* * *
На Земле, когда еще существовала Земля, жили такие маленькие животные - кошки. У меня когда-то был кот. Иногда я часами наблюдала, как он спит - лапы, усы и уши у него подергивались, когда он гонялся за воображаемой добычей в том мире, который изобретал его спящий мозг.
Мой сын выглядит так же, когда шимп прокрадывается в его сны.
Метафора почти буквальная: кабель проникает в его мозг, подобно какому-то паразиту, обмениваясь теперь информацией по старомодной волоконной оптике, потому что Дикс сжег свой беспроводной линк. Или, пожалуй, занимаясь принудительным питанием - яд течет в голову Дикса, а не наоборот.
Я не должна здесь находиться. Разве не я недавно разразилась тирадой насчет вторжения в мою личную жизнь? (Недавно. Двенадцать световых дней назад. Все относительно.) И все же я не вижу, что Дикс может назвать здесь своим личным: ни украшений на стенах, ни каких-то поделок или хобби, ни видеомузыкальной консоли с панорамным звуком. Вездесущие в каждом жилом помещении секс-игрушки стоят без дела на полках; я предположила бы, что он сидит на либидо-подавителях, если бы недавний опыт не доказал иное.
Что я делаю? Это что, некий извращенный материнский инстинкт, какое-то рудиментарное проявление плейстоценовой материнской подпрограммы? Неужели я настолько робот? Или мозговой ствол послал меня сюда охранять своего ребенка? Охранять своего сексуального партнера?
Любовник он или личинка, это вряд ли имеет значение: его жилище - лишь пустая раковина, здесь нет ничего от Дикса. Тут лежит только его заброшенное тело: пальцы подергиваются, глаза мечутся под опушенными веками, следя за образами, возникающими в мозге. Они не знают, что я здесь. Шимп не знает, потому что мы сожгли его подсматривающие глаза еще миллиард лет назад, а сын не знает, что я здесь, потому что… ну, потому что сейчас он не здесь.
Кого я должна из тебя сделать, Дикс? Ничего из этого не имеет смысла. Даже язык твоего тела напоминает, что тебя вырастили в Баке - но я далеко не первый человек, которого ты увидел. Ты вырос в хорошей компании, с людьми, которых я знаю, которым доверяю. Доверяла. Как же ты оказался на другой стороне? Как они позволили тебе ускользнуть?
И почему они не предупредили насчет тебя?
Да, есть правила. Есть угроза того, что враг будет наблюдать долгими и мертвыми ночами, угроза… других потерь. Но такое беспрецедентно. И уж кто-нибудь наверняка мог оставить подсказку, какой-то намек, зашифрованный в метафоре, слишком тонкой для туповатого…
Я многое бы дала, чтобы подключиться к этому каналу, увидеть то, что сейчас видишь ты. Но рисковать я, конечно, не могу - я выдам себя, как только попытаюсь вклиниться во что-либо, кроме опорного сигнала, и…
…секундочку…
Эта скорость передачи слишком низка. Ее не хватит даже для передачи графики с высоким разрешением, не говоря уже о тактильной и обонятельной информации. Ты погружен в лучшем случае в каркасный мир.
И все же, посмотри на результат. Пальцы, глаза - как у кота, которому снятся мыши и яблочные пироги. Как у меня, когда я вспоминала давно потерянные земные океаны и горы, пока не поняла, что жить в прошлом - всего лишь еще один способ умирания в настоящем. Скорость передачи говорит, что это чуть ли не тестовый сигнал, а твое тело показывает, что ты погружен в иной полноценный мир. Как же машине удалось обмануть тебя, заставив принять жидкую похлебку за деликатес?
Зачем машине вообще так поступать? Информация лучше усваивается, когда ее можно попробовать на вкус, услышать - наши мозги созданы для намного более богатых нюансов, чем сплайны и графики рассеяния. Даже самые сухие технические инструктажи и то более чувственные. Зачем довольствоваться фигурами из палочек, если умеешь писать картины маслом и создавать голограммы?
А зачем вообще нужно что-то упрощать? Чтобы уменьшить набор переменных. Чтобы управлять неуправляемым.
Кай и Конни. Вот где были два взаимосвязанных и неуправляемых набора данных. До несчастного случая. До упрощения сценария.
Кто-то должен был предупредить меня о тебе, Дикс.
Возможно, кто-то попытался.
* * *
Наступает день, когда мой сын покидает гнездо, облачается в жучиный панцирь и выходит на прогулку. Он не один - с ним на корпусе "Эри" телеуправляемый шимпом робот, который придет на помощь Диксу, если тот оступится и упадет с корабля в звездное прошлое.
Может быть, такое останется лишь тренировкой, и этот сценарий - катастрофический отказ систем управления, шимп и его резервные копии отключились, а все задачи по техобслуживанию неожиданно свалились на плечи людей - так и останется генеральной репетицией кризиса, который никогда не наступит. Но даже самый невероятный сценарий за время жизни Вселенной становится почти вероятным, вот мы его и отрабатываем. Тренируемся. Ныряем наружу, затаив дыхание. Время у нас строго ограничено, даже в защитных скафандрах: при нашей скорости жесткая фоновая радиация поджарит нас за несколько часов.
Миры прожили и умерли с тех пор, как я в последний раз пользовалась коммуникатором.
- Шимп.
- Здесь, как всегда, Санди. - Голос ровный, беззаботный и дружественный. Легкий ритм психопата.
- Я знаю, что ты делаешь.
- Не понимаю.
- Думаешь, я не вижу, что происходит? Ты готовишь следующую смену. Старая гвардия причинила тебе слишком много хлопот, поэтому ты начал с нуля, создавая людей, которые не помнят то, что было прежде. Людей, которых ты… упростил.
Шимп не отвечает. Камера робота показывает Дикса, пробирающегося сквозь нагромождение базальтово-металлических композитов.
- Но ты не можешь самостоятельно вырастить ребенка. - Я знаю, что он пытался: в списке команды нет никаких упоминаний о Диксе до момента, когда он там вдруг появился уже в возрасте пятнадцати лет, и никто про него не спросил, потому что никто никогда… - Посмотри, что ты из него сделал. Он отлично справляется с задачками на условные "если - то". Мгновенно проделывает расчеты и циклические вычисления. Но он не может думать. Не способен на простейшие интуитивные прыжки. Ты уподобился одному из… - я вспоминаю земной миф еще тех дней, когда чтение не казалось такой отвратительной и напрасной тратой жизненного срока, - одному из тех волков, что пытались вырастить человеческого ребенка. Ты можешь показать ему, как перемещаться на четвереньках или охотиться в стае, но не можешь научить, как ходить на задних конечностях, говорить или быть человеком, потому что ты слишком тупой шимп, и ты наконец-то это понял. Вот почему ты бросил его на меня. Думал, я смогу исправить твои ошибки.
Я перевожу дыхание и делаю спланированный ход:
- Но он для меня ничто. Понял? Он хуже, чем ничто, он обуза. Он шпион, напрасная трата кислорода. Назови хотя бы одну причину, почему я не должна запереть его снаружи, пока он не поджарится.
- Ты его мать, - заявляет шимп, потому что шимп, хотя и прочел все о родственном отборе, но слишком глуп, чтобы понять нюансы.
- Ты идиот.
- Ты любишь его.
- Нет. - В моей груди возникает ледяной комок. Губы произносят слова, они выходят размеренно и монотонно. - Я никого не могу любить, безмозглая ты машина. Вот почему я здесь. Или ты действительно думаешь, что они рискнули бы исходом твоей драгоценной бесконечной миссии, послав в полет стеклянных куколок, которым нужны тесные взаимные узы?
- Ты его любишь.
- Да я могу убить его в любой момент. И именно так я и поступлю, если ты не переместишь портал.
- Я тебя остановлю, - мягко предупреждает шимп.
- Это ведь так просто. Всего-навсего перемести портал, и мы оба получим то, что хотим. Или же можешь настоять на своем, но тогда попробуй согласовать твою потребность в материнском влиянии с моей твердой решимостью свернуть этому гаденышу шею. У нас впереди еще долгий полет, шимп. И ты можешь обнаружить, что меня не так легко вычеркнуть из уравнения, как Кая и Конни.
- Ты не можешь закончить миссию, - произносит он; почти нежно. - Вы это уже пытались.
- А речь идет не об окончании миссии. Лишь о ее незначительном замедлении. Твой оптимальный сценарий больше не обсуждается. Теперь портал может быть завершен только одним из двух вариантов - или ты спасаешь Остров, или я убиваю твой прототип. Твой ход.
Анализ затрат и результатов для этого предложения весьма прост. Шимп может провести его мгновенно. Однако он молчит. Молчание затягивается. Готова поспорить, он ищет какие-нибудь другие варианты. Обходной путь. Он подвергает сомнению исходные предпосылки сценария, пытаясь решить, всерьез ли я говорила и могут ли настолько отличаться от реальности все его книжные представления о материнской любви. Может быть, анализирует историческую статистику внутрисемейных убийств, отыскивая лазейку. И такая лазейка вполне может отыскаться. Но шимп - не я, это более простая система, пытающаяся понять более сложную, и это дает мне преимущество.
- Ты будешь мне должна, - произносит он в конце концов.
Я едва не взрываюсь от хохота:
- Что?
- Или я расскажу Диксону, что ты угрожала его убить.
- Валяй.
- Ты ведь не хочешь, чтобы он знал.
- Мне все равно, будет он знать или нет. Может, ты думаешь, что он попытается в отместку убить меня? Думаешь, я потеряю его любовь? - Я выделяю последнее слово, растягиваю его, чтобы показать, насколько это нелепо.
- Ты потеряешь его доверие. А здесь вам нужно доверять друг другу.
- О, конечно. Доверие! Самый что ни на есть долбаный фундамент этой миссии.
Шимп молчит.