Дмитрий Дмитриевич выглянул в иллюминатор. Бесконечная белая пустыня, антарктическая tabula rasa, что стелилась понизу, покрытая клинописью пересекавшихся под острым углом застругов, безрадостная и безжизненная, понемногу утрачивала непорочность невестиной фаты - её вдоль и поперёк полосовали синие колеи санно-гусеничных поездов и танков-транспортёров. Колеи сходились к нагромождению кубиков, шариков, пирамидок. Восток.
Сегаль пилотом был сносным, но далеко не асом - аппарат, ведомый его твёрдой рукой, заложил лихой вираж над флаерной станцией и посадку совершил жестковатую. У Купри даже зубы клацнули.
- Эй! - крикнул он сердито. - А поосторожней нельзя? Это тебе не айсберг!
Борис Сегаль в ответ лишь ощерился в подобии улыбки.
- За мной, - буркнул комиссар, покидая кресло.
Выбравшись наружу, он не стал геройствовать - сразу нацепил кислородную маску. "Восток" расположен на ледяном щите Антарктиды, на высоте около четырёх километров. Воздух тут сильно разрежен, давление почти вполовину ниже обычного. Выйдешь из флаера и дышишь как пойманная рыба. Чуть шаг ускорил - садишься. Первые дни ты совсем никакой - говоришь с трудом, сердце колотится как сумасшедшее, голова болит, тошнит тебя… Только на четвёртый день отходишь, однако ни времени для акклиматизации у Купри не было, ни особого желания.
К флаеру подъехала и развернулась огромная "Харьковчанка" - обтекаемый вездеход оранжевого цвета с голубой полосой по бортам.
Полярник в распахнутой дохе открыл боковую дверь и сошёл на гусеницу.
- Залезайте! - крикнул он. - Подброшу до места!
Купри залез в просторное пассажирское отделение, не преминув буркнуть:
- Побольше ничего не могли найти?
- Все вездики в разгоне, комиссар!
- Ладно, едем. Борис! Долго тебя ждать?
Сегаль неторопливо забрался в транспортёр и пожал руку водителю - та утонула в его лапище.
- Так что случилось хоть? - начал Купри допрос. - Живой Герман?
- Все живы, Димдимыч! - энергично кивнул водитель. - Но не здоровы.
- В смысле?
- Ирка - это наша заведующая медцентром, говорит: тяжёлое психическое расстройство. У всех.
- У кого - у всех?
- Ну, там был сам Флоридов, старший гляциолог Арнаутов и его помощники, тоже гляциологи - Миха, Жека и Санёк. Да сейчас сами увидите!
"Харьковчанка" подкатила к белому куполу медцентра и затормозила. Комиссар с Сегалем вышли, сразу попадая в окружение растревоженных "восточников".
- Всё выясним, ребята! - заверил их Купри. - Всё как полагается!
Борис Сегаль двинулся вперёд, как ледокол, раздвигая толпу. Комиссар шествовал за ним. Главврач - хрупкая, симпатичная брюнетка лет тридцати - провела его в спецпалату. Там, на мягчайшей автокровати, в окружении стоек с приборами, лежал Флоридов. "Эк тебя…" - мелькнуло у Купри.
Герман находился в сознании, но был погружён в свой мир, далёкий от общей реальности. Его ясные глаза смотрели на комиссара в упор, а видели что-то иное. Что?
Купри заметил мягкие фиксаторы, которыми был пристёгнут начальник станции, и нахмурился.
- Это обязательно? - осведомился он прохладным голосом.
- Вынужденная мера, - стала оправдываться главврачиня. - Иногда Герман Остапович ведёт себя очень беспокойно. Всё время порывается куда-то бежать, спасать кого-то…
- С обстоятельствами дела я знаком, - сказал комиссар официальным голосом. - Это ведь вы сообщили о ЧП?
- Я… - робко призналась женщина.
- Как мне к вам обращаться хоть? - Комиссар скользнул взглядом по женской груди, изрядно оттопыривавшей халатик, и смущённо отвёл глаза.
- Ирина Павловна… - представилась заведующая. - Просто Ирина.
- Меня больше всего интересует… знаете, что?
- Что? - шепнула Ирина, округляя глаза.
- Почему вы вызвали не инспектора УОТ, а комиссара СОП?
- А вы послушайте самого Германа Остаповича! - воскликнула с облегчением главврачиня. - Присаживайтесь.
Купри присел, складывая на коленях длинные костистые руки, а Ирина наклонилась к Флоридову, чётко произнося:
- Герман Остапович! К вам пришли!
Последняя фраза, словно будучи кодовой, подействовала сразу: начальник станции встрепенулся, лицо его выразило сильнейшее беспокойство, широко открытые глаза забегали по палате в тревожном поиске.
- Их надо срочно спасать! - торопливо, глотая окончания, заговорил Флоридов, нервно теребя одеяло. - Срочно! Вызовите комиссара Купри! Слышите? Люди в опасности! Они подо льдом, под землёй… Их надо оттуда вывести! Они не виноваты, слышите? Внуки не отвечают за дела дедов! Обратитесь к генруку - Лёнька Шалыт даже пингвинам помогал, а тут люди! Понимаете? Люди! Их надо срочно спасать!
Ирина подбежала к прозрачному стеллажу, на котором рядами попискивали мониторы, и включила успокоительный гипноиндуктор - Герман перестал метаться, его лицо расслабилось, приобрело умиротворённый вид.
- Слышали? - обернулась женщина, зябко потирая узкие ладони, словно обмазывая их кремом. - Психика Германа Остаповича сильно пострадала, но речь связная, ничего похожего на бред.
- Запись ведётся?
- Да, постоянно. Кстати… - Заведующая порылась в нагрудном кармашке и вытащила кристалл. - Вот тут регистрограмма с приборной доски скафандра Германа Остаповича. Наши в ней так и не разобрались, может, вы попробуете? Там только видео понятное: сначала такие вспышки, вспышки над озером, а потом все попадали…
Купри осторожно взял кристаллозапись с женской ладони, невольно касаясь нежной кожи своими мосластыми пальцами, и положил в пакетик, как вещественное доказательство.
- А ментоскопирование делали? - поинтересовался он, испытывая давно, казалось бы, забытую усладу - ощущать близкое тепло, ловить взгляд, брошенный из-под ресниц, вдыхать еле уловимый запах духов…
- Да, да! - оживилась Ирина, включая большой ментовизор. - Герман Остапович видит то, о чём говорит, тут полное совпадение.
На экране задвигались мрачные тени. Слабый рассеянный свет выхватывал из темноты то неровный, влажно блестевший свод, то зыбкую пелену тумана. Наплывом, во весь экран, задрожало изображение старинного фонаря с лампой накаливания под стеклянным колпаком, защищённым сеткой. Далее в потёмках скорее угадывались, чем виделись, угловатые формы приземистых зданий, ржавая решётчатая мачта, мокрый асфальт. Показалась фигура человека, затянутого в чёрный кожаный плащ. Лицо его под надвинутым козырьком фуражки поражало бледностью - оно было белым как мел, но выражало не испуг, а усталость.
- Остальные фрагменты подобны этому, - сказала главврачиня, - но, что они означают, неизвестно.
- Вы сами-то как считаете?
Ирина подумала.
- Это не сон, - медленно проговорила она, - и не бред, Больше всего напоминает фальшвоспоминания, но…
- Но?
- Создать наведённое сознание вне фальшлаборатории - ерундистика полнейшая.
Купри хмуро покивал, вынимая из кармана закурлыкавший радиофон.
- Комиссар Купри слушает, - пробурчал он.
- Димдимыч, ты? - заорал коммуникатор. - Тут с Унтерзее SOS!
- Откуда?
- Ун-тер-зее! Озеро которое! Там группа Олега Кермаса трудится, геологи. Сейчас вот связались с нами два океанца - они там подрабатывают на сборке мумиё, - говорят, наблюдали непонятные метеоявления! И сразу, говорят, отключка у геологов, бредят, хотя температура вроде нормальная…
- Бредят? - насторожился Купри.
- Видения у них! Что? Минутку… Алё! Говорят, всё кого-то спасать рвутся, о пещерах каких-то талдычат…
- А что, кроме меня, уже и вызвать некого? - спросил комиссар брюзгливо.
- А кого, Димдимыч? - сказал коммуникатор с проникновенностью. - Две опергруппы на всю АЗО!
- Понял, понял… Вылетаю.
Спрятав радиофон в карман, комиссар встретился взглядом с Ириной - и отвёл глаза, словно устыдившись своих помышлений.
- Вот такие дела, - вздохнул Дмитрий Дмитриевич.
Задержавшись в дверях, он проговорил со смущением:
- Будете в "Новолазаревской" - заходите.
- Зайду, - пообещала главврачиня и кокетливо улыбнулась.
9 декабря, 11 часов 45 минут.
Ирина проводила глазами взлетавший флаер, по косой уходивший к северу, вздохнула о своём, о девичьем, и вернулась в медцентр. Она заглянула в бокс к Арнаутову, сняла показания приборов у молодых гляциологов, но мысли её были далеки от здравоохранения. Заведующая думала о Купри. О Димдимыче.
Повторив это смешное сокращение мысленно, она ласково улыбнулась. "Димдимыч"… Комиссар любит казаться суровым и хмурым, этаким бирюком-нелюдимом, но к такому не станут обращаться "Димдимыч". Надо думать, людям была виднее добрая и отзывчивая натура Купри, чем его внешняя колючесть.
Внезапно приятные и волнующие размышления главврачини были грубо оборваны - в светлый коридор медцентра ворвались четверо в одинаковых зелёных каэшках, с бластерами в руках.
Двое из них, сохраняя невозмутимость, шагнули в бокс к Михаилу, Евгению и Александру. Трижды выстрелили бластеры, трижды в коридор выбилась красно-лиловая вспышка. Покинув бокс, парочка сухо отрапортовала старшему группы:
- Готовы.