- Вот! - сказал я. - В пуансоне могла быть микротрещина. Или перекалили. Надо выпрессовать остаток и отдать в лабораторию. Пусть проверят. В том штампе пуансоны часто выкрашивались, значит, перекалены. А теперь смотрим. Я впрессовываю в штамп новый пунсон. Ставлю его на плиту шлифовального станка. Подвожу круг. Бац - отлетает кусок и летит в щиток. Но не прямо, на наискосок. Из-за этого рикошет мне в голову. На щитке вмятина есть?
- Нет.
- Плохо искали. Должна быть.
Я подмигнул.
- Сережа! - Мамай протянул мне сухую ладонь. - Сделаем. Спасибо!
- Не за что, - я ответил на рукопожатие. - Так и напишите в объяснительной: обстоятельство непреодолимой силы.
- Как, как? - заинтересовался он.
Я повторил.
- Запомню. Я тут кое-что принес, - Мамай придвинул к кровати сумку. - Может, еще чего?
- Одежду. Она в шкафчике в раздевалке. Номер шкафчика - восемьдесят два. Не идти же домой в робе.
- Прямо счас и сбегаю! - кивнул он. - Тут рядом.
Ну, да, до тракторного завода - рукой подать. Можно даже пешком - одна остановка. Шестая больница Минска.
- Сергей! - прицепился ко мне Миша, когда Мамай ушел. - Что такое пуансон? И штамп?
- Ну… - я почесал в затылке. - Представь, что то, что у тебя между ног, называется пуансоном. А то, что у жены, - матрицей.
Миша хихикнул.
- Ты ведь вставляешь пуансон в матрицу?
- Конечно! - Миша обиделся. - Я же не импотент!
Дядя Коля заржал.
- Что будет, если между пуансоном и матрицей положить, скажем, носовой платок?
- Ну…
- Пуансон втянет его в матрицу. По такому же принципу работает штамп. Бац - и пуансон выдавил в металле деталь. Миску, к примеру. Или вырубил отверстие, скажем, под болт. Так изготавливают многое. Со временем пуансоны и матрицы тупятся. Их требуется подточить или заполировать края, если штамп гибочный. Этим я и занимаюсь.
- Мы так вырубаем прокладки в краны, - сказал Миша. - Из листовой резины. Но я не знал, что вырубка - пуансон. Умеешь ты объяснять!
А то! Меня за это в редакциях ценили. Написать сложно может любой дурак. А ты сделай так, чтобы домохозяйка поняла…
Мамай сдержал слово. Пока он ходил, я обревизовал передачу. Деревенская, "пальцем пиханная" колбаска, домашняя булка, конфеты и даже бутылка коньяка. Фруктов нет - их в июне не продают. Свои не выросли, а из-за границы не завозят. Не поскупился, мастер! Ну, и я не остался в долгу. Квартальная премия у Мамая рублей двести. По нынешним временам - сумма! А бутылка коньяка стоит чуть больше пяти. Нормальный обмен.
После ужина я отнес бутылку врачу. Поначалу тот зартачился, но конфеты склонили чашу весов в нужную сторону. Я получил разрешение покинуть больницу на предстоящие выходные под железное обязательство вернуться вечером в воскресенье. Перед этим доктор вновь провел тест с доставанием носа пальцами, и убедился, что пациент в порядке.
- Наверное, просто болевой шок, - пробормотал задумчиво. - От того и сознание потерял. Ладно. Застрахован?
Я кивнул.
- Справку составлю как нужно, - пообещал доктор.
Я поблагодарил.
Больницу я покинул в сумерках. К остановке шел, неся в правой руке сумку Мамая. Колбасу и выпечку я зажал. Есть захочется, а в магазин заходить лениво. Да и к вечеру на прилавках шаром покати.
Улицы города выглядели пустынно. Вечер пятницы. Народ сидит по домам или рванул в деревни: Минск - город приезжих. Сам такой. Личного транспорта здесь мало, государственный стоит в гаражах.
В воздухе стоял кислый запах горелой земли. Литейка… На тракторном она работает в три смены. Рядом - заводы автоматических линий и шестерен. Тоже не легкие планеты. Промышленный район. Подошел автобус, и я, запрыгнув в полупустой салон, сел у окна. Талончик пробивать не стал: в кошельке проездной. "Икарус" медленно катил по пустынной улице. Я смотрел, узнавая забытые места. Парк 60-летия Октября - так его назовут два года спустя. Пока - "Корчи". Прозван народом за торчащие на дорожках корни деревьев. Гостиница "Турист", улица Плеханова. В моем времени здесь пустят трамвай, и настроят высоток. Но пока - двухэтажные "сталинки" и частный сектор. Панельные дома начинаются в Серебрянке. В этом микрорайоне я живу.
Автобус свернул на проспект Рокоссовского, затем - улицу Малинина. Все герои Отечественной войны. В Минске их именами названы десятки улиц. В моем времени ни одну не переименовали, даже новые появились. В Беларуси не забыли, кому обязаны освобождением. В той жизни я жил на улице Рафиева - азербайджанца, танкиста, Героя Советского Союза. Чтобы он сказал, узнав, что через шестьдесят лет после его подвига, в Украине в таких, как он, будут плевать? А в Прибалтике снесут памятники павшим воинам? Националисты, мать их!..
Автобус подкатил к остановке. Я вышел и зашагал к комплексу зданий, стоявшему на возвышении. Два девятиэтажных жилых корпуса, соединенных двухэтажным переходом. Малинина, 28 - общежитие тракторного завода. Один корпус - мужской, второй - женский. По четыре сотни женихов и невест с каждой стороны. Вечерами из корпуса в корпус идет бурное встречное движение, за которым присматривают бдительные вахтерши. От них не скроешься - знают все. Посетителей пропускают только до 23 часов. После чего гостей из общежития выдворяют. Как-то один из изгнанных решил влезть к подружке через лоджию. С внешней стороны женского корпуса они низкие. Мимо шел милицейский патруль. Он засек нарушителя и стал свистеть. Испугавшийся парень успел скрыться, потеряв при этом ботинок. Милиционеры подобрали его и предъявили вахтерше. Та выдала полную информацию: как зовут парня, к какой девушке он ходит, и в какой комнате он сейчас. Чекистки…
Вахтерша, увидев меня, ойкнула.
- Все в порядке, Юзефа Ивановна, - успокоил я. - Бандитская пуля. Но враг не прошел.
- Сказали, несчастный случай, - не поверила она. - Железякой пробило голову, в больницу без сознания отвезли. Девчата плакали.
- И зря! - сказал я. - Нет железяки, способной пробить лоб советского человека.
- Как тебя только из больницы выпустили? - покачала она головой.
- А чтоб не мешал, - просветил я. - У них там праздник. Юбилей.
- Какой?
- Сотого больного похоронили.
- Тьфу на тебя! - плюнула Юзефа. - Нашел чем шутить! Иди отсюда!
- Слушаюсь! - я вскинул ладонь к виску.
- К пустой голове руку не прикладывают! - уязвила она.
- А кто сказал, что она полная?
- Трепло! - заключила Юзефа. - И за что тебя девки любят?
- Я добрый, - сообщил я. - Они это сердцем чуют. Или другим местом.
Юзефа потянулась к венику, стоявшему у стола, и я ретировался. А то ведь махнет сгоряча. Наша вахтер - женщина суровая, в войну служила в НКВД. Ее группа в числе первых врывалась в освобождаемые города. Задачей чекистов был арест коллаборационистов, которые не успели сбежать. Нужные адреса у них были.
Мне Юзефа благоволит. Во-первых, я сирота, а она - детдомовская. Родственные души. Во-вторых, я пришел со службы с медалью. У фронтовиков к "За отвагу" отношение особое. Просто так ее не давали. Юзефой я был допрошен и признан достойным. Теперь вхожу в список особо доверенных лиц. Могу даже оставить девушку на ночь. Правда, Юзефа этого не одобряет, так что льготой я не пользуюсь. Пока…
Я поднялся на седьмой этаж и открыл дверь с номером 707. Планировка в общежитии блочная, в каждом блоке две комнаты. Каждая рассчитана на двоих обитателей, итого их в блоке - четверо. Однако на каждом этаже есть блок, не имеющий второй комнаты. Ее "съел" лестничный пролет. Жить в таком считается удачей - всего один сосед. В комнаты с цифрами "07" селят лиц, приближенных к руководству, то есть блатных, или особо заслуженных. Я - из вторых. Кавалер боевой медали… В комитете комсомола похлопотали.
Соседа дома не оказалось. Все ясно - свинтил в деревню. Там у Коли родители и дружбаны. Завтра отправятся на Щару, где будут купаться и ловить рыбу. Был я у Коли. Родители у него замечательные, да и сам он - парень что надо. Футболист, кандидат в мастера спорта. Заочно учится в физкультурном институте. В 90-е Коля пойдет в бизнес, и его убьют. Бандитский наезд. Все сделаю, чтобы этого не случилось…
Встав на пороге, я некоторое время обозревал место моего прошлого и нынешнего обитания. Аскетично. Две койки с железной сеткой и спинками из шпонированного ДСП. Стол, на нем лампа. Купили в складчину. И Коле и мне нужно готовиться к сессии. Хотя мне уже нет. Стул один. Если приходят гости, они сидят на койках. На окнах - шторы из плотного льна. Стенные шкафы, дверь в туалет… Душ - в подвале.