а заодно еще три чужих… ну, так уж получилось. Иногда так получается. Первый семейный аэрокар убил отца и чуть не погубил мать…
Виктор с детства любил железки. От Бога ли это было, или от того, что ему страстно хотелось разбираться в том, к чему родители были не навычны, только так оно и вышло. Железки тоже полюбили его.
К чему персональный пилот человеку, которого любят железки?
Выйдя за барьер энергетической защиты, Сомов присоединился к рою ожидающих. На Терре-2 полтора десятилетия драконовскими мерами приучали вольнолюбивую натуру местных жителей ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ВОЗДУШНЫМИ КОРИДОРАМИ и СОБЛЮДАТЬ ПРАВИЛА ВОЗДУШНОГО ДВИЖЕНИЯ. Еще чужая администрация приучала – в ту пору, когда Терра-2 была подмандатной территорией Женевской федерации. Штрафовали, отбирали машины, особо злостных нарушителей могли и на каторгу отправить. Или к психоаналитику – если каторга не помогала. Наверное, не зря тогда старались женевцы – в одном только 2108 году, говорят, на аэрокарах разбилось двенадцать тысяч человек…
Вбили. Вколотили. Имплантировали. Но какое же это было сладкое время для тех, кто счастливо приручился летать как положено. Коридоры открыты были всегда и для всех. Диспетчеры – сама любезность. Теперь – не то. Вот уже лет семь как транспортная проблема лихорадит большие города Терры… Вместе со всем "роем" Сомов висел в воздухе на высоте пятисот метров и дожидался, когда им, наконец, откроют коридор. Здесь, в пригороде Ольгиополя, терранской столицы, с этим особенно тяжко. Рядышком, по воздушной магистрали, аэрокары и, реже, антигравы шли несколькими потоками, сливаясь в одну разноцветную мерцающую стену. Снизишь скорость – и тебя выбросят из потока. Превысишь скорость – и тебя выбросят из потока. Сунешься мимо коридора – и тебя выбросят из потока. Пойдешь на обгон – и… ну ты уже в курсе, друг?
Чего стало больше? Машин? Или, может быть, людей?
Прошло полчаса.
Кто-то вырвался из роящегося скопления и пошел к городу в свободном полете. Быстро. Легко. Красиво. Скорее всего, прямо в лапы к инспекторам. Нервы не выдержали у бедняги. Впрочем, некоторым везет, не всех же ловят…
Еще десять минут. О, открывают, открывают! Поехали.
Сомов указал автопилоту курс и отключился от управления. Он тысячи раз летал туда и обратно по этой магистрали, но неизменно любовался на то, как нарастает внизу столица – от пригородов к центру.
Ольгиополь, во-первых, сумасшедший город. Ему нет и сотни лет, а он уже успел сбрендить. И, во-вторых, Ольгиополь это город сумасшедших.
Он слишком быстро рос и слишком вольно строился. Бывают города как государства. Ольгиополь – совсем другое дело. Это, скорее, город-континент, в котором уживается множество государств.
Вот чудовищный – от горизонта до горизонта – завод-неизвестно-чего, на который не ступает нога человека, пока что-нибудь не сломается. Им управляет с десяток операторов, сидя у себя дома. А вот – рядышком – усадьбы, утопающие в зелени, каждая с вывертами на свой манер. Стиль "флибустьер". Катеньке очень нравится. А она понимает в этом толк. Стиль "большой боярин". Стиль "гранада". Стиль "эчмиадзин". Стиль "фрезерный станок". Стиль… э-э-э… как-то его Катенька очень экзотично называла, не привел господь запомнить… "пьяная вишня"? "Китайский мандарин"? "Японский апельсин"? О! Точно. "Воровская малина". Да. А во-он там, чуть подальше, целое скопление "полевых экологов" – для не столь богатых людей. У них с Катенькой как раз такой. Модификация для океанского побережья, там не так мучительно мечтается о "флибустьере".
Вот старинный дом-дерево 80-х, наверное, годов. В детстве Сомова окружали такие во множестве, а теперь их почти не сохранилось. Вот совсем уж древний район – там еще есть маленькие домишки фронтирьеров, фактически, простые блочные бараки. Командор пытался представить себе – и не мог, что шестьдесят лет назад фронтир был здесь… А ведь он родился в таком вот коттеджике на несколько семей, и обзывали тогда фронтирьерскую архитектуру емким словом "необаракко". Вот стандарт 10-х годов: невысокий тридцатиэтажник, в плане – квадрат с просторным внутренним двориком. Вернее, с четырьмя внутренними двориками. На уровне восьмого, восемнадцатого, двадцать восьмого и тридцать восьмого этажей. Над первыми тремя – небо. Искусственное. Но иллюзия такого качества, что… а впрочем, такие дома все равно никто не любил. Вон там строили, наверное, в конце 20-х, когда все ошалели от недавно обретенной независимости и хотели чего-нибудь особенного… Над кварталами реют ажурные полупрозрачные конструкции, поворачиваются от ветра – то ли как паруса, то ли как флюгера: и о парусах и о флюгерах Сомов знал из какой-то информпрограммы, но в жизни никогда не видел ни того, ни другого. Весь район – просторный, чудовищно просторный, словно сон человека, жестоко страдающего от клаустрофобии… А это уже детище тридцатых. Шестидесятиэтажные "колизеи". Ничего лишнего. Сплошная прагматика. Нормирование. Тоска-а. И только веселенькие башенки тут и там. Совершенно непрактичные. Антенны, маяки, воздушные знаки можно было бы подвесить над домами, на антигравитационных платформах. Башенки, по большому счету, ни к чему. Но, как видно, у штатных государственных архитекторов сдавали нервы, хотелось им показать: нам, мол, тесно, нам нелегко, однако нам всем очень надо наверх. Выше. Выше. Еще выше…
Там мемориал первопроходцам. Тут административный октогон. Здесь портал субтерраноса. Дальше – представительство Российской империи. Суровый неоампир. Дальше – на самом горизонте – "Полигон для юных дарований", и от того, что там испытывают каждый день, здравомыслящие люди держатся подальше. Первую свою большую победу Сомов одержал именно там. Тридцать лет назад. Когда доказал недоумкам с верфи Русского сектора, что кассетное крепление малых надстроек в сто раз лучше простого энергетического…
Когда-то он строил корабли. Потом ремонтировал. Теперь в основном разрушает.
С высоты антигравьего полета город выглядел как дичайшее месиво. Проспекты. Узкие улочки. Отсутствие каких бы то ни было улочек. Ржавые металлопластовые развалюхи по соседству с виллами из новейшего биоморфа. Сверхдешевые кварталы для мигрантов из Поднебесной и независимого государства Совершенство. Совершенцев вообще море… Какой-то у них там эксперимент, и люди бегут, бегут… В последнее время въездной контроль ужесточили, но мигрантские кварталы все равно растут как на дрожжах, дети там завелись… Преображенский собор и епископальный городок рядышком, все в розах. Развлекательный центр. А по соседству – Дмитриевское кладбище, древнейшее в городе. Зоопавильоны. Квартал средних работяг с колоссальным пятидесятиэтажным гаражом для амфибий…
Дворец Старейшин во всем этом хаосе выглядел на редкость здравомысленно. Тринадцать лет назад его выстроили из натурального камня в тяжелом и практичном стиле неоампир. Разумеется, никто не подражал земной Российской империи, где его и придумали. Тут ведь так много местных модификаций, новинок, ну и… всяческих штучек… довольно непохожих… нда. Выглядел Дворец надежно, приземисто и… небогато. Не далее пары кварталов от него в метре над поверхностью на четырех гравитационных якорях висел "Сливочный торт" – посольство нищей Центральноафриканской республики. Это пышное здание с верхним ярусом в виде заснеженной саванны, по которой бродят призраки жирафов и перекатывается дюжина зеркальных солнц, по сравнению с Дворцом Старейшин выглядело как преуспевающий бандит в компании честного полицейского…
Внешние слои охраны облучили сомовский челнок полным каскадом спецсредств и пропустили на служебную ВПП. Там Виктор заякорился и прошел еще одну "полосу отчуждения", так и не увидев, впрочем, никого из людей. Затем его встретил улыбающийся лысый толстячок в форме и задал какой-то вопрос. Командор, не сразу поняв смысл вопроса, собрался с мыслями… собрался с мыслями… собрался с мыслями…
…вели куда-то по коридорам…
…необычный рисунок световых панелей…
…колодец?…
…довольно долго…
…сплошной металл…
…выше?…
…над поверхностью или под ней?…
…еще один пост…
– …Как вы себя чувствуете?
Унылый сад. Время заморозков, поздний сезон ветров. Деревья стоят голыми. Низкий дым от костерка ползает по сырой листве. Зябко. Тусклое солнце – вроде белой монеты под быстрым течением реки, края размыты. Небо… как разводы грязи на блестящей металлической плоскости. Узенькие аллеи.
А снаружи – сезон туманов, снежные хлопья, падая, тонут в пуховых перинах…
"Кто бы меня ни тряс… чисто теоретически, источником информации, как добраться до этого садика, я точно не стану".
– Нормально. Спасибо, нормально.