- Сработает, - усмехнулся Константин. - Ты еще не знаешь моего племяша. Это такой человечище, я тебе доложу, что ух! Так что она у него обязательно сработает.
- Значит… - вздохнул его друг.
- …будем ждать, - бодро подхватил Россошанский. - Нам всего-то сутки здесь проторчать. Ну от силы двое. Места тут чудные, ближе к полудню на озерцо скатаем, позагораем, поплаваем, рыбку половим. Считай, что это отдых. А теперь брысь с лежака, а то ишь какой хитрый - всю ночь продрых. Дай теперь и людям вздремнуть. - И он бесцеремонно принялся сталкивать Валерия.
Тот безропотно встал, внимательно посмотрел на безмятежно улегшегося друга, хотел было что-то спросить, но в последний момент только махнул рукой и вышел наружу.
Некоторое время он пристально вглядывался в туман, рассматривая смутно темнеющую сквозь него каменную глыбу, затем неодобрительно покачал головой и со вздохом занял то же самое место на ступеньках вагончика, где часом ранее сидел Россошанский.
На сердце у него было тревожно. Если Константин после исчезновения камня сразу впал в радостную эйфорию, не желая слышать никаких возражений, то сам Валерий был настроен более скептично, поскольку видел изрядное количество препятствий.
"Надо, чтобы Федору отдали перстень, - раз, - принялся он рассуждать про себя. - Надо, чтобы преемники волхва знали заговор и прочли его правильно, - два. Надо, чтобы потом он сумел пожелать с достаточной силой, - три. Надо, чтобы он пожелал именно то, что надо пожелать, надо, чтобы у него…"
После первых семи возражений дальше продолжать он не стал - не имело смысла. К тому же его друг был прав в одном - сперва в любом случае имеет смысл выждать хотя бы сутки, а лучше всего - двое.
Можно даже трое - это для надежности.
Либо за это время все само собой займет привычные места, то есть Федор окажется тут, либо… придется анализировать ситуацию снова…
Он закурил и с блаженством ощутил, как утренний колкий холодок сменяется теплом от одежды, начинающей постепенно прогреваться от солнечных лучей.
Спешить было некуда - впереди его ждали, если брать по максимуму, долгие семьдесят два часа…
Глава 1
Рулетка
После известия о том, что самозванец, именующий себя царевичем Дмитрием, чудесным образом спасшимся в Угличе от неминуемой гибели, выступил в поход на Русь, дабы забрать власть из рук подлого царя-узурпатора, покоя от Годунова я не знал ни одного дня.
Что любопытно, утаскивая меня к себе в Думную келью, он поначалу практически ни разу не заговорил со мной о самозванце, обсуждая темы, не имеющие к нему ни малейшего отношения, разве что косвенное, поскольку по большей части они касались… мести Сигизмунду III.
Исходя из этого я сделал вывод, что попытки царя договориться по-доброму о выдаче Лжедмитрия не принесли положительного результата.
Нет, само слово "месть" не прозвучало ни разу, но уж больно агрессивно был настроен в своих планах царь. К примеру, он не раз обсуждал со мной затеянные им не далее как летом переговоры с австрийским императорским домом о ведении совместных действий против Речи Посполитой.
Борис Федорович не поскупился, предложив австрийскому эрцгерцогу даже трон короля. Правда, не над всей страной - предполагалось, что Литва отойдет к Руси.
Более того, узнав о том, что шведский король Карл IX - кстати, родной дядюшка Сигизмунда - тоже хочет согнать польского короля с его трона, Годунов соглашался на объединение усилий. Эдакий тройственный союз.
При этом он брал на себя военные издержки и даже шел на то, что Литва не перейдет к Руси, образовав немецкое княжество, подчиненное Габсбургам.
Получалось, никакого прибытка с этой затеи страна вообще не поимеет - только голые расходы без какой бы то ни было компенсации. И если слово "месть" не подходит, то как назвать и как объяснить столь нелогичное поведение жесткого прагматика, каковым являлся Борис Федорович?
Правда, при этом он выдвигал обязательное условие - Ксению должен взять в жены кто-то из Габсбургов. Вообще-то сам император Рудольф II ходил в холостяках, да и его младший брат Матвей тоже, но царь, как реалист, о них не заикался, выискивая кандидатурку попроще, хотя тоже из герцогов или, на худой конец, из графьев.
Как ни удивительно, таковых в Европе насчитывалось изрядно - имеется в виду холостяков. Тайные эмиссары Годунова не зря исколесили всю Германию, не поленившись заглянуть и во Францию.
Список своему государю они предоставили изрядный. И даже после того, как над ним в поте лица потрудился думный дьяк и глава Посольского приказа Афанасий Власьев, в нем все равно осталось более двух дюжин имен. Представляете себе?
Разумеется, в столь серьезном деле, как супружеское счастье своей единственной дочери, одна голова хорошо, а полторы куда лучше, то есть вновь без меня не обошлось.
Тут нет излишней скромности.
Моя голова и впрямь тянула не более чем на половинку, поскольку в таких вещах, как внешняя политика, я дуб дубом - во всяком случае пока что. Да тут еще всякие княжества, графства, пфальцграфства и прочие, о которых я и слыхом не слыхивал.
Потому и не мог я полноценно рассуждать о выгодах Руси, извлекаемых из того или иного выбора, поскольку любой из браков автоматически становится союзом.
То есть все мои размышления не имели ни малейшего государственного обоснования и касались лишь одного - самой Ксении. Будет ли, к примеру, счастлива царевна, если выйдет замуж за сына графа Ольденбургского Антона Гюнтера?
Да черта с два!
Сынку-то всего ничего - недавно исполнилось двадцать лет.
- Ну куда это годится, чтобы невеста была старше жениха на целый год, - высказал я свою точку зрения.
- Всего-то годок один, - парировал Борис Федорович. - Вон Катерина Ягеллонка, сестрица Жигмонта, прежнего короля ляшского, своего супруга Ягана на цельных восемь годков постарее, ан жили душа в душу. К тому ж енти графья - ближние родичи датских королей. Получается двойная выгода. А можно еще за кого-нибудь оттуда. Нынче выбор богат - у родного дяди нынешнего короля ажно трое неженатых сынов, да и сам Христиан братца родного имеет, тако же неженатого.
Я пожал плечами, мол, поступай, как знаешь, но тут же спохватился. А как же Квентин? Вдруг царевич ошибается и Ксения все-таки влюблена в шотландца?
- Королей, говоришь?.. - нерешительно протянул я. - А тебе мало Иоганна, который в Москве скончался? Сдается мне, здоровье у них к русским морозам чересчур чувствительно. Вдруг опять все повторится, и что тогда?
Годунов задумался, а затем решительно отложил листок с датчанами в сторону, но… тут же взял второй.
- А вот лотарингские герцоги. Сын Карла Хенрик прошлую зиму овдовел. А женат был на родной сестрице тамошнего французского короля Хенрика. Ежели королю было незазорно сестру за него замуж отдавать, то и мне, выходит, тоже. Лета, правда, у него изрядные - за сорок перевалило, ну да это дело житейское.
"Ничего себе! - возмутился я. - Тут, можно сказать, судьба единственной дочки решается, а он - "дело житейское"! Тоже мне Карлсон выискался".
Я вспомнил темный, почти черного цвета, любопытный глаз, задумчиво глядевший на меня сквозь ячейку решетки, и твердо приказал себе не уступать.
- В такие лета его даже сварить нельзя - мясо жесткое, - заметил я царю. - Конечно, иногда и годы не помеха, но сам посуди, царь-батюшка: с чего бы у него сестра короля Генриха умерла? Может, он так сурово себя вел по отношению к ней, что бедняжка захирела, несмотря на юные лета? И не жаль тебе Ксении Борисовны?
Годунов призадумался, вновь заглянул в список и заметил, что помимо этого вдовца в их роду имеются еще четыре Карла, а два из них вовсе ровесники Ксении Борисовны.
"Вот расплодились-то! - возмутился я. - И все на одного Квентина. Нет уж, ребята, так нечестно!"
- Ты, государь, про Варфоломеевскую ночь слыхал? - спросил я. - А ведь герцоги Лотарингские самые заводилы в ней были.
Борис Федорович небрежно заметил:
- То давно было.
- А я мыслю, что и сейчас их всевышний по-прежнему обретается в католиках, - упрямо заметил я. - И сколько бы лет ни прошло, а ненависти у латинян к протестантам не убавилось, прежняя она. И если они так относятся к родственной вере, то сам подумай, станут ли они терпеть православие царевны. Я бы всех этих лотарингских князей отмел. Не пара они твоей дочери.
И еще один лист полетел в сторону.
Мне на секундочку даже стало жаль тех денег, которых, скорее всего, ухлопали не одну сотню, добывая эти сведения, но я твердо решил стоять на своем.