Я оглянулся через плечо в сторону Моравик. Она спала, веретено упало к ней на колени, белое и пушистое - точь-в-точь перезревший камыш. Я отшвырнул битый паданец и задрал голову, разглядывая запретные сучья на макушке дерева, где висели золотистые яблоки. Вон то я, похоже, мог бы достать. Яблоко было круглое, блестящее, оно прямо на глазах наливалось сладким соком. У меня потекли слюнки. Я нащупал опору и полез наверх.
Мне осталось две ветки до того яблока, когда со стороны моста послышался крик, а потом - перестук копыт и звон упряжи. Я застыл на месте. Вцепившись в ветку, как мартышка, я встал на ноги, раздвинул листья и взглянул в ту сторону. По мосту в город скакал отряд людей. Один ехал впереди, с обнаженной головой, на большом буром коне.
Это не Камлах и не дед; и он не из наших дворян - его люди носили незнакомые цвета. Когда они подъехали ближе, я разглядел, что их предводитель - чужестранец, черноволосый, чернобородый, одет не по-нашему, на груди - что-то золотое. Наручи на нем тоже золотые, плечи очень широкие. Отряд у него был человек в пятьдесят.
"Король Горлан из Ланаскола". Откуда взялось это имя, такое отчетливое, я понятия не имел. Может, в лабиринте подслушал? Кто-то невзначай обмолвился при мальчишке? Может, даже приснилось? Щиты и наконечники копий сверкнули на солнце, на миг ослепив меня. Горлан из Ланаскола. Король. Приехал жениться на моей матери и взять меня с собой, за море. Она будет королевой. А я…
Он уже поднимался в гору. Я принялся осторожно сползать вниз. "А если она откажет ему?" Это голос корнуэльца, я узнал его. А потом - голос дяди: "Да все равно, если она и откажет ему… Мне бояться нечего, даже если он сам явится…"
Отряд неторопливо переезжал через мост. Лязг оружия и топот копыт слышался в неподвижном разогретом воздухе.
Приехал он сам. Он здесь.
На высоте фута над стеной я оступился и едва не упал. По счастью, мне удалось удержаться и благополучно соскользнуть на стену вместе с дождем листьев и коры как раз в тот момент, когда нянька пронзительно закричала:
- Мерлин! Мерлин! Господи помилуй, где же этот мальчишка?
- Я здесь… здесь, Моравик… я слезаю.
Я приземлился в высокую траву. Она бросила веретено и подбежала ко мне, подобрав юбки.
- Что там творится на дороге у реки? Лошади скачут, похоже, целый отряд… Святые угодники, вы поглядите на этого ребенка! Только на неделе починила тунику, а теперь глянь, на кого ты похож! Смотри, какая дыра - кулак пролезет, а грязный-то, грязный - бродяга, да и только!
Она протянула руку - я увернулся.
- Прости, пожалуйста. Я спускался и упал, хотел сказать тебе. Там отряд всадников - приезжие! Моравик, там король Горлан из Ланаскола! В красном плаще и с черной бородой!
- Горлан из Ланаскола? Господи, да это же всего миль двадцать от моей деревни! Хотела бы я знать, зачем он явился?
Я удивленно посмотрел на нее.
- Как, ты разве не знаешь? Он приехал жениться на маме.
- Чушь какая.
- Это правда!
- Ну да, правда! Уж я-то знала бы! Не говори таких вещей, Мерлин, а то попадет тебе. Откуда ты это взял?
- Не помню. Мне кто-то сказал. Мама, наверно.
- Не было такого, сам знаешь, что не было.
- Значит, я где-то слышал.
- Слышал, слышал! Говорят, чем щенок глупее, тем уши длиннее. От земли не видать, вот и слышишь все на свете. Чего улыбаешься-то?
- Просто так.
Она прижала палец к губам.
- Слишком много слушаешь того, что тебя не касается. Неудивительно, что люди говорят то, что говорят.
Если мне случалось проболтаться, я обычно отступал и уходил с опасного места, но сейчас я был слишком возбужден.
- Это правда, правда, вот увидишь! Какая разница, где я это слышал? Ну не помню я, но знаю, что это правда! Моравик…
- Ну, что?
- Король Горлан - мой отец, настоящий отец!
- Че-го?
Возглас провизжал, как пила.
- А ты не знала? Даже ты не знала?
- Да не знала я, не знала! И ты ничего об этом не знаешь. И если только заикнешься кому-нибудь еще… Да откуда ты вообще знаешь, как его зовут? - Она встряхнула меня за плечи. - Откуда ты знаешь, что это король Горлан? Никто не говорил, что он приедет, даже мне ничего не сказали.
- Не помню, где и что я слышал. Я просто слышал где-то это имя, вот и все, и я знаю, что он приехал к королю насчет мамы. Мы уедем в Малую Британию, Моравик, и ты с нами поедешь, если хочешь. Поедешь, правда? Там твой дом. Мы, наверно, рядом будем…
Она сжала мое плечо, и я умолк. К моему облегчению, в саду показался один из телохранителей короля. Он подбежал, запыхавшись.
- Его к королю требуют, мальчишку. В большой зал. И поживей.
- Кто приехал-то? - спросила Моравик.
- Король сказал - поживей. Ищу, ищу его…
- Кто приехал?!
- Король Горлан из Бретани.
Она зашипела, как встревоженная гусыня, и отпустила меня.
- Мальчишка-то зачем понадобился?
- А я знаю?
Слуга запыхался - день был жаркий, а стражник был грузен и не церемонился с Моравик - она была моя нянька и с ней считались немногим больше, чем со мной.
- Я только знаю, что за госпожой Нинианой послали, и за мальчишкой тоже, и, по-моему, кой-кому здорово всыплют, если королю вздумается позвать его, а его там не окажется. Он сам не свой, как эти гости приехали, вот что я тебе скажу.
- Ладно, ладно. Беги назад, скажи, сейчас придем.
Стражник убежал. Моравик обернулась ко мне и ухватила меня за руку повыше запястья.
- Ах, силы небесные! - У нее было больше всяких амулетов и талисманов, чем у любого другого жителя Маридунума, и я ни разу не видел, чтобы она прошла мимо придорожного святилища и не воздала почестей его божеству, кем бы оно ни было, но официально она считалась христианкой и в трудных ситуациях становилась весьма набожной. - Херувимы, серафимы, святые угодники! И надо ж ему было именно сегодня ободраться, как чучелу! Скорей, скорей, детка, а то попадет нам обоим.
Она поволокла меня к дому, громко взывая ко всем своим святым и требуя, чтоб я пошевеливался, - она явно решила даже не обсуждать тот факт, что я был прав насчет приезжих.
- Ах, святой апостол Петр, и зачем только я наелась угрей на обед? Всегда меня от них в сон клонит! И надо ж, чтоб именно сегодня! Ну-ка, быстро, - она втолкнула меня в комнату, - скидывай эту рвань и надевай хорошую тунику. Что-то тебе Господь посылает? Ничего, сейчас узнаем! Скорей, скорей, детка!
Комната, где я жил вместе с Моравик, была маленькой, темной, рядом с комнатами прислуги. Там все время пахло жареным из кухни, но я любил этот запах; любил и старую грушу, обросшую лишайниками, - она заглядывала в самое окно, и летом по утрам на ней пели птицы. Мое ложе находилось прямо под окном. Кровать не кровать - просто доски на чурбаках, ни резьбы, ни спинки. Я слышал, как Моравик говорила другим слугам, думая, что я не слышу, что это, мол, не место для королевского внука, а мне - что ей так удобно: поближе к прочим слугам. Да там было и неплохо: Моравик следила, чтобы мой тюфяк всегда был набит свежей соломой, а шерстяное одеяло было ничуть не хуже, чем у моей матери в ее большой комнате рядом с королевской опочивальней. Сама Моравик спала на соломенном тюфяке на полу у двери, и это ложе иногда делил с ней большой волкодав, который спал у нее в ногах и вечно чесался и охотился за блохами, а иногда Кердик, конюх, сакс, которого взяли в плен во время набега много лет назад и женили на одной из наших девушек. Через год она умерла родами, и ребенок тоже, но Кердик остался и, видимо, был вполне доволен своей участью. Я однажды спросил Моравик, зачем она пускает собаку в комнату, если все время жалуется на вонь и блох; не помню, что она ответила, но я и так знал, что пес здесь затем, чтобы предупредить, если кто ночью войдет в комнату. Кердик, конечно, не считается: при виде него пес только стучал хвостом по полу и уступал ему место. Наверно, Кердик приходил за тем же, за чем и пес, - ну и не только за этим. Моравик на эту тему особо не распространялась, и я тоже. Считается, что дети спят очень крепко, но я даже совсем маленьким иногда просыпался по ночам и тихо лежал, глядя на звезды за окном - они блестели в ветвях груши, как серебристые рыбки в рыбацкой сети. Что делали Кердик с Моравик - меня не занимало: он стерег меня по ночам, как она днем, вот и все.
Моя одежда хранилась в деревянном сундуке у стены. Он был очень старый, расписанный изображениями богов и богинь наверно, его привезли аж из Рима. Роспись потускнела, стерлась и осыпалась, но на крышке еще виднелась непонятная сцена: какое-то место, вроде пещеры, бык, человек с ножом, кто-то еще со снопом и еще одна фигура в углу - она почти совсем стерлась, но у нее был нимб вокруг головы и в руке посох. Сундук был отделан кедровым деревом; Моравик сама стирала мою одежду и перекладывала ее пахучими травами из сада.
Она откинула крышку так резко, что та стукнулась об стену, и вытащила лучшую из двух моих хороших туник, зеленую с алой каймой. Она крикнула: "Воды!", одна из служанок принесла, и Моравик отругала ее, что та пролила воду на пол.
Снова прибежал толстый слуга и, запыхавшись, велел нам поторопиться. Моравик только обругала его за все труды, но вскоре меня снова поволокли вдоль колоннады через большую дверь с аркой в главную часть дома.