Холодным осенним днем, когда свернувшиеся коричневые листья взлетели на деревья, процессия двинулась - пустой катафалк, темные молчаливые автомобили. На кладбище мы встретили двух мужчин, они стояли, деликатно отвернувшись от свежевырытой могилы. Потом, пока Флора и Элен горько рыдали, а священник произносил положенные слова, длинный узкий гроб подняли из могилы и понесли к катафалку.
Дома крышку гроба сняли, и мы увидели Джона, забальзамированного старика, которого впереди ждала долгая жизнь.
На следующий день, повинуясь тому, что, казалось, было вечным ритуалом, они вынули его из гроба, могильщик вытянул из его вен едкую жидкость и ввел красную кровь. Потом они уложили его в постель. Прошло несколько часов напряженного ожидания, и кровь начала свою работу. Когда у него вырвалось первое дыхание, Флора села рядом с ним на кровать, обняла его и прижала к себе.
Но он был еще очень болен, ему нужен был отдых, и потому взмахом руки доктор приказал ей выйти из комнаты.
Я тоже должен был испытывать счастье, однако, помнится, в тот момент во всем происходящем я ощущал что-то нездоровое. Может быть, когда в нашей жизни впервые случаются большие кризисы, мы всегда чувствуем себя подобным образом.
Я люблю Маот. Скитаясь по свету, я любил сотни женщин, но это не влияет на искренность моей привязанности к ней. В их жизни я входил не так, как обычно это делают любовники, - восстав из могилы или в пылу какой-то ужасной ссоры. Я - вечный скиталец.
Маот знает, во мне есть что-то странное. Но она не позволяет, чтобы это “что-то” мешало ее попыткам заставить меня исполнять ее желания.
Я люблю Маот и в конце концов уступлю ей. Но сначала я задержусь немного на берегу Нила, взгляну в последний раз на его великолепие.
Мои самые первые воспоминания даются мне тяжелей всего, но изо всех сил я стараюсь в них разобраться. Я чувствую, копни я чуть глубже, и мне явилось бы мучительное понимание происходящего. Но, кажется, я никогда не буду способен сделать необходимое усилие.
Эти воспоминания беспорядочно возникают из тьмы и страха. Я гражданин большой страны, где-то там, далеко отсюда, я безбород и ношу уродливые, сковывающие движения одежды; однако ни мой возраст, ни облик ничем не отличаются от сегодняшнего. Страна эта в сотню раз больше Египта, но она лишь одна из многих. Все народы мира известны друг другу, Земля - это шар, а не плоскость, она плывет сквозь усыпанную островами солнц бездну, а не накрыта усеянной звездами чашей.
Повсюду машины, а новости облетают вокруг света как простой крик. Повсюду изобилие, о котором и не мечтали, возможности, не имеющие себе равных. Однако люди несчастны. Они живут в страхе. Если я не ошибаюсь, в страхе перед войной, которая вот-вот разразится и уничтожит какой-то вражеский город. В страхе от опасности, которая исходит не с Земли, а со звезд. Отравленные облака. Смертоносные светлячки светящейся пыли.
Но хуже всего было оружие, о котором еще только ходили слухи. Месяцами, которые казались вечностью, мы стояли на грани этой войны. Мы знали - ошибки уже совершены, бесповоротные шаги сделаны, последние шансы утрачены. Мы только ждали самого события.
Похоже, для нашего отчаянья и ужаса существовали особые причины. Как будто бы и до этого происходили мировые войны, и мы отчаянно старались их предотвратить, обещая себе, что уж это-то - последняя. Но такого я еще не помню. Вполне возможно, что надо мной, да и над всем миром, всегда нависала тень подобных катастроф, всеобщей гибели.
Несутся месяцы, и вдруг чудесным, невероятным образом война начинает стихать. Напряжение ослабевает. Тучи рассеиваются. Все суетятся - конференции, планы… Ну а так же надежды на долгожданный мир.
Но тянется он недолго.