- Ермолаев, - обратился я к фельдфебелю, возвращая прапорщику ружьё, - подай-ка мне своё ружьё.
- Вашбродь, - протянул мне оружие фельдфебель. - Вы бы глянули в вашу зрительную трубу на деревню.
- Что там такое? - спросил я, вешая ружьё на плечо.
- Да вот, вашбродь, - как-то неуверенно сказал Ермолаев, - углядел Сашка Осипов, самый глазастый из наших... Ну так вы гляньте в трубу-то...
Я понял, что ничего путного от фельдфебеля не добьюсь, и решил последовать его совету. Сняв с пояса чехол с дешёвенькой подзорной трубой, я разложил её и направил на деревню.
Да. Глазастый парень наш Сашка Осипов. Вот только лучше бы мне этого не видеть. Я считал себя бывалым солдатом, видавшим виды, - и бой, и лагерь после боя, однако то, что я увидел в деревне... Меня едва не вывернуло наизнанку.
- Так это... вашбродь, - напомнил о себе Ермолаев, - правда, что Сашка сказывал, или как?
- Если про повешенных, то - да, - ответил я. - Солдаты пограничной стражи и простые поселяне...
- Сволочи, - процедил сквозь зубы Ермолаев.
- Мы с ними посчитаемся, Ермолаев, - заверил его я. - Обязательно. Кмит, за мной!
Не задавая вопросов, прапорщик пошёл за мной. Я сделал пять шагов, поправил кивер и крикнул в сторону застянка.
- Эй, там, за стенами! Русский кто разумеет?! - и добавил: - Parler franГais?
- Псякрев! - донеслось с той стороны. - С тобой говорить не о чем!
- Ладно бы солдат, - не смотря на это продолжил я, - но детишек с бабами за что перевешали?!
- Хлопы! - голос из-за стены был полон пренебрежения. - Вам, русским, служили!
- Невежлив ты, пан! - с усмешкой крикнул я. - Я стою перед тобой, как на ладони, а ты за брёвна спрятался! Неужели, пуль наших боишься? Так мы не стреляем!
Поляки же продолжали стрелять по нам, хотя пули их не долетали до нас, падали у самых наших ног.
- Вот он я, коли так интересно! - крикнул шляхтич, поднимаясь над частоколом в полный рост. Он был без сомнения красив, от таких барышни всегда без ума, однако неподалёку от него болтались в петлях покрытые кровавой коркой человеческие тела. Их пытали и повесили по его приказу.
- Поручик Суворов! - представился я, касаясь пальцами козырька кивера. - К вашим услугам! - И уже тише добавил. - Держу пари, вы, прапорщик, не сумеете сбить с него кивер. Ставлю пять рублей.
- Принимаю, - также тихо ответил Кмит, как бы невзначай положив руку на ремень наградного штуцера.
- Ротмистр Шодровский! - тем временем лихо козырнул польский гусар, от чего ментик лихо взлетел над его плечом.
В тот же момент прапорщик Кмит скинул с плеча свой штуцер, коротко взвёл курок и нажал на спуск. Голова гусара дёрнулась, как от удара в лоб, кивер с белоснежным султаном слетел с его головы.
- Ах вы ж курвины дети! - растеряв весь лоск, заорал лишившийся головного убора гусар. - Кровь Христова! Русские псы! Предатели!
- Полезай обратно за стену, шляхтич драный! - в тон ему крикнул я. - От меня ты пулю в лоб получишь!
Я скинул с плеча унтерское нарезное ружье и выстрелил в гусара, неосторожно высунувшего голову между заострённых кольев. Пуля разнесла ему лицо, оставив кровавую кашу.
- Идёмте, Кмит, - махнул я прапорщику. - Нам пора к солдатам.
- К чему всё это представление, господин поручик? - спросил у меня Кмит.
- Я хочу зацепить его гонор, - ответил я. - Спровоцировать атаку.
- Господин поручик, - протянул Кмит, - разумно ли это? Гусар в застянке не меньше эскадрона или дивизиона, а нас только взвод. Они нас просто сомнут.
- Не сомнут, - покачал головой я. - Не забывайте, прапорщик, у нас есть артиллерия. Штабс-капитан Ермилов зарядил орудия картечью. Сейчас попрошу нацелить их на ворота застянка, главное, успеть.
- А что если поляков не удастся спровоцировать? - резонно спросил прапорщик.
- Согласен, трюк довольно дешёвый. Но если слухи о польском гоноре не врут, гусары просто обязаны напасть на нас. Мы же оскорбили их командира, да ещё так жестоко. Если он не захочет атаковать сейчас, выведу солдат на опушку, и мы дадим несколько залпов с безопасной дистанции. Благо, патронов в достатке. Такой наглости гонористые шляхтичи не стерпят.
- Не проще ли было убить его?
- Тогда они, скорее, не стали бы атаковать, а засели в застянке.
- Но ведь можно расстрелять застянок из пушек или дождаться батальона...
- Второй вариант неприемлем, прапорщик, - отрезал я. - Во-первых: это означало бы, что мы не справились с поставленной задачей. А во-вторых: эскадрон, тем более, дивизион гусар просто так границу не переходят. Значит, скоро должны подойти подкрепления из-за границы. Вот они нас точно сотрут в порошок. Разносить же застянок из пушек - глупо. Нам здесь ещё укрепляться и, возможно, оборону держать. Как вы предлагаете делать это без стен? А возможно, и с почти разрушенными домами.
- Может и так, - не стал спорить Кмит, - но всё же, должен заметить, что вы слишком сильно рискуете.
- Господин штабс-капитан, - кивнув Кмиту, обратился я к Ермилову, - разрешите спросить: вы орудия зарядили?
- Зарядили, поручик, - кивнул тот. - А в чём дело?
- Не могли бы вы развернуть их на застянок, - предложил я.
- Для чего?
- Вы, думаю, видели нашу с прапорщиком эскападу, - заметил я. - Думаю, её хватит для того, чтобы выманить гусар из застянка. Как только они ринуться на нас, вы дадите залп по ним.
- Умно, - согласился штабс-капитан. - На дороге, в лесном массиве такой густоты, гусары ударят прямо по дороге и попадут под перекрёстный залп орудий моей батареи. Не завидую я тогда этим гусарам. - Он обернулся к прислуге своих пушек и зычным голосом принялся командовать: - Разворачивай орудия! Нацеливай на дорогу!
- Спасибо, Ермолаев, - сказал я фельдфебелю, возвращая ружьё и, скомандовал, как только фейерверкеры споро установили пушки на новые места. - Стройся за орудиями! Примкнуть штыки!
И тут ворота застянка заскрипели и из них вихрем вылетели польские гусары. Штабс-капитан Ермилов нервно потёр шею, вглядываясь в мчащихся на нас конников.
- Ближе, ближе, - бормотал он себе под нос. - Можно и сейчас пальнуть, но всех не сметём, хоть и в перехлёст вдарим. - Он поднял руку над головой, но командовать не спешил. - Как только мы залп дадим, молодой человек, вы тут же из мушкетов добавите. Стреляйте прямо в дым, не важно, что ничего видно не будет. Вы многих убить сумеете, даже вслепую, главное, не дать им опомниться... Приготовьтесь, ребята, - оборвал он сам себя, - сейчас пальнём. Так вот, - я понял, что штабс-капитан вновь обращается ко мне, - после залпа погодите немного, пока дым не рассеется и двигайте в штыковую. Но не раньше, чем рассеется дым. На поле много коней будут биться в агонии. Могут ваших людей покалечить...
Да будешь ты стрелять или нет! Гусары уже за мушкетоны взялись!
- Пли!!! - снова оборвал сам себя Ермилов - и ему ответили орудия батареи.
- Огонь! - скомандовал я, следуя совету штабс-капитана.
Треск мушкетов показался каким-то жидким после оглушительного залпа пушек. Пули ушли куда-то в кислый пороховой дым.
Из облака, окутавшего гусар, доносились крики, стоны и ржание лошадей.
- Эх, люди-то понятно, - услышал я голос фельдфебеля Ермолаева, - они хоть знали на что шли. А лошадей-то за что?
Как только более-менее развиднелось, я скомандовал солдатам "в штыковую". Мы обошли орудия и улыбающихся бомбардиров с фейерверкерами, провожавших нас шутливыми репликами, вроде:
- На нашем горбу в рай! Мы за вас поработали, а вы теперь идёте штыками врага добивать! Задайте этим пшекам жару! Пусть знают наших!
- К лошадям не подходить! - наставляли солдат унтера. - Они вас одним ударом копыта пришибут!
Бывалый штабс-капитан оказался во всём прав. Всё пространство между позициями артиллерии и застянком усеивали тела людей и лошадей, по большей части, мёртвые, но попадались и живые. Лошади были копытами. Люди, в основном, катались по враз размокшей от пролитой крови земле и стонали от боли.
- Бегом марш! - скомандовал я и прибавил глухим голосом, вспомнив о замученных женщинах и детях. - Раненых - добить!
И мои люди на бегу вонзали штыки в подвывающих гусар, обрывая их муки. Я знал, что за подобное обращение с поверженным врагом меня не погладят по головке, однако ничего поделать с собой не мог. Чёртовы поляки должны были поплатиться за убитых стражников и мирных жителей.
- К терему! - приказал я, когда мои люди вошли в застянок. - Окружить терем! Не дайте гусарам носа из него высунуть!
И мои люди, ворвавшиеся в застянок, тут же бросились к самому большому зданию в нём. Терем - сердце любого застянка, крепкий дом, где могут разместиться защитники деревянной крепости, когда стены взяты и враг уже внутри. Гусары вели огонь из бойниц терема и мои люди укрылись за домами.
- Прапорщик, - скомандовал я, - отберите людей, умеющих обращаться с лошадьми. Пусть они успокоят животных, пока те кого-нибудь не покалечили.
По застянку носились гусарские кони, многие из которых ещё не успокоились после страшной скачки через огонь и дым к воротам.
- Есть, - ответил тот и умчался собирать людей.
- Вести огонь по бойницам, - продолжал командовать я. - Рассредоточиться вокруг терема и не давать гусарам носа высунуть из него.