Пока принимали пищу и сенокс, удалось выяснить, что наш курс здорово поредел: Шишонок ранен – отправлен в госпиталь, Балаян погиб, Васипов погиб, а Аристарх Скорыня пропал без вести. Предположительно – в плену.
– Всех в Кларо-Лючийской оборонительной, – закончил Чубин.
– Это когда мы отступление наших из Синапского пояса прикрывали, – уточнил Оршев.
Так я узнал имя операции, прошедшей мимо, пока подлый Румянцев отрабатывал доверие и погоны в составе ЭОН.
– Тяжко пришлось? – Вопрос глупый, но я его задал.
– Да нормально пришлось. Всё как в учебниках. Черный космос, метки на тактике, захват-пуск, маневр-уклонение. В общем, вертись как умеешь. А не умеешь – до свидания. Веришь – нет, ни одного клона не видели!
– Зато Оршев на обтекателе две звезды нарисовал, – похвастался за товарища Чубин.
– Эх, кажется, все хорошее на сегодня уже закончилось, – Михаил Кербитьев на другом краю стола проглотил кружок твердокопченой колбасы.
Напитав бренные тела завтраком, мы потянулись прочь из столовой, от вкусных запахов и грохота тарелок к холоду, скафандрам и взлетной полосе.
Личный состав всего 19-го ОАКР выстроился и замаршировал к "Трем Святителям". Крыша его капонира была нашей временной взлетной полосой. Именно туда техники выкатывали флуггеры.
– А чего мы на авианосце не живем? – прошептал я, стараясь шагать в ногу.
– Профилактика обитаемых отсеков, – сказал правофланговый – незнакомый младший лейтенант.
Профилактика – такая вещь. Оправдывает любое желание начальства. Чтобы мы побегали лишний километр после столовой, например. Но без нее никак. Жесткое космическое излучение, конечно, парируется на девяносто девять процентов щитом и прочным корпусом. Остается тот самый один процент. Плюс работающие реакторы. Плюс Х-эрозия, что вышибает то одну, то другую молекулу из тела корабля. А среди них встречаются ох какие неполезные!
В обитаемых отсеках мы ходим без скафандров, так что периодическая профилактика – святое дело. Лучше перебдеть, чем заниматься потом восстановлением потенции!
"Дюрандали". Шесть машин рядком.
Центропланы в снежной пудре блестят в сиянии двух из трех звезд, давших по легенде имя Городу Полковников. Звезды, конечно, разновеликие (одна, все-таки, местное солнце, а другая – всего лишь искусственный орбитальный отражатель-концентратор), но равно тусклые. Они багрово рдеют сквозь белесую хмарь, выкрашивая облака и пейзаж плохим тревожным цветом.
Никаких запахов, так как на головах летные шлемы в "глухом" режиме. Общаемся по рации.
Земля ощутимо вибрирует, накатывает волна обвального грохота, а тени испуганно прядают в отблесках маршевых факелов: старт линкора – не шутки.
– "Эльзас", – провожает бронированную громадину голос Оршева. – Немцы помогать прилетели.
– Очень содержательно, Оршев! – Прорывается в динамики голос Бердника. – Что еще расскажешь? Ничего? Тогда работайте, бойцы! И ты, Румянцев, работай!
Комэск-три сейчас на другой полосе, ставит задачи "Горынычам" с ветеранами на борту. Но не забывает и молодое пополнение, благо все каналы ему доступны – не разболтаешься!
"Чем бы вас озадачить? – думаю я. – Ладно, начнем с классики"!
Мы прыгаем в кокпиты, даем шпоры и оказываемся на орбите, где буквально кипит жизнь флота: сотни флуггеров, фрегаты, крепости. Куда-то вдаль в направлении внешнего пояса астероидов спешат эскадренные тральщики; видимо, поступил сигнал насчет дрейфующих мин.
В нарезанном нам квадрате пространства я приказываю активировать защитное поле и всласть бабахнуть друг в друга из лазерпушек. Пусть ребята привыкнут доверять технике!
Очень нелишнее упражнение. Сам знаю как прыгает сердце, когда невидимая рентгеновская смерть растекается по эллипсоиду щита.
Потом следует простейшее одиночное маневрирование. Парни, да и я, должны привыкнуть к слегка примороженным реакциям "Дюрандаля". Это тяжелый, валкий утюг, который так непохож на "Горыныч"!
На закуску спускаемся в атмосферу и пытаемся полетать в звеньях.
– Оршев, соображай быстрее! Хватит одного тормоза – твоего флуггера! Если хочешь выйти на вираж, рукоять надо довернуть, а не подумать, что доворачиваешь! Жестче с машиной!
– Кербитьев! Ты потерял ведущего. Вам обоим – кранты. Когда делаешь мертвую петлю – давай больший импульс на маршевые! Иначе не полетит.
– Вахтанг! Не наваливайся мне на хвост! При торможении не стесняйся, дави на реверс сильнее! Пробуем еще: разгон до трех эм, минута и сбрасываем до ноль девять эм!
Я определенно нравлюсь себе в роли инструктора. Лишь внезапно вернувшаяся природная скромность не позволяет включить лексикон, усвоенный в кадетские годы от товарища Булгарина.
Восемь часов – как не бывало.
Вечером – на "Три Святителя", в объятия к медицине. Нет, лейтенант, не поправился. Вы усиленное питание получаете? Согласно рецепту? Ну и ладненько. Мочу предъявите. Какая прелесть! Почечки-то не совсем в порядке, да-с! А теперь мы вам кровь почистим. Головку сюда, пожалуйте. Пока работает центрифуга, мы вам нервную системку под гипнотерапией починим! Видите датчик? А вот кривая мозговой активности. Оч-ч-чень нехорошая кривая! Видите этот зубец на мониторе? Прелесть что такое, правда?
Мра-ак.
В казарме я валюсь на койку, весь излеченный. Играет отбой и световые панели медленно гаснут.
В затылок раздается шепот – это Веня перед сном решил пообщаться.
– Андрюха!
– А?
– Не вырубился еще?
– Нет.
– Слушай, а как так получилось, что мы все младлеи, а ты – полный лейтенант? Ты ж даже не доучился!
Ну начинается...
– Веня, давай лучше спать, а?
– Тебе жалко рассказать?
– Мне не жалко. Да только у меня такие подписки о неразглашении, что если разглашу, меня распылят на хрен и правильно сделают. Причем не исключено, что и тебя заодно распылят.
– Ой, ладно, нужны мне твои секреты! Рыцарь плаща и кинжала, блин. – Судя по голосу, Оршев решил обидеться.
Вот как так вышло, что в абсолютно пустой казарме я выбрал нары с Оршевым на борту?! Валялся бы себе над незнакомым офицером и горя не знал!
Обиделся Веня, как за ним обычно водилось, секунд на семнадцать.
– Ну ты хоть намекни, бродяга! Старому другу!
– Что именно тебя интересует, Вениамин Тихонович?
– Ты на ГАБ работал? Или на ГРУ? Тут про тебя такие слухи ходят, ух!
– На чоругскую контрразведку, – буркнул я.
– Эй, парни! Имейте совесть! Вставать через шесть часов! Это если тревоги не будет!
– Извините. – Шепчем мы хором, после чего я выключаюсь – как термоядерный двигатель, рывком.
Следующие дни помню плохо – один сплошной ком, отлитый из выездки "Дюрандалей" и медблока. График был такой – иглу не всунуть! Я даже не мог пообщаться с другими парнями из СВКА, хоть и были дружны до "не разлей вода". Просто не поспевал.
Мелькали физиономии Саши Пушкина и Коли Самохвальского. Они обретались в И-02 под крылом Готовцева. Сколько раз я вспоминал вот эти самые дорогие морды, пока вкалывал на господ Дитерхази и Родригеса! Пока уворачивался от пиратских ракет! Пока сам выступал за команду джентльменов удачи!
А теперь дальше "привет-приветов" не шло. Жалко, черт!
Потом как-то неожиданно наступило 25 января. Нас построили на бетоне под "Святителями". Контр-адмирал Канатчиков во всю мощь своей антроподевиантной грудной клетки (уроженец планеты Махаон, два сердца, не шуточки!) зачитал боевую задачу. Я о ней даже намеком не слышал – такой вот стыд!
Вкусная задача. Наглая, дерзкая, химически чистая истребительная!
Потом ребята погрузились в авианосец и улетели. А я остался как "недопущенный к боевой работе по медицинским показателям". Позорный неудачник.
Ребята шли прямиком в первый круг ада! Им предстояло отбить захваченную клонами яхту "Яуза" с труппой Императорского балета на борту! Яхта болталась в ремонте и без топлива на орбите планеты Фелиция, система Львиного Зева. И была она тогда в глубоком клонском тылу!
Как там всё прошло – врать не буду, потому что не видел.
А почему тогда глава моей омнипедии названа "Дебют "Дюрандаля""? Неужели из иронических соображений?
Нет. Во-первых – это правда. Рейд на Фелицию был дебютом машины в той войне. Во-вторых, я к нему причастен, как ни крути. Ребят из эскадрильи И-03 кто готовил? Вот то-то и оно.
Кому интересно, читайте остроумное сочинение контр-адмирала Пушкина! Он умудрился побывать и поучаствовать. От атаки против "Атур-Гушнаспа" до борта "Яузы" включительно.
Кстати, с того вылета Сашка не вернулся, и мы поставили за него свечки. Все, кроме Коли Самохвальского, который всё твердил, что "Пушкин сукин сын выкрутится"!
Куда ты выкрутишься с гражданской яхты, которую расстреляли торпедами в упор, чтобы не досталась клонам?
Но Коля, к счастью, оказался прав. Пушкина занесло в плен, на одну далекую планету, где он умудрился неслабо нашпионить, что в конце концов сыграло весомую роль в судьбе всей войны.
Самохвальский, кстати, выступил героем, притушив центральный пост управления ПКО фрегата "Балх", за что по справедливости получил героическую звезду на грудь и звезду на погоны, превратившись, таким образом, в первого Героя России во всем нашем авиакрыле.
В рейде погиб наш кумир – руководитель полетов Валентин Макарович Тоцкий. Снаряд линкора угодил в центр управления полетами "Трех Святителей" со всеми вытекающими.