Содержание:
Мальборо-хауз . Утро среды, 4 августа 1714 1
Храм Вулкана. Часом позже 3
Клуб "Кит-Кэт". Часом позже 4
Верфь Орни в Ротерхите. Утро 13 августа 1714 5
Суррей. Перед рассветом, 15 августа 1714 6
Библиотека Лестер-хауз. У тро 18 августа 1714 10
Лондонский мост. На следующий день 17
Гринвич. Месяц спустя (18 сентября 1714) 18
Дом Роджера Комстока. 3.30 ночи, четыре дня спустя (22 сентября 1714) 20
"Замок" Ньюгейтской тюрьмы. 29 сентября 1714 21
"Чёрный пёс" в Ньюгейт. 4 октября 1714 22
Флитская тюрьма. Р анний вечер 5 октября 1714 24
Трактир Флитской тюрьмы. В Трактир Флитской тюрьмы. В ечеринка пивного клуба (четверг, 14 октября 1714) 27
Под свинцовым гнётом во дворе Ньюгейтской тюрьмы. 20 октября 1714 31
Вестминстерское аббатство. 20 октября 1714 32
Двор Олд-Бейли. 20 октября 1714 33
Тауэр. Вечер 20 октября 1714 33
Письмо. 20 октября 1714 34
Минт-стрит в Тауэре. Сумерки 20 октября 1714 34
Письмо. 20 октября 1714 35
Подвал смертников Ньюгейтской тюрьмы. 20 октября 1714 35
Виселицы на Тауэрском холме. Рассвет, 22 октября 1714 36
"Замок" Ньюгейтской тюрьмы. 23 октября 1714 37
Клеркенуэлл-корт. Утро 23 октября 1714 38
Часовня Ньюгейтской тюрьмы. 24 октября 1714 40
На середине Чипсайда. Р ассвет, 25 октября 1714 40
Ют "Минервы". Полдень, вторник 26 октября 1714 42
Храм Вулкана. Среда, 27 октября 1714 43
Ньюгейтская тюрьма. 28 октября 1714 44
Нил Стивенсон
Барочный цикл. Книга 8. Система мира
Остаётся изложить, исходя из тех же начал, учение о строении системы мира.
Ньютон, "Математические начала натуральной философии"
Мальборо-хауз . Утро среды, 4 августа 1714
Торговцы знают, что памфлеты вигов продаются лучше, так щедры они на скандалы и ложь. Из письма к Роберту Гарлею, 1-му графу Оксфордскому, приведённому в книге "Мальборо. Его жизнь и время", сэра Уинстона Черчилля, том VI.
Церемония утреннего туалета была придумана Людовиком XIV и, подобно другим нововведениям Короля-Солнца, возмущала добропорядочных англичан, знавших о ней лишь по страшным рассказам, как версальские придворные продают невинность своих дочерей за право подержать рубашку или подсвечник на одевании монарха. Вот всё, что Даниель слышал об этом обычае до девяти часов утра четвёртого августа, когда посыльный отыскал его в Крейн-корте и огорошил известием, что он, Даниель, вместе с полудюжиной других господ приглашён на первое лондонское левэ герцога Мальборо, которое имеет состояться через час.
"Однако моё собственное левэ ещё не закончено", - мог бы ответить Даниель, вытирая овсянку с небритого подбородка. Вместо этого он велел посланцу ждать внизу, пообещав, что скоро спустится.
Перед домом Мальборо толклись несколько сотен англичан - слегка выдохшийся остаток упоённой толпы, с пением сопровождавшей его вчера по улицам Лондона в подобии римского триумфа, наскоро сымпровизированного неуправляемым плебсом.
Герцог и герцогиня были в Дувре вечером второго. Весь вчерашний день они ехали через Рочестер и другие города, лежащие по дороге к Лондинию, где их встречали только что не королевскими почестями. За это время многие знатные виги успели пристать к процессии, а многие простолюдины - выстроиться на Уотлинг-стрит. У Даниеля даже зашевелились сомнения: что, если слухи, давно распространяемые ториями, верны, и Мальборо действительно второе пришествие Кромвеля? Теперь он пригласил на своё первое левэ Даниеля, который ещё помнил, как ребёнком сидел у Кромвеля на коленях.
Рядом с Сент-Джеймским дворцом, похожим на свалку архитектурных элементов, Мальборо-хауз смотрелся вполне прилично. Ограда дворца, подобно исполинскому железному ситу, впускала одних (в данном случае Даниеля) и отцеживала других. По внешнюю её сторону намело целые человеческие сугробы; любопытствующие жадно глядели внутрь, втиснув между прутьями лица. Выбираясь с помощью слуги из экипажа и идя к парадным дверям, Даниель гадал, многие ли из зевак его знают и мысленно свяжут с безжалостным пуританским военачальником. Среди них наверняка затесалось немало шпионов тори - уж они-то наверняка Даниеля заметили и про связь с Кромвелем вспомнили. Вероятно, с тем его сюда и пригласили: чтобы сделать всей партии тори смутно-угрожающий намёк.
Ванбруг переделывал дворец с расчётом, что герцог останется здесь надолго. Многие работы были ещё в самой грубой стадии, так что слуга вёл Даниеля под лесами, между штабелями досок и кирпичей. Однако чем дальше, тем более завершёнными выглядели комнаты. За герцогскую опочивальню взялись первой, и обновления распространялись от неё к внешним частям здания. Перед резными двустворчатыми дверями работы Гринлинга Гиббонса служанка вручила Даниелю серебряный таз с горячей водой, обёрнутый полотенцем, чтобы не обжечь рук.
- Поставьте рядом с милордом, - сказала она, и двери распахнулись.
Словно жук на леднике, герцог Мальборо восседал в кресле посреди белой огромности своей спальни. Рядом с ним стоял стол. Герцогскую голову покрывала густая щетина: очевидно, сегодня он решил её сбрить. Да и пора было: по слухам, противные ветра задержали их с герцогиней в Остенде на две недели. Даниель, знавший о левэ не больше любого другого англичанина, испугался, что сейчас его попросят намылить герцогу макушку и соскоблить с неё двухнедельную поросль. Однако тут он заметил лакея, правящего бритву, и с непомерным облегчением понял, что обязанности цирюльника возложены на человека опытного.
Из шести приглашённых на левэ Даниель явился последним; это он видел ясно, несмотря на то, что августовское солнце, сияющее на тоннах новой лепнины, слепило глаза. Потолок был таким высоким, что можно извинить натурфилософа, вообразившего, будто фестоны и фризы вырезаны из природного льда.
Герцог сидел в шлафроке из чего-то блестящего и шуршащего, шею его перед бритьём обмотали милями белого полотна. Ничего более далёкого от пуританской строгости измыслить было невозможно. Если тори снаружи, на Пэлл-Мэлл, и впрямь полагали, что Даниель идёт передать факел следующему Кромвелю, один взгляд на эту комнату рассеял бы их опасения. Мальборо, если он и захватит власть, будет действовать не как военный диктатор, а как Король-Солнце.
Великий человек полупривстал в кресле и поклонился Даниелю, который от неожиданности чуть не уронил таз. Прочие участники левэ - всё больше графы и выше, держащие свечи, рубашку, пудру для парика и тому подобное, - склонились ещё угодливее. Даниель по-прежнему мало что видел, но, проходя последние несколько ярдов, отчётливо слышал приглушённые смешки.
- Доктор Уотерхауз ещё не знает, что нашли сегодня в запечатанном ларце барона фон Ботмара, - предположил герцог.
- Сознаюсь в своём полнейшем неведении, - отвечал Даниель.
- Ганноверский посол, Ботмар, привёз с собой запечатанный ларец, который следовало открыть по смерти королевы Анны. Там лежали распоряжения его величества, как управлять страной до тех пор, пока его величество явится принять корону, скипетр и державу. Сегодня распоряжения достали и прочли в присутствии Тайного совета. Король назначил двадцать пять регентов, которые будут распоряжаться до его приезда. Вы, доктор Уотерхауз, один из двадцати пяти.
- Бред собачий!
- Истинная правда. И когда мы склоняемся перед вами, милорд, мы делаем это потому, что чтим в вашем лице регента. Вы и две дюжины ваших коллег - для нас покамест ближайшее подобие государя.
К Даниелю никогда прежде не обращались "милорд", и уж менее всего он ждал такого от герцога Мальборо. Ему потребовалось определённое самообладание, чтобы не пролить воду из таза. Впрочем, с помощью лакея таз был водружён на стол, и Даниель, завершив свои церемониальные обязанности, смог отступить назад. Лакей намочил губку и возложил её герцогу на голову, словно влажную корону. Герцог заморгал, стряхивая с ресниц струйку воды, задрал подбородок и принялся перебирать какие- то бумаги у себя на коленях: очевидно, левэ, помимо прочего, включало увлекательную возможность посмотреть, как великий человек читает почту.
- Граб-стрит, наверное, протянулась уже миль на десять, - заметил герцог, отбрасывая в сторону одну газету за другой.
- Возможно, скоро вам захочется, чтобы она стала гораздо короче.
- Вам тоже, доктор Уотерхауз. Новая высокая должность сделает вас мишенью для отравленных стрел.
Мальборо склонил голову набок, чтобы мыльная пена не текла на глаза, и теперь не видел того, что лежало у него на коленях. Он перебирал газеты, встряхивая золотой бахромой на рукавах, и время от времени отводил какую-нибудь на расстояние вытянутой руки.