Глядел на нее Мстислав и тоже зубами от злости скрипел. Это ж сколь его лапушка, заинька, кисонька, детонька ненаглядная перестрадала, коль ныне от нее прежней - а ведь всего два года прошло с начала замужества - почитай, половина былой стати осталась. Была-то розовощекая, округлая, словно яблочко наливное, а ныне эвон какая исхудавшая.
Тогда-то, сидючи в шатре, он в сердцах решил вовсе не возвращать ее мужу. К тому же и за собой чувствовал изрядную вину - ведь предупреждали его, что не просто так умерла первая жена Ярослава, Аксинья Юрьевна. Хоть и терпеливой была дочка половецкого хана Юрия Кончаковича, но все одно - доставалось ей порядком, а рука у мужа ох и тяжела. Вот только он, Мстислав, не послушался доброхотов, порешив, что пред такой красой никто не устоит, потому и дал согласие на свадебку. Зато ныне сызнова вручать ее извергу на поругание он не собирался. Да и сама Ростислава сразу повеселела, узнав про отцовское решение, так что обратно в Новгород он уехал вместе с нею.
Да и потом, когда Ярослав прислал за нею послов, выпроводил их ни с чем. Стоило ему вспомнить то свидание в шатре и измученную, исхудавшую Ростиславу, как тут же все в нем вздымалось, и он, глядя на вновь расцветшую под его заботливым крылом дочку, решительно отказал в ее выдаче. Правда, выпроводив восвояси второе по счету посольство, князь поневоле призадумался - а что же дальше? Как ни крути, а такое ведь тоже не может длиться до бесконечности. Замужней бабе - будь она хоть кто - место рядом с законным супругом, а не у отца.
Зато теперь вроде бы подворачивался удобный случай - не просто отвезти Ростиславу, а заодно и зятя с собой на Рязань пригласить. Думалось, что совместный поход должен их как-то друг с дружкой сблизить, а коли Ярослав сердца на тестя держать не станет, глядишь, и с женой своей полюбезнее будет, а там как знать, может, и к общему ладу придут. Да и намекнуть можно, время подходящее выбрав, что, мол, все, шутки давно кончились и вдругорядь он, Мстислав, такого обращения со своей кровинушкой прощать не намерен.
Но вроде бы и все продумал, а на душе у него по-прежнему было неспокойно, так что он продолжал хмуриться, хотя и сам толком не понимал почему. Вроде бы со всех сторон складно получалось, так чего ж кошки на сердце скребутся? Однако раз решено, значит, быть по сему.
- Сбирайся, - хмуро буркнул он, войдя к дочери в светлицу, и повелительно махнул дворовым девкам, что сидели рядышком с переяславской княгиней на лавках, склонясь над вышивкой.
Челядь мигом исчезла. Лишь Вейка, любимица дочери, как бы невзначай немного замешкалась у выхода, ожидающе косясь на свою хозяйку, не подаст ли та какой знак, не повелит ли остаться. Знака она не дождалась, зато Мстислав так грозно глянул в ее сторону, что пришлось проследовать за остальными. Уходя, Вейка успокоила себя мыслью, что отец - не муж и худа над ее обожаемой княгиней не свершит.
- Как скажешь, батюшка, - послушно откликнулась Ростислава, поняв все без дальнейших объяснений и лишь спросив: - Сколь скоро ехать повелишь?
- Пока вече сберу, пока дружину проверю - с неделю, не менее, провозимся.
- Так ты сам меня повезешь? - не поняла княгиня. - А почто со всей дружиной? Чай, не на битву едешь, к зятю родному. - Но не утерпела, тут же иронично протянув: - Хотя да, иной зять, он… - А договаривать не стала, и без того обоим ясно.
Мстислав вздрогнул и смущенно пояснил:
- Я к нему лишь попутно загляну, чтоб тебя из рук в руки передать… да поговорить кое о чем, - добавил он грозно.
Лицо Ростиславы вмиг зарделось ярким румянцем. Она прекрасно поняла, о чем именно, а точнее, о ком будет идти речь. Ох, как же стыдно, как же непереносимо стыдно… Мстислав же, не обращая внимания на раскрасневшиеся щеки дочери, продолжил:
- А дружину с собой на Рязань поведу. Да не токмо дружину, но и новгородский полк мыслю прихватить, потому как негожее там творится.
- А я-то думала, что ты ныне Галич непокорный в мыслях держишь.
- Да бог с ним, с Галичем этим, - беспечно отмахнулся Удатный. - Подождет он, никуда не денется. Успею угорского королевича оттель выгнать, а сейчас поважнее дела имеются. Слыхала, поди, что там на украйне земель русских стряслось?
- Как не слыхать. Ужо две седмицы весь Новгород, почитай, токмо о том и говорит. Да и ты мне последнюю грамотку от князя Константина показывал, чла я ее. А ты, стало быть, сызнова о правде печешься? - печально вздохнула Ростислава.
- Надо ж кому-то, - проворчал Мстислав Мстиславич, которому в этот миг пришло на ум, что на душе у него, скорее всего, неспокойно как раз из-за Рязани.
Дело-то даже не в ней, а вообще - ну сколько ж можно?! То в Киеве творится бог весть что, то в Галиче, то у Всеволодовичей, а теперь вот еще одно к ним добавилось. Неужто у князей ныне вовсе ни стыда ни совести не осталось, коли они вот так-то?!
- А меня, значит, попутно… - задумчиво протянула Ростислава, прерывая тягостные раздумья отца.
Лицо ее слегка омрачилось, но длилось это недолго.
"А ведь ежели не поедет батюшка на Рязань, тогда и меня… попутно… не повезет, - мелькнуло у нее в голове. - Ежели не поедет…"
Она покосилась на князя и тихонько осведомилась:
- Одного я токмо в ум не возьму. Когда ты прямиком с моей свадебки на Чернигов подался - тут все ясно. Святославичи Мономашичей забижали - негоже такое спускать. К тому же Мстислав Романович, что на Смоленске сидел, братом тебе двухродным доводился. И когда ты с Галича вернулся, чтоб за свой Новгород вступиться, да на Ярослава с Юрием пошел - там тоже все понятно.
Что именно, она вновь уточнять не стала. Ни к чему свой срам лишний раз прилюдно выставлять. Хоть и отец родной, ан все одно. Вместо этого далее свою ниточку потянула:
- Ты за старину вступился, Константина на Владимирский стол усадил, порядок должный навел, чтоб средь суздальских Мономашичей тоже все по дедовым обычаям было. А вот ныне я в толк не возьму: чай, в Рязани Святославичи грызню учинили. Так почто тебе туда лезть?
- Ежели бы черниговские али с Новгород-Северского княжества - тогда и впрямь чужие, - возразил князь. - А с теми, что на Рязани, я в родстве, потому и болит у меня душа. Никогда еще братоубивец на столе княжом не сиживал. Лучше помереть, чем неправду терпеть.
- Ан тут запамятовал ты малость, - деликатно заметила Ростислава отцу.
Ну не говорить же ему: "Батюшка, ты хоть одну харатью за свою жизнь читал ли?"
Нет уж, тут тоньше надобно, чтоб, упаси бог, не обидеть. Лучше про плохую память сказать. Она - дело житейское. Для воина зазору нет предание далекой старины подзабыть.
- Еще пращур наш общий Владимир, хошь и равноапостольный, но повелел своего брата Ярополка на мечи вздеть, - привела она пример.
- То сами варяги учинили, - неуверенно возразил Мстислав, сам чувствуя слабость своих слов.
- Без княжьего дозволения на такое ни один варяг бы не решился, - не согласилась она. - К тому ж не в битве и не в сече, а когда тот мириться к Владимиру приехал. Один! Без меча!
- А Святополк Окаянный? - взвился князь. - Пришел Ярослав Мудрый и покарал братоубийцу.
- Это верно, - не стала спорить Ростислава. - Но он поначалу в точности уяснил, что Святополк в смерти братьев повинен, а уж тогда пошел на Киев. А ты, батюшка, сам-то до конца ли уверен, что это Константин Рязанский задумал братьев своих изничтожить?
- А кто же еще? - с недоумением посмотрел Мстислав на дочь. - Али ты словеса его, кои он в грамотке отписал, на веру взяла? Мол, ненароком в лес пошел, невзначай топорище вырубил. Тогда Глебовы письмена припомни. Там-то вовсе иное сказывается.
- Стало быть, ты Глебовым словесам больше веришь? - уточнила Ростислава, еще раз прикидывая в уме, как половчее зайти да с чего начать, и припоминая, что именно было написано в обоих свитках.
- Как же не верить, коль людишки Константина не токмо его братьев под Исадами, но и все их потомство сгубили?! - возмутился Удатный. - Один токмо род Ингваря и остался в живых, да и то потому, что не успел Константин и сам в полон угодил. Ну а после уж исхитрился и своего последнего брата Глеба умертвил. Тут тоже все ясно как божий день. А не выступлю я, чтоб правду на рязанской земле учинить, он и остальных на мечи поставит. Мне же юный Ингварь Ингваревич и братовья его меньшие хошь и двухродные, ан все одно - сыновцы. Стало быть, надобно им заступу дать.
- Это хорошо, когда все ясно, а я вот ничегошеньки уразуметь не могу, - певуче протянула Ростислава, бросив в сторону отца лукавый взгляд и тут же вновь низко склонив голову над рубахой.
Казалось, девушка полностью отдалась вышивке, но это было обманчивое впечатление. На самом деле она торопилась все продумать. Времени, можно сказать, не было вовсе, а надо успеть выстроить из обоих посланий и прочих всевозможных обрывочных сведений, полученных преимущественно от заезжих купцов на богатом новгородском торгу, единую нить логичных рассуждений и веских доводов.
Вообще-то послание от Константина понравилось ей куда больше. У Глеба оно было написано слишком уж льстивым языком. Так впору оправдываться после свершенного, а не пояснять, что стряслось. А вот Константин спины перед ее отцом не гнул, держался с вежеством, почтительно, но и своей чести не забывал. Мол, ты мне старший братан не только по летам, но и по своим делам, потому и хочу тебя известить о том, что стряслось…