Дегтярёв кивнул и пошёл дальше. Николай чувствовал, что он допускает страшную ошибку, может быть, даже самую большую в своей жизни. Он был достаточно сообразителен, чтобы связать своё плохое самочувствие с укусом бешеной обезьяны, но желание тишины, покоя и темноты было настолько сильным и всеобъемлющим, что ему проще было соврать. Только бы спрятаться куда-нибудь, неважно, что случится потом. Хоть смерть, но сейчас он должен был отдохнуть.
Открыв дверь одного из кабинетов, в котором обычно квартировал Джеймс Биллитон, когда находился в Москве, Минаев прошёл внутрь, закрыв за собой дверь, сел за стол, во вращающееся широкое кресло. Но туда падал свет из окна, и Минаеву он мешал. Тогда он перебрался в угол кабинета, куда не попадал ни один луч света, и улёгся прямо на пол, на ковровое покрытие, свернувшись калачиком. Как ни странно, в такой позе зародыша он почувствовал себя лучше. Голова закружилась даже сильнее, но головокружение не было неприятным, скорее наоборот, каким-то плавным и убаюкивающим.
Николай прикрыл глаза и почувствовал, как приятное онемение охватывает всё его тело, и он даже не чувствует под собой жёсткого пола, а как будто плывёт куда-то в полной невесомости. Тошнота тоже начала уходить, и её место занимала блаженная дрёма. Очень хотелось спать, и появилось ощущение безопасности. Николай нашёл то место, где наконец ему станет спокойно и удобно и никакой свет ему уже не помешает. В какой-то момент он вдруг понял, что умирает, но затем эта мысль показалась ему нелепой - умирать должно быть неприятно, а сейчас ему стало по-настоящему хорошо.
И так он лежал, тихо-тихо, и вскоре сознание оставило его навсегда, а за ним ушла и сама жизнь. Остывающее тело неподвижно лежало на полу, до тех пор, пока дверь не открылась и кто-то не вошёл в тёмный кабинет.
Владимир Сергеевич Дегтярёв
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Оверчук как раз "решал вопросы" с милицией, поэтому Владимир Сергеевич был один, когда столкнулся с подъехавшим на такси Джеймсом Биллитоном. Тот был бледен, взволнован, путал русские слова с английскими и вообще выглядел так, как будто его привезли на расстрел.
- Владимир, это правда, что животные разбежались?
- Это правда, Джеймс, - кивнул Дегтярёв.
- Что мы должны делать?
В голосе американца проскальзывали панические нотки, казалось, что он вот-вот сорвётся на крик.
- Оверчук берёт всё на себя, но я ему не верю, - вздохнул Дегтярёв. - Он скорее нас перестреляет, чтобы мы не проболтались, чем этих обезьян. Я сейчас буду звонить всем, кто с этим хоть как-нибудь связан. Пусть объявляют комендантский час, чрезвычайное положение, карантин, что угодно, но это следует остановить. Вам тоже следует предупредить своих, в Америке. Вы не давали ещё туда наши новые результаты?
- Нет, я жду отчёта от Сергея, - покачал головой Биллитон. - Меня же попросят обратиться к психиатру, если я позвоню им и скажу, что у нас мёртвые обезьяны питаются живыми. Надо будет отправить видеоматериалы, отчёт и всё, что у нас есть.
- Это верно. Я тоже не буду говорить, что некоторые из разбежавшихся животных мертвы. Скажу, что они просто носители опасного заболевания.
- Кому вы собираетесь звонить? - спросил американец.
- Своему руководству, - задумчиво сказал Дегтярёв. - Начну с них, по крайней мере. Если они не смогут расшевелить городские власти, то я тоже не смогу. Если я сейчас расскажу об этом следователю, то он меня арестует, меня продержат в камере как минимум до утра, а затем время будет безнадёжно упущено.
- Почему вы так думаете? - удивился Биллитон. - Опасность слишком высока, чтобы просто держать вас в камере.
- Именно поэтому, - усмехнулся Дегтярёв. - Следователь должен показать, что он "прореагировал" на сигнал опасности. Он запрёт меня в клетку и сядет писать свои рапорты, протоколы, не знаю, что они там в таких случаях пишут. Потом он потребует привести меня к нему и будет старательно подгонять дело к тому, что он лично ни в чём не виноват. Всё. Это нормальная бюрократическая реакция. Я лучше бы обратился к военным.
- У вас же есть военные на связи. Из этого, как его… закрытый город…
Американец закрутил пальцами, пытаясь вспомнить недающееся слово.
- Горький-16, - подсказал Дегтярёв.
- Верно, - кивнул тот.
- Попробую им позвонить, я сразу не подумал, - согласился Дегтярёв. - Там даже не знакомые, а мой лучший друг и однокашник. Может быть, они сообразят быстрее, что следует делать. И надо найти диски с видеозаписями с камер слежения в виварии. Мы делали копии, и они должны быть где-то в лаборатории. Если мы пошлём эти записи, то нам поверят быстрее. И в любом случае я не буду им звонить, пока Оверчук рядом. Если и есть люди, которым я доверяю меньше, то я с ними незнаком.
- Понимаю. В крайнем случае, попробуем действовать через меня. Я поднимусь к себе в кабинет, поищу записную книжку и диск со своим отчётом. Может быть, это поможет заставить кого-то двигаться быстрее.
Биллитон повернулся, чтобы уйти, но Дегтярёв остановил его и спросил:
- Дать вам фонарик? Света нет и до утра не будет.
- А как же вы?
- Я возьму у охраны. У них есть несколько.
- Тогда давайте.
Биллитон взял фонарь у Владимира Сергеевича и убежал в здание, а Дегтярёва окликнул следователь, так и стоявший со своими бумагами у капота милицейской машины.
- Владимир Сергеевич, когда сможете уделить мне внимание?
- Послушайте… - тяжко вздохнул учёный. - Давайте я завтра приеду к вам, в ваш кабинет, и всё расскажу, что знаю. Меня всё равно здесь не было во время взрыва, я ничего не видел, а сейчас у меня на руках чрезвычайная ситуация. Нет электричества, отключились холодильники с культурами, вся работа летит в тартарары. Войдите в моё положение. Надо спасать ситуацию.
Следователь задумался. Разумеется, есть определённый порядок, но он был всё же нормальным человеком и понимал, что таскать на допросы людей, у которых в этот момент дом горит, не всегда разумно. Налицо сам факт взрыва, известно, что взрывное устройство забросили с улицы, и забросил его не директор. Ему уже отдали кассету с записью с камер слежения, где взрыв запечатлён, а значит, будет видно, как бомба попала во двор. Эксперты уже были, взрывотехники - тоже, чего же ещё требовать? Так стоит ли сейчас приставать к людям и мешать им работать? Не стоит.
- Хорошо, - кивнул следователь. - Скажите мне лишь одно: кто это мог сделать, по-вашему?
- Не знаю, - пожал плечами Дегтярёв. - Или просто хулиганы, или "зелёные", Гринпис какой-нибудь. Здесь проводились эксперименты на животных. Других теорий у меня нет. Животные разбежались.
- Это опасно? - насторожился следователь.
Дегтярёву хотелось сказать: "Это настолько опасно, что я посоветовал бы тебе, парень, взять своё оружие, эту машину, погрузить в неё свою семью или только жену, кто там у тебя, если я вижу только обручальное кольцо, и валить из этого города так далеко, как только сможешь". Но Владимир Сергеевич этого не сказал. Почему? Для себя это он обосновал тем же, чем обосновывал это Биллитону. Поднимать панику в городе должны были специально предназначенные для этого люди, а не сам Дегтярёв и какой-то следователь, даже фамилию которого он не запомнил.
Но на самом деле причина была другая - страх. Страх того, что следователь скажет: "Чем же вы, сволочи, здесь занимались, в центре моего города?" Страх того, что его сразу поволокут в камеру, а его собственная семья останется без его защиты. Страх того, что следователь достанет из-под пиджака свой пистолет, который висит там, в кобуре на боку, и просто застрелит Владимира Сергеевича, и будет прав.
Ситуацию разрешил неожиданно появившийся Оверчук.
- Здесь не работают с опасными вирусами, не то место, - решительно заявил он следователю. - Но вообще следует избегать контактов с обезьянами и крысами, хотя бы из целей обычной осторожности. Обезьяны переносят массу болезней, опасных для человека. Даже СПИД, судя по всему, появился от них. Эти "зелёные", когда устраивают что-то подобное, меньше всего задумываются об окружающих, им лишь бы себя проявить. Я только что разговаривал с вашим руководством, они сказали, что все остальные действия мы можем перенести на завтра. Официальная версия - взрыв газового баллона. Ваши уже привезли и поставили знак, огородили всё лентами, а у меня с той стороны человек дежурит.
- Но завтра я хотел бы видеть вас у себя. - Следователь по-прежнему обращался к Дегтярёву, игнорируя Оверчука.
- Обязательно, - согласился тот. - А сейчас извините, у меня хлопот выше головы.
- Понимаю.
Дегтярёв побежал в будку проходной, где дежурил Ринат Гайбидуллин.
- Ринат, у вас есть хороший фонарик?
- Да, конечно.
- Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Нам надо спуститься в подвал, найти кое-что в лаборатории.
- Пойдёмте.
Ринат взял из ящика стола фонарь-дубинку. Дегтярёв окинул его взглядом, посмотрел на висящее на плече ружьё.
- Ринат, вы бы взяли оружие в руки. - Учёный замялся. - А то… животные хоть и разбежались, но, может быть, и не все. А если обезьяны сильно напуганы, то могут напасть, а взрыв их напугал наверняка. Увидите их - стреляйте сразу, цельтесь в голову.
- Вы серьёзно? - У охранника глаза на лоб полезли. - Они вам не нужны разве?
- Они были нужны до тех пор, пока не перемешались между собой. Теперь уже эксперименты с ними невозможны. Со слов Николая знаю, что там и так всё разнесено взрывами, так что стрелять можно. А милицию я сейчас предупрежу, чтобы не удивлялись выстрелам.