Я последовал его совету, присмотрелся к знакам на петлице одного из мертвецов, одетого в нашу форму. Там красовался знакомый мне угловатый человечек пилота БМА и три треугольника. У лежащего на соседнем столе немца в эсэсовской форме нарукавный знак украшал серебряный шлем с рогами и прорезью в виде готического креста. Пилот кампфпанцера, какой-то-там фюрер - звания войск СС я знал не слишком хорошо, хотя в Академии, наверное, был единственным, кто правильно произносил эти заковыристые слова, исключительно благодаря знанию немецкого языка.
- Все они при жизни были пилотами доспехов духа, - произнёс Юримару. - Кто-то погиб на учениях, другие были расстреляны за разные преступления или просто за неправильное происхождение, третьи умерли ещё каким-то образом.
Какие-то мысли начали оформляться в моей голове, но верить тому, что приходило на ум, пока что в виде смутных догадок, не хотелось совершенно.
- Одного "Биг папу" нам прислали для пробы, - произнёс Юримару. - Мы собирались провести необходимые ритуалы. Едва ли вы, Руднев-сан, захотите присутствовать при этом. Это не самое приятное зрелище.
- Я готов, - коротко ответил я. - Оставаться в стороне не привык.
- Миура! - неожиданно обернулся Юримару к мальчишке. - Прекрати давить на Руднева!
Кагэро снова весело рассмеялась и звонкий смех её, казалось, разогнал всю муть в моей голове.
- Миура, - уже ледяным голосом обратился Юримару к мальчику, сидящему на плече гиганта, - если ты ещё раз позволишь себе подобное, я убью твоего приятеля, как Кёндзина.
- Понял, понял, - ребячливым тоном сказал Миура. - Больше не буду.
- Теперь я могу быть спокойным за ваше психическое здоровье, - кивнул мне Юримару.
Вот только насколько я могу поручиться за своё психическое здоровье, я не знал. И всё же пошёл следом за Юримару по новому пандусу. Мы спустились ещё ниже - в зал, где было также холодно, на одном из многочисленных столов лежал только один труп, одетый в японскую форму. Я пригляделся к его петлицам, на которых красовался цветок с лепестками, похожими на лезвия мечей, точно такая же эмблема была на петлицах Кусуноки Ютаро, когда мы столкнулись с ним в дверях кабинета антрепренёра Накадзо.
- Это сэйто нашего доблестного флота, - объяснил мне Юримару, - его доставили на днях. Со дна морского достали. Весьма интересный экземпляр. Очень долго подвергался интенсивному облучению кристаллов духа, потому я и выбрал его, пока остаточное излучение не рассеялось. А, вообще, достать его тело, говорят, стоило больших денег, он не простой офицер Квантунской армии, но, думаю, оно того стоить будет.
Я перевёл взгляд с тела на стоящего неподалёку "Биг папу". Мех североамериканского производства, самого начала нашего века, действительно, больше всего напоминал тяжеловодолазный костюм, только усиленный поршнями да с буром на правой руке. Этот самый бур, в основном, и использовался, как оружие, так как левая представляла собой перчатку с броневыми накладками. По идее, левой конечностью мех должен был держать пулемёт "Льюис" с несколько изменённой системой ведения огня, однако самостоятельно перезаряжать их пилот меха не мог, да и малейший перекос патрона делал его совершенно бесполезным. Именно из-за этого модель "Биг папа" уже к началу двадцатых годов была снята с вооружения Североамериканских штатов. Что теперь оказалось весьма на руку людям нашего дела.
Я не заметил, что Кагэро и Миура остановились на приличном расстоянии от стола с телом, поэтому сделал несколько лишних шагов. Юримару остановил меня жестом. Я оглянулся и отступил назад. Приближаться к трупу у меня не было ни малейшего желания.
Юримару тем временем, склонился над телом офицера, сдёрнул с его лба бумажку с иероглифами, что-то быстро на ней исправил (и когда только кисточку с тушью достать успел) и положил обратно, только теперь поперёк лица. После этого он сложил пальцы в сложную фигуру и начал жуткий речитатив, раз за разом повторял он одну и ту же фразу, звучащую для меня сущей тарабарщиной. "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан"; "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан"; "Он сова хамба шуда сараба тараман ва хамба сёдокан". И так раз за разом. А потому вдруг: "Он басара гини ва рачи ва тайа совака". И снова: "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан". Голос его нарастал, тембр менялся, становился уже каким-то совершенно нечеловеческим. Меня даже затрясло, даже зубы мелко-мелко застучали друг о друга, а уж когда Юримару буквально выкрикнул последнюю фразу: "Он батарей я совака!", я чуть не подпрыгнул. Но зрелище, последовавшее словами седовласого самурая, приковало меня к месту крепче стальных цепей.
Тело на столе дёрнулось, раз, другой, а после неуверенным движением село, свесив ноги вниз. Тем временем, Юримару быстро защёлкал застёжками меха, открывая его для покойника. Однако оживший труп сидел на столе совершенно неподвижно. Открыв меха, Юримару вернулся к столу и взял покойника за плечи. Словно ребёнка или слепого он подвёл его меху и подтолкнул в спину. Труп, у которого, похоже, проснулись былые навыки пилота, нырнул внутрь меха, и Юримару так же споро застегнул его. Мех переступил с ноги на ногу, пошевелил пальцами, бур на правой руке с жутким воем прокрутился.
- Вот он и готов, - рассмеялся Юримару. - Можно спускать этого пса с цепи.
- И что вы собираетесь делать с ним? - выдавил я, проглотив тугой комок, вставший в горле.
- Натравим его на Токио, - ответил седоволосый самурай, - пусть крушит и ломает. Ведь это у него получается лучше всего. Завтра в утренней "Асахи симбун" вы прочтёте о его бесчинствах.
- Мне надо возвращаться, - сказал я. - Хатияма забрал меня прямо с улицы, так что, наверное, все гадают, вернусь я или нет.
- Узнаю нашу контрразведку, - усмехнулся Юримару, - работают, будто топором машут.
Оставив на самом нижнем уровне разрушенного храма закованного в мех "Биг папа" покойника, мы поднялись наверх, в ту самую залу, где остался Хатияма. Он сидел опершись спиной на стену, то и дело касаясь пальцами помятого горла.
- Купите первый номер "Асахи", - напомнил мне на прощанье Юримару, - хотя о том, что случится, завтра будут кричать на каждом углу.
Я помог Хатияме подняться на ноги, и мы вместе поднялись по лестнице, которая почему-то больше не скрипела. Мы шагали по улицам к машине, по дороге я решил несколько поправить ситуацию и обратился к молчаливому контрразведчику:
- Поймите, Хатияма-сан, - сказал я, - нас с вами испытывали, проверяли на прочность. Дай я малейшую слабину, они бы сожрали нас обоих.
- И вы решили подставить меня, - отрезал Хатияма, в общем-то, вполне резонно. - Вполне разумно, бросить другого волку в пасть, чтобы самому спастись.
И я понял, что нажил себе в Японии первого врага.
- Высадите меня у дешёвого магазина одежды, - попросил я. - Я, вообще-то, за одеждой в город ехал.
- Конечно, - ровным тоном ответил Хатияма. - Но оттуда вам придётся возвращаться на трамвае.
Хорошо бы я смотрелся, выходя из этого зловещего чёрного авто прямо перед дверьми театра.
В общем, высадили меня посреди района Сибуя, как пояснил мне офицер токко, здесь можно разжиться любой одеждой. Он же объяснил мне как удобней всего добраться театра, находящегося, как выяснилось в районе Синдзюку. Я прошёлся по ним, потратив на это около получаса, в итоге став обладателем внушительного пакета с вполне европейской одеждой - не самой элегантной, зато добротной. Самое то для начальника рабочих сцены.
Уже вечерело, и в трамваях было полно народу, что напомнило мне родину. Я втиснулся, заняв достаточно много места со своим пакетом одежды, однако японцы продолжали вести себя, как будто меня не существовало. Наверное, начни я наступать им на ноги и кричать в уши непристойности, они бы никак не прореагировали, принимая меня вроде кары небесной. Я едва удержался от столь опрометчивого поступка, хотя отчебучить что-нибудь этакое очень хотелось после всего, что видел сегодня. Но я отлично понимал последствия - ночевать в околотке японских городовых очень не хотелось.
До театра я добрался, когда уже почти стемнело. Он был непривычно пуст и тих. В столовой никого не было, как и на кухне, поэтому я перехватил чего-то холодного и отправился в свою комнату - спать.
А всё-таки, интересно, куда все подевались?
То, что забрали Руднева, испортило настроение Ютаро и Сатоми, а вот Марине было, кажется, всё равно. По крайней мере, она не показала своих чувств. Походив по магазинам Сибуи, молодые люди достаточно быстро закончили, гораздо быстрей, чем собирались. Они вернулись в театр и разошлись по своим комнатам, разбирать покупки. Но даже это обычно приятное занятие не доставило им удовольствия, и они почти одновременно вышли в холл второго этажа, даже не особенно удивившись тому, что застали там друг друга.
- Как ты думаешь, Ютаро-сан, - спросила Сатоми, - с Рудневым-сан всё будет в порядке?
- Не знаю, - покачал головой Ютаро. - Его забрали токко, а значит, скорее всего, за этим стоит контрразведка.
- А что ему может грозить? - продолжала расспрашивать Сатоми. - Это из-за той драки, когда он из-за меня побил нескольких токко?
- Вряд ли, - возразил Ютаро, - наверное, это обычная проверка подозрительных иностранцев. Хотя, быть может, дело и в той драке с токко. Они на него донесли, и Рудневым-сан занялась контрразведка.
- Значит, мы можем его уже больше никогда не увидеть. - Это был не вопрос, а утверждение, и Ютаро был склонен с ним согласиться. - А ведь в этом виновата я. Ведь это за меня Руднев-сан вступился.
- Он сам во всём виноват, - заявила вышедшая к ним Марина. - Всегда таким был, чуть что - сразу в драку лез без оглядки. Ещё в гимназии.