– Все-все, нет меня больше, – довольно улыбаясь, поднял тот руки и кивком указал на меня. – Обращайтесь теперь вот к тьеру Стайни.
– Э, плохо как… – искренне огорчился скотовод. – Зачем уходишь, а? Такой место хороший бросаешь… У нас ведь все тебе завидовать – сидишь себе, ничего не делаешь, а хороший денежка получаешь…
– Вот посидел бы ты здесь безвылазно пару лет, я бы тогда посмотрел, в радость тебе та денежка была бы или нет, – обозлился эсс-тарх.
Но пожилой степняк уже утратил интерес к бывшему начальнику таможенного поста и ничего ему не ответил. Он принялся внимательно разглядывать меня, а потом, что-то решив для себя, сказал:
– Тысяча и еще четыреста барашка мне запиши. Платить пошлина буду.
– Готард, а кто должен считать овец? – окинув взглядом непрестанно движущуюся массу овец, спохватился я.
– На кой их считать-то?! – выпучил глаза тот. – Тебе же сказали – тысяча четыреста голов! Так и пиши.
– А если… – Я замялся и покосился на степняка.
– А если и так, то ничего страшного, – правильно понял причину моей заминки десятник. – Ну недосчитается казна пары медяков таможенного сбора, так это ж ерунда. А правильно счесть этих животин – целая проблема. Сейчас-то, по лету, еще ничего, скота немного гонят, а что тут по осени творится… В общем, в казначействе решили, что проще дать скотоводам малые поблажки, чем прислать хороших счетоводов и организовать здесь точный учет. Так что не грузись – все нормально. Степняки – они тоже понятие имеют, больше, чем на десяток-другой голов, не обманут. Чисто так для душевного удовольствия.
– Ну ладно, раз так – значит, так, – вздохнул я и посмотрел на ун-тарха Свотса, подтвердившего кивком правдивость слов десятника.
– Все бумаги заверяются в конторке, – тут же встрял делопроизводитель Нетвор. – Пойдемте, тьер Стайни, я покажу, что и как заполнять.
– Да, идемте, – согласился я, поманив за собой степняка.
– Стайни, ты как разберешься с этим делом, в трактир зайди, – сказал мне в спину десятник. – Потолкуем…
– Хорошо, – уже на ходу ответил я.
– Пойду-ка я вещички укладывать, – уведомил нас возбужденно потирающий руки эсс-тарх Бачур, видя, что в его присутствии мы не нуждаемся. И едва ли не бегом помчался собирать пожитки.
Мы же неспешно вошли в здание таможни, и делопроизводитель немедленно взялся обучать меня правильно заполнять нужные документы. Усевшись на стоящий возле письменного стола стул, тьер Нетвор начал тыкать пальцем в бумаги и пояснять:
– Берете вот эту декларацию из стопки, проверяете ее номер… он должен идти по порядку… вписываете имя… – Прервавшись, он вопросительно посмотрел на скотовода.
– Фархад пиши, сын Абдулы, – пригладив тощую бороденку, важно заявил степняк.
Я записал. А тьер Нетвор продолжил:
– Вписываете имя владельца груза и в обязательном порядке количество сопровождающих его лиц. Сколько там, шестеро погонщиков было?
– Семеро нас, – молвил степняк и начал степенно перечислять: – Я, младший брат, его сын, племянник моего побратима…
– Мы поняли, поняли, – торопливо перебил его делопроизводитель и велел мне: – Впишите здесь просто – с шестью сопровождающими. А поименно их перечислите уже в книге учета перемещающихся через границу лиц.
– Записал. – Я оторвал взгляд от бумаги.
– Теперь следует заполнить графу с наименованием перемещаемого через границу груза и его количеством.
Я старательно вывел: "Овечья отара. Тысяча четыреста голов".
– Теперь открываете перечень облагаемых таможенной пошлиной товаров и подсчитываете, какую сумму вы должны взыскать с Фархада, сына Абдулы, – дождавшись, пока я запишу, сказал делопроизводитель.
– Всего медяк с головы? – удивился я, быстро найдя овец в перечне, расписанном в алфавитном порядке.
– Все верно, – подтвердил тьер Нетвор. – А в сумме выходит, что вам должны уплатить тысячу четыреста медяков или два золотых и восемь серебряных ролдо. Последнюю сумму и следует вписать в декларацию.
Скотовод, услышав о деньгах, тут же вытащил из-за пазухи потертый, засаленный кошель и начал отсчитывать нужную сумму. Серебром, правда, – золота у него, похоже, не водилось.
Тьер Нетвор терпеливо дождался, пока степняк выложит на стол требуемое количество серебряных монет:
– А теперь, когда пошлина уплачена, ставите печать внизу документа и отдаете его уважаемому Фархаду, сыну Абдулы.
– Что, и все? – недоверчиво осведомился я, пораженный простотой документооборота.
– Нет, конечно, не все, – улыбнулся делопроизводитель. – Все, что вы сейчас записали, нужно занести в книгу учета. А каждое утро уже из нее делаете выписки, перечисляя выданные за прошедший день декларации, и передаете их с собранной таможенной пошлиной в городское отделение казначейства.
– Но мне же нельзя отлучаться с поста, – заметил я.
– Вам-то, разумеется, нельзя, а вот несущие здесь службу стражники каждое утро сменяются и возвращаются в Остмор, – вмешался тьер Свотс. – Они и обеспечивают ежедневную доставку выписок и денег до казначейского отделения.
– Понятно.
– Вот и отлично, – добродушно усмехнулся ун-тарх и засобирался на выход. – Что ж, раз вы со всем разобрались, то нам здесь больше делать нечего.
Я открыл было рот, дабы узнать еще кое-что, но он меня успокоил:
– Ничего-ничего, тьер Стайни, все будет в порядке. А о всяких тонкостях здешней службы вам лучше десятника поспрашивать, он лучше меня в этом деле разбирается. Ну а я через пару дней загляну к вам и разъясню неясности, коли они останутся. Договорились?
– Ну хорошо, – пожал я плечами.
– И это… удачи тебе с контрабандистами! – с ухмылкой пожелал мне эсс-тарх Бачур, уже переодевшийся в цивильное.
Покосившись на прежнего начальника таможни, я плотно сжал губы, чтоб не дать вырваться какому-нибудь ругательству. Гад ведь какой, издевается… Хотя сам совсем недавно был на моем месте.
Коротко попрощавшись, ун-тарх с делопроизводителем быстро убрались из таможенной конторы. Прихватили по пути эсс-тарха, заскочили в свою карету – только мы их и видели. И остались мы вдвоем с бесом, бросающим унылые взгляды на горстку уплаченного степняком серебра…
"А может, ну ее, а?.. Такую службу…" – с надеждой воззрился на меня рогатый, сочтя невеликую сумму серебром недостойной внимания.
"Мы не в том положении, чтобы отказываться, бес, – вздохнул я. – И так чудом отделались от дознания по делу о бегстве Энжель. Нам теперь надо сидеть тихо-тихо и не отсвечивать, пока про нас совсем не забудут. Да и потом полгода – это не так долго. Найдем чем заняться и как себя развлечь".
"Недолго?! Полгода – это недолго?! – возопил возмущенный бес, подскочив едва ли не до потолка. – Да мы тут через пару дней от скуки сдохнем!"
"Ну, может, все не так печально? – выразил я осторожный оптимизм и поднялся из-за стола. – Пойдем лучше десятника на предмет здешних реалий расспросим".
"Толку-то? И так понятно, что дыра – она и есть дыра", – чуть поостыв, буркнул бес. Но оспаривать мое решение не стал. Просто перескочил мне на плечо, скрестил лапы и угрюмо засопел, выражая таким образом свое отношение к происходящему.
Убрав учетные книги в шкаф, я закрыл контору и двинулся прямиком в трактир. Пообщаться с Готардом, а заодно и перекусить. А то уже в желудке урчать начинает…
Быстро дойдя до приземистого строения, я вошел внутрь и ненадолго остановился у двери. Темновато оказалось в зале. А все из-за того, что на улице пасмурно и сквозь окна проникает слишком мало света. Ну а запалить средь бела дня лампы кому-то, видимо, жадность не позволила.
– Стайни, двигай сюда, – окликнул сидящий у стойки Готард и, мотнув головой в мою сторону, обратился к трактирщику, кряжистому мужику, неторопливо вытирающему полотенцем медный кубок: – Вот, Лигет, знакомься – наш новый начальник.
– Кэрридан Стайни, – по-простому представился я и пожал протянутую руку.
– Лигет Райс, – крепко стиснув мне ладонь, веско уронил трактирщик и вернулся к своему занятию.
– Народу немного, как я посмотрю, – оглядевшись, заметил я, желая завязать разговор с примолкшими мужчинами.
– Да, немного, – продолжая натирать и так уже блестящий кубок, безразлично отозвался Лигет. – Осенью будет больше.
– Может, пивка? – предложил Готард.
– Даже и не знаю… – замялся я, соображая, как отреагировать на такое предложение. – Не положено же вроде на службе спиртное употреблять…
– Так то-то и оно, что не положено, – вдруг испустил горестный вздох трактирщик.
– А в чем, собственно, дело? – недоуменно уставился я на него.
– Да это Лигет о прежних временах горюет, – прояснил ситуацию Готард. – О тех, когда в его заведении выпивка текла рекой пошире Леайи.
– Ничего не понял, – помотав головой, сознался я.
– Пиво здесь, уж лет десять как, только светлое эрехейское подают, – сказал Готард.
– Да кто ж его пить будет? – искренне изумился я. И тут же поправился: – Ну разумеется, кроме самого этого злого гения – Эреха Квинти, что измыслил такую жуть – пиво, которое совсем не пьянит!
– А куда денешься, когда иного нет и не будет? – пожал плечами десятник, глядя на взгрустнувшего трактирщика. – Продажа выпивки на территории таможенного поста – под строжайшим запретом.
– Да уж… – Меня немного огорчил такой поворот событий. Не то что мне без выпивки жизнь не мила, но иногда ведь расслабиться не помешает.
– Так ты будешь пиво? – повторил свое предложение десятник.
– Нет, – поразмыслив, покачал я головой и посмотрел на трактирщика. – Мне бы чего-нибудь перекусить…