Через несколько минут доктор кое-как устроился на узкой доске, выполнявшей роль сиденья. Полы дождевика он спустил вперёд, трость пристроил вертикально. Невольно подумал, что со стороны он сейчас выглядит, как типичный сельский лекарь, спешащий на вызов.
- По шторонам не шмотржите, - советовал Йожин, подавая доктору его саквояж. - Нишего интержешного не увидиче, а ехать дольше бужече.
- Почему? - поинтересовался Ватсон.
- Живой шеловек, когда шмотржит, вшё оштанавливает, - туманно объяснил Йожин. - Как бы это шказачь… - он прищёлкнул пальцами. - Людям вшегда нужна… не знаю как по-английшки… что ришуют… кажчинка, что-ли. Но у людей вржемени много, а у наш тут его мало. Вот вы и тржачиче швоё шобштвенное вржемя, а потом жалуечешь. Лучше вшего - вообще гжажа жакржойте. Домчичесь мигом. Только уж тогда не подгжядывайче. Можече, э-э-э… упашть, - последнее слово человечек сопроводил энергичным жестом.
- Я могу сконцентрироваться и впасть в транс, - без уверенности сказал Ватсон, вспомнив уроки, которые брал у профессора Уильяма Клейста из Общества Психических Исследований.
- Не штоит, миштер, - ирония в голосе мистера Йожина обозначилась совершенно отчётливо, а угодливость куда-то пропала. - Вы шлишком ждржавомышлящий джентчьмен, чтобы впашть в тржанш.
- Ну, в общем… - Ватсон смутился, вспомнив, что сказал ему профессор Клейст после месяца - напрасных занятий. - Наверное, вы правы. Мы ещё увидимся?
- Кто жнаеч, - вздохнул человечек. - Вшякое может шлучиччя.
- В таком случае - счастливо оставаться, - доктор в очередной раз подумал, что выглядит сейчас крайне глупо. Потом подобрал под себя ноги и прикрыл глаза.
- Шщасштливо добржачьша, мишт… - голос маленького человечка истончился и пропал где-то за спиной.
Ватсон на всякий случай зажмурился покрепче. Что-то ему подсказывало, что глазеть по сторонам и впрямь не стоит.
2
Странный это был путь - в полной темноте, даже без того остаточного света, который обычно брезжит из-под закрытых век. Никакого движения тоже не ощущалось - но не было и чувства, что стоишь на месте. Ватсон прислушался к себе и ощутил нечто вроде медленного ветра, пронизывающего тело и душу - как будто что-то невесомое плыло прямо сквозь него. Такое он испытывал иногда на спиритических сеансах, непосредственно перед явлением духов: словно внутри живота открыли форточку. Но тогда это было мгновенным и острым ощущением, а тут что-то плыло и плыло сквозь него, и это пугало.
Чтобы отвлечься, Ватсон принялся перебирать в уме свои последние решения и поступки.
Меры на случай его внезапного исчезновения приняты: большое письмо сэру Джеймсу Гейслопу, председателю Общества Психических Исследований, в котором он подробнейшим образом описывает свои последние изыскания, и аналогичное письмо Холмсу в Суссекс, будут отправлены через месяц, Картрайт об этом позаботится. Личный архив надёжно упакован и готов к отправке в Кембридж. Примерная опись самых важных бумаг приложена, Картрайт позаботился и об этом. Очень толковый малый. Он оставил ему кое-что по завещанию. Остальное - Обществу. Могут быть проблемы с правами на ранние сочинения: его старые литературные опыты всё ещё популярны. Но на такой случай у Общества есть адвокаты.
Может быть, всё-таки стоило что-нибудь завещать церкви? Этого жеста от него ждут… но - нет. После всего того, что он узнал за годы увлечения спиритуализмом, он не может даже косвенно способствовать распространению грубого, косного невежества, веками стоявшего на пути истинного познания духовного мира…
Что-то хлопнуло у него прямо над ухом, потом послышался клёкот. Коляску ощутимо тряхнуло - впервые за всё время пути. Ватсон, зажмурившись ещё крепче, схватился за трость - но тут же ощутил, что опасности больше нет.
Он снова углубился в размышления.
Будет очень жаль, если он не сможет вычитать корректуру "Истории спиритуализма в современном мире", не посетит Египет, куда он собирается уже два года, и не увидит больше Гемму. Хотя - книгу издадут и без него, в Египте нет ничего по-настоящему интересного, а девочка скоро утешится, ведь она так молода. Благо, в их отношениях они никогда не приближались к опасной грани, отделяющей искреннюю дружбу от так называемой страсти…
- Добрый день, сэр. Хорошо доехали? - раздалось прямо над ухом.
Ватсон открыл глаза и понял, что уже давно стоит. Тента над головой не было. Не было и дождя, хотя запах сырости висел в воздухе. Доктор поднял глаза и увидел смыкающиеся над головой кроны. Когда-то он их уже видел - только они были зелёными, пронизанными солнцем. Эти кроны были чёрными, и мёртвая листва свисала с них траурными лентами.
- Добрый день, Бэрримор, я отлично доехал, - сказал Ватсон, сходя с повозки и осторожно пробуя тростью дорожку: ему вдруг почудилось, что гравий заколыхался, как ряска на болоте.
- Всё в порядке, сэр, - поспешно сказал Бэрримор, принимая саквояж. - Досточтимый сэр Баскервиль лично распорядился, чтобы к вашему приезду всё выглядело как полагается.
- А что, - полюбопытствовал Ватсон, - обычно это всё выглядит… иначе?
- По-всякому бывает, сэр, - уклончиво ответил старик. - Но вы не волнуйтесь. Пока вы здесь, всё будет в наилучшем виде, мы об этом позаботимся. Да и вы сами очень здравомыслящий человек и не позволите себе лишнего, - добавил он.
- Я сегодня уже что-то слышал про своё здравомыслие, - нахмурился Ватсон. - Что вы имеете в виду?
- Не подумайте чего дурного, сэр. Просто люди так устроены, что видят только то, что допускает рассудок, - туманно пояснил Бэрримор. - Вот например, сейчас мы идём по аллее к дому. Вы видите Баскервиль-холл? Посмотрите внимательно…
Доктор всмотрелся в чёрный провал аллеи. В первую секунду ему показалось, что в нём нет ничего, кроме клубящегося тумана, но потом он разглядел очертания башен, стены, ворот. Створка приотворилась, показалась полоска неяркого света - твёрдая, гладкая и очень близкая, рукой подать. Он протянул руку - и неожиданно коснулся холодного металла.
Ватсон недоумённо заморгал: прямо перед ним была окованная медью дверь.
- Сэр! Подождите, сэр! У меня ваши вещи!
Доктор недоумённо обернулся - и увидел позади широкий газон, по которому ковылял Бэрримор, прижимая к животу саквояж.
Ватсон в недоумении потёр виски, на секунду прикрыв глаза. В тот же миг тяжёлое дыхание запыхавшегося старика раздалось у него буквально над ухом.
Доктор вздрогнул от неожиданности: Бэрримор стоял рядом. Вид у него был усталый и испуганный.
- Ох, сэр, ну и заставили же вы меня побегать! - укоризненно сказал он.
Ватсон опёрся на трость, ощутив внезапную слабость в коленях.
- Что произошло? Почему я здесь? Я ничего не делал.
- Простите, сэр, это моя вина. Вы смотрите слишком… сильно, - вздохнул старик. - Вас, можно сказать, засосало. Зато вы быстро добрались до места. Позвольте, я открою.
Он отворил дверь - она оказалась не заперта - и почтительно замер, пропуская гостя.
Ватсон вошёл в холл и осмотрелся. Холл был очень похож на тот, который он помнил по старым временам - те же стропила из чёрного дуба, тот же ряд фамильных портретов на стенах. Длинный обеденный стол был покрыт камчатой скатертью, с искусно вытканными изображениями водорослей, лягушек и каких-то извивающихся существ. Сквозь узкое окно с блёклыми, выцветшими витражами пробивался тусклый свет, почему-то наводящий на мысли о толще вод.
Над портретами висел родовой герб - огромная кабанья голова, искусно вырезанная из всё того же морёного дуба. Глаза кабана были закрыты, в отличие от оскаленной пасти.
Чугунная каминная решётка казалась затянутой тиной. Над ней плавали зеленоватые болотные огоньки. От камина ощутимо веяло холодом.
- Располагайтесь, сэр, хозяин скоро вернётся, - Бэрримор принял у доктора дождевик и кепи и заученным жестом отодвинул высокий дубовый стул с необыкновенно высокой и очень прямой спинкой. Ватсон такие стулья ненавидел, но во всех приличных домах подобная мебель была в чести. Увы, даже изнанка реальности не стала исключением.
- Извините, что не предлагаю перекусить: у нас это не принято, - хлопотал Бэрримор. - Кстати, - забеспокоился он, - вы пили и ели на той стороне? Это крайне желательно для поддержания стабильности вашего астрального тела…
- Мистер Йожин любезно угостил меня джином и сухарями, - усмехнулся Ватсон.
- Вас встречал Йожин? - на бесстрастное лицо Бэрримора легла тень. - Он с континента, - сообщил он таким тоном, каким говорят о незаконнорождённых. - Господин его пожалел и взял к себе на службу.
- И вы ревнуете, Бэрримор?
- Я не доверяю таким, как этот Йожин, сэр. Людоеды бывшими не бывают.
- Так он людоед? - Ватсону вспомнились голодные огоньки в глазах проводника.
- Ходят такие разговоры, сэр.
- Вот как? И что ж такого с ним случилось, что сэр Бэрримор преисполнился сочувствия к этому подозрительному субъекту? - поинтересовался доктор, устраиваясь за столом.
- Последний век он жил в каком-то тихом болоте - кажется, где-то в Польше, если я ничего не путаю, - объяснил Бэрримор. - Там во время войны германцы использовали газ. Хлор или что-то вроде того. Ему пришлось выйти на свет, его заметили и даже пытались изловить. Вот он и эмигрировал.
- Разве существа, вам подобные, боятся отравляющих веществ? - заинтересовался Ватсон. - Ох, извините, Бэрримор - разумеется, вы человек…
- Не за что, сэр. Я призрак, и знаю своё место. А те, кого вы имели в виду - живые. Не совсем как люди, но они пьют, едят и дышат.
- Их можно убить? - доктор попробовал откинуться и вытянуть ноги, но высокая спина стула гн позволила это сделать.
- Всех можно убить, - вздохнул старик, - вот только зачем?