- Кесс, к тебе можно? - как ни в чем не бывало спрашивает Шон. Как будто мы с ним сто лет знакомы и старые соратники по мыслям и рюмкам. Если ему интересно, я вообще не пью. Меня тошнит от алкогольного запаха.
- Ты уже вошел, - раздраженно отвечаю я, между тем, прекрасно понимая, что не могу командовать им в его же доме. В этот момент я действительно похожа на стерву.
- Кесс, это Дженнифер. Джен - это Кесс.
Чувствую, как эта самая "Дженнифер" по-хозяйски садится рядом со мной на кровать.
- У тебя замечательное имя, - щедро сдобрив свой голос ядом, обращаюсь я к девушке.
- Да что ты, - она отвечает растерянно, явно смутившись. Мне хочется смеяться в полный голос, смеяться злорадно и торжествующе. Какие же они все придурки!
Я вспоминаю недавнюю афишу и добавляю:
- Прямо как в фильме "Тело Дженнифер", ты ведь смотрела? - Затем делаю небольшую театральную паузу. Я уже знаю, что и Шон, и эта Дженнифер уже успели раскусить мои ядовитые настроения. - А вот я не смотрела. И никогда не посмотрю. А ты, Дженнифер? Или тебя лучше звать Джен?
Я прекрасно чувствую неприкрытую растерянность девушки, пораженную моим открытым сквернословием. Наверное, она быстро взяла себя в руки, потому что мне кажется, что теперь она мило улыбается. Дженнифер осторожно берет мою ладонь и сминает ее между своих.
Фу, нежности телячьи, меня сейчас стошнит, ей-богу!
- Кесси, тебе не стоит меня опасаться. Я твой друг. - "Она что, разговаривает с душевно больной?" - молнией проносится у меня в голове. - Ты ведь друг Кима, а друг Кима - мой друг.
Мне кажется, что сейчас по закону жанра она сейчас скажет фразу, которая ножом вопьется мне прямо… Нет, не в сердце. В почки.
Но эту фразу говорит не "Джен" - полный искреннего добродушия Шон:
- Дженнифер - невеста Кима. Он ведь, конечно, рассказывал тебе о ней?
…
То, что нас не убивает, делает нас сильнее.
Наверное, эту фразу придумал какой-то ангелок, мило болтающий ножками со своего облачка и ничегошеньки не смыслящий в человеческой жизни. Наверное, он представлял себе жизнь как бесконечную череду затягивающих, точно водоворот, событий.
Но он ошибся.
Мне кажется, что я уже не на земле, а где-то между небом и Нью-Йорком. Мне кажется, что лучшее, что со мной может произойти в этой жизни - это скорая смерть. Мне кажется, что Ким - всего лишь самый страшный кошмар в моей жизни. Обычный сон среднестатистического обитателя этой чертовой планеты.
И все же мне кажется, что мы с разных планет. Я, Шон, эта Дженнифер. Я, эти сны, урод, выстреливший в меня пять лет назад. Мы по разные стороны баррикад.
До того самого судьбоносного в моей жизни звонка остается девяносто девять секунд или девяносто девять слов. Какая разница - все равно дьявольское число.
До того момента, как я решусь на самый отчаянный поступок в своей жизни, остается лишь мгновение.
Звонит телефон. Истерично, надрывисто, кровожадно требуя, чтобы я ответила. Я не знаю, что этот звонок очень важен - я просто чувствую. Как чувствовала, как Ким улыбается. Как поняла, что они с Шоном браться. Как осознала, что мне чертовски надоело жить.
Но тот ангел наверху все-таки ошибся.
То, что нас не убивает, сводит нас с ума.
7. "Как хочется быть уверенной в следующих тридцати секундах"
Дрожащей рукой я застегиваю темно-синий жакет (единственная стоящая вещь, которую Ким умудрился засунуть мне в рюкзак). Руки не слушаются, и у меня постоянное ощущение, что сейчас от пиджачка поотлетают все пуговицы.
За окном величественно и надменно каркают вороны - их крики эхом отдаются у меня в голове.
Когда я умру, на моих похоронах будут танцевать птицы. У них есть крылья, а крылья означают свободу. Мне так не хватает хотя крохотной доли этой самой свободы.
Как хочется выбираться "на прогулку" не тайно (в тайне от Шона, конечно), а с гордо поднятой головой…
Как хочется быть уверенной в следующих тридцати секундах…
…
Он ждет меня на углу дома. У меня в голове стойкое ощущение, что все каким-то мистическим образом в моей жизни начинает повторяться.
Отличие только в том, что я знаю - меня ждет не Ким. А еще я даже понятия не имею, кто именно там меня поджидает.
Я неспешно на ощупь пробираюсь вдоль кирпичной стены дома - она шершавая, грязная (я чувствую, как на моих ладонях остается черная несмываемая пакость). И, наконец, нащупав острый угол, улавливаю в воздухе запах свежей выпечки.
"Мало ли сколько в Нью-Йорке булочных", - пытаюсь успокоить себя я.
Но не получается. Не выходит. И у меня подкашиваются коленки, как у Кесси-подростка на первом свидании. Но мне уже давно не пятнадцать.
Он учтиво берет меня за руку - его рука такая странно знакомая. Я пытаюсь улыбаться, пытаюсь не показывать, насколько мне на самом деле страшно.
Протянутая мне ладонь на удивление скользкая, точно ее окунули в какой-то маслянистый раствор. Моя рука выскальзывает, но он вновь хватает ее и зажимает в своей.
Мне кажется, что во всем происходящем есть что-то критически неправильное. В голове зажигается тревожная лампочка, когда я понимаю, почему эта ладонь кажется мне такой знакомой.
- Кесс, почему ты не дома? - покровительствующе спрашивает Шон, как будто он, черт возьми, мой отец.
- А почему у тебя руки в крови? - в свою очередь интересуюсь я.
…
Полная разочарования, я резко открываю холодильник. Но уже не в поисках чего-нибудь - конкретно в поисках пива.
Глаза щиплет, и мне вновь хочется плакать. Не знаю, почему. Вроде бы я, наоборот, салюты должна пускать от того, что Шон меня типа "спас".
- Ты убил… - запинаюсь, - … это?
Шон кряхтит - не могу понять, от смеха или от раздражения. Чувствую, как он отталкивает меня от холодильника и вырывает из рук чудом добытую бутылку.
- Этого, - мне кажется, или он действительно меня передразнивает? - больше нет. Можешь не беспокоиться.
- А как же остальные? - Конечно, у меня мысли только о собственной шкуре, как у последней трусихи. - Он ведь не был всей шайкой?
- Вот скажи мне, Кесс. - Шон на секунду замирает - возможно, подбирает слова. - Скажи, какого хрена ты а: стала разговаривать с этим по телефону; и б: у тебя, что, в заднице тайное шило, что тебя угораздило совершенно "случайно" очутиться на месте вашей с этим красавчиком "встречи"?
Я понимаю, что у меня нет оснований злиться на Шона, но все равно злюсь. Скорее, даже не на него, а на Кима, которого, как всегда не оказывается рядом, на Кима, который за все время нашего знакомства так и не сказал: "Знаешь, Кесси, у меня вообще-то есть невеста, с которой, мы вроде как помолвлены, так что можешь выбросить всю эту муть, о которой ты думаешь 24 часа в сутки, из головы". Но он молчал. Все это время молчал.
Хренов ублюдок.
- Отдай мне бутылку, - шиплю я и протягиваю руку в воздух, даже не ожидая, что Шон послушается.
- Мне казалось, ты не пьешь.
- Тебе показалось.
И он отдает мне бутылку. С сомнением, с недоверием - я чувствую. А еще чувствую, что он весь вечер будет за мной присматривать, чтобы, когда я надерусь в хлам, любезно уложить меня в кровать.
На второй этаж подниматься слишком далеко, и я направляюсь к парадной двери. Думаю, Шон на меня наорет. Мысленно я уже готовлю свои колкие ответы на его прямые вопросы. Жду, пока он схватит меня за руку, как в хорошем кино.
Но он не хватает. Спорю на что угодно - Шон сейчас стоит, облокотившись об стену, и, сложив руки под грудью, молча наблюдает за мной. Бьюсь об заклад, что это именно так.
Дверь за мной захлопывается сама, и мне кажется, что навсегда. На ступеньках сидеть холодно, а воздух такой разреженный и свежий, что понимаю - сейчас, по крайней мере, раннее утро.
Но меня мало волнует перспектива простудиться. Я сажусь, зажимаю в руках предварительно открытую бутылку пива (как будто греюсь об нее, но она даже еще холоднее, чем ступени, на которых я сижу) и слушаю. Просто слушаю.
Где позади меня воют собаки. Протяжно, жалобно. Точно пытаются посочувствовать мне, типа сказать: "Подумаешь, Кесси. Вот фигня. С тобой ведь еще и не такое бывало, ведь правда?" И правда, как я могла забыть?
Но только такая неудачница как я может самовольно отправиться на встречу с совершенно незнакомым ей злобным и кровожадным маньяком и вот так вот сесть в лужу.
"Даже сдохнуть нормально не дадут", - ворчливо думаю я и делаю большой глоток горькой жидкости из холодной бутылки.
Мне категорически не нравится, но я уперто продолжаю пить, пытаясь этим что-то доказать себе, доказать Киму. Он меня сейчас не видит, но для меня это имеет небольшое значение: всегда можно представить, что он рядом.
Такое ощущение, что омерзительное пойло уже течет мимо рта - просто по подбородку, стремительно капая на мой ну просто замечательный синий жакет с мысленно оторванными пуговицами.