Залп!..
Снаряды, конечно, "игрушечные" по сравнению с главным калибром, но "курочка по зернышку клюет": там в ствол орудия угодят своими почти пятьюдесятью килограммами, здесь небронированный борт пробьют и пожар устроят, да и просто лес водяных всплесков от недолетов здорово затруднит противнику эффективную стрельбу.
Сушон прекрасно понимал то, что в погребах "Гебена" достаточно ограниченный боезапас – по восемьдесят выстрелов на орудие главного калибра, что ведение огня с максимальной скорострельностью меньше чем через час сделает крейсер совершенно "беззубым". Но сейчас, именно в этот момент необходимо оторваться от русских любой ценой!
И Книспель, получив соответствующий приказ, зарычал в сторону русских броненосцев из всех четырех боеспособных башен и батареи противоминной артиллерии.
Получилось. В "Евстафий", на протяжении пяти минут угодили полные горсти одиннадцатидюймовых "подарков". Не считая близких разрывов в воде, которые гидравлическим ударом тоже контузили подводную часть корпуса…
– Кормовая башня временно выведена из строя!
– Попадание в каземат восьмого шестидюймового!
– Попадание в корму, пожар в кают-компании! Пожар…
Подобные доклады поступали в боевую рубку "Евстафия" один за другим…
Эбергард и так понимал, что броненосцу долго такого огня не выдержать…
Но адмиралы в бой не посылают – адмиралы в бой ведут. Это вам не "сухопутье"…
И тем не менее…
– "Евстафию" покинуть линию!
– Ваше превосходительство, а вы не торопитесь? – попытался возразить Галанин. – Никаких фатальных повреждений у броненосца нет, тринадцать узлов держать можем…
– Валерий Иванович, – прищурился на каперанга Эбергард, – все необходимые пояснения я дам вам несколько позже, хоть и не обязан этого делать, а сейчас потрудитесь отдать соответствующий приказ и отсигнальте на "Иоанна", чтобы он возглавил кильватер.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – Командир "Евстафия" посмотрел на командующего без особого восторга, но перечить, разумеется, не стал.
Флагманский корабль Черноморского флота повалило, согласно приказу, влево, а вот до следующего мателота приказ "Возглавить линию!" не дошел – очередной град снарядов с "Гебена" снес грот-мачту, а радио не действовало на "Евстафии" уже давно. То есть действовало, но исключительно на прием…
Однако командир "Иоанна Златоуста", капитан первого ранга Винтер, и без всякого приказа понял, что флагман покинул строй не от хорошей жизни, что возглавлять эскадру теперь необходимо его броненосцу.
Неуютно, но долг есть долг… Вот уже первый пристрелочный залп германского корабля вздыбил море совсем неподалеку от борта…
… – А ведь, может, и выскочим, Рихард! – Сушон с довольным выражением лица посмотрел на Аккермана. – Если выбьем и второго, то уже наверняка. Остальные точно отстанут.
– Будем надеяться, мой адмирал. – Командир корабля совсем не разделял радужных надежд своего начальника. – Но состояние "Гебена" угрожающее, а нам ведь предстоит дойти до Босфора. И я не поручусь, что с такими повреждениями, которые уже имеем, это возможно.
– Больше оптимизма! Прикажи своим артиллеристам усилить огонь.
– Орудия и так бьют на пределе скорострельности. Тем более что нужно было менять цель, из-за этого и задержка… К тому же… – Капитан цур-зее слегка замялся, но, плюнув на свои опасения, вдруг откровенно стал высказывать сомнения командующему: – Видите эти большие миноносцы? Теперь уже при самом благоприятном для нас исходе боя они сядут на хвост и непременно атакуют в открытом море, как только спустятся сумерки. Совершенно не уверен, что у нас к тому времени найдется достаточно прожекторов и пушек, чтобы отбиться.
Адмирал не верил своим ушам. Чтобы Аккерман начал паниковать? Это было совершенно невообразимо.
– Так что ты предлагаешь? Спустить флаг?
– Застрелю любого, кто посмеет отдать подобный приказ или вообще заговорит об этом. Я просто трезво смотрю на ситуацию. Драться необходимо до конца…
Шарах! Русский снаряд угодил совсем рядом с боевой рубкой, взрывом здорово тряханув все ее содержимое. Как приборы, так и людей.
Но такое чудище, как "Гебен", вывести из строя одним попаданием, разумеется, нереально. Даже самым удачным.
Ну да: тактическое управление кораблем было на несколько минут потеряно, однако пушки продолжали стрелять, крейсер оставался на курсе, кочегары, как и прежде, швыряли в огненные пасти топок уголь, заделывались пробоины, тушились пожары…
А тут еще дал прикурить подобравшийся к своим "Ростислав": залепил сразу двумя десятидюймовыми снарядами под корму. В рубку поступил доклад, что противоторпедные сети перебиты и висят над левым винтом. Необходимо их убрать, а для этого требуется остановить машины. Необходимо срочно принимать решение. При всем том, что Аккерман только что поднял с палубы и надел фуражку на ошеломленную предыдущим взрывом голову…
Остановиться? Превратиться на пятнадцать-двадцать минут в неподвижную мишень для русских? Инерция еще какое-то время протащит крейсер по волнам, но это несерьезно. За такой промежуток вражеские броненосцы нафаршируют "Гебен" своими снарядами так, что ни о каком Босфоре думать не придется…
Рискнуть? С огромной вероятностью намотать сети на винт… Тогда – все. При самой неимоверной везучести просто не хватит снарядов, чтобы утопить все русские корабли. И тогда уже самый распоследний из них подползет и прикончит… Да и не "распоследним" он будет, честно говоря, – не будут русские рисковать своими линейными силами, достаточно той армады миноносцев, что у них имеется…
А решение принимать нужно…
На помощь командиру корабля пришел адмирал:
– Останови машины, Рихард, может, хоть так позже сумеем отойти подальше в море…
Сушон понял, что проиграл. Категорически проиграл. И его целью стало лишь не сделать свой флагман трофеем для русских. Только затопиться подальше от Севастополя на как можно большей глубине. А еще желательно прихватить с собой на дно хоть одну из российских калош…
– И прикажи усилить огонь. Пусть о запасе снарядов не беспокоятся…
Усилить огонь было можно, но результаты не воспоследовали: шквал шестидюймовых фугасных с русской эскадры не мог, конечно, всерьез повредить такого монстра, как "Гебен", но вот проблем создал немало – подавляющее большинство дальномеров на линейном крейсере вышло из строя. А Винтер, чтобы не попасть под сокрушающий огонь германского главного калибра, регулярно менял курс своего "Иоанна" и данное маневрирование вполне приносило свои плоды – броненосец получил только четыре попадания с того момента, как возглавил кильватер.
А "Пантелеймон", "Три святителя" с присоединившимся "Ростиславом" не обстреливались вообще и действовали практически в полигонных условиях. В результате их удары с почти убойных сорока кабельтовых все сильнее и сильнее сказывались на состоянии вражеского корабля.
– А ведь, кажется, получилось! – Эбергард с нескрываемым удовольствием смотрел в бинокль на горящий линейный крейсер, который ко всему вдобавок еле-еле полз по волнам. – Не уйдет! Не может уйти, не должен!..
– Ваше превосходительство! – доложил Галанин. – Пожары ликвидированы, "Евстафий" может вернуться в общий строй.
– Замечательно, Валерий Иванович. Что кормовая?
– Стрелять пока не может, требуется еще около получаса.
– Хорошо. Держите за "Ростиславом".
– Слушаюсь!
Броненосец стал догонять основную линию, и еще издали носовая башня стала посылать снаряды в практически приговоренного "Гебена". Безрезультатно сначала, но все равно было заметно, что спесивым тевтонцам сегодня никуда дальше морского дна не уйти – линейный крейсер уже здорово сел носом, ход давал ничтожный, а русские снаряды продолжали ломать и крушить крупповскую броню. Флагман Сушона огрызался только из двух орудийных башен…
Но и русским досталось здорово. Как ни берег Винтер своего "Иоанна Златоуста", но и тот вынужден был оставить кильватер – объятый пожарами корабль стал вываливаться из строя, причем в сторону противника. Перекрывая идущим сзади товарищам сектор стрельбы и обеспечивая небольшую передышку противнику. Да и сам схлопотал при этом пару дополнительных одиннадцатидюймовых снарядов.
Надо сказать, что принятая в пробоины вода даже позволила несколько спрямить уже имевшийся крен, но, само собой, увеличила осадку на дополнительных полметра. Только близость базы позволяла надеяться, что броненосец выживет и продолжит войну – о продолжении данного боя речь уже не шла.
А "Гебен" уже просто рвался подальше на глубину, чтобы затопиться там, где его не смогут поднять и ввести в строй под вражеским флагом. У Сушона возникала мысль спустить турецкий флаг – не германский все-таки, но он отмел такую перспективу сразу и бесповоротно: под этим флагом крейсер вступил в бой, под ним же и пойдет ко дну, пусть из-за этого и погибнут лишние десятки, а то и сотни немцев – честь есть честь…
Книпсель же продолжал азартно руководить стрельбой вверенной ему артиллерии. Пусть под его началом оставались лишь две башни, причем в носовой могла действовать только одна пушка, и противоминная батарея, которая тоже была здорово подвыбита, но огня корабль не прекращал до последней минуты, до самого получения приказа "Спасаться по способности!".
Нет, "Гебен" еще совсем не получил таких повреждений, которые грозили ему немедленным опрокидыванием и гибелью. Еще минут с двадцать под ураганным огнем русских броненосцев он бы продержался. Только зачем? Всем, от адмирала и до последнего матроса, что видел сложившуюся ситуацию, было ясно – не уйти…