Голова нахмурился. Не было печали! Летом в веске работы с зари до зари, а тут тсарь со своими стройками. Хорошо хоть отсеяться дал. Но если задержит мужиков до зимы, кто урожай собирать будет? Дрова запасать? В большинстве дворов только один кормилец, а где два-три, там и нахлебников о-го-го: дети мелкие, старики. Поможем, конечно, всем миром, но тяжковато придется…
- Жребий киньте, - посоветовал гонец. - Так оно честнее всего выйдет.
- Да уж разберемся, - в сердцах огрызнулся весчанин, хоть сердиться на тсарского посланника и не полагалось. Знали бы - точно на жальнике отсиделись бы! Даже переночевали.
Голова встал, по обычаю грохнул об землю кружку. Та, зараза, не разбилась, а подскочила и закатилась под стол. Дурной знак…
- Хольга прислала - Хольга призвала, - громко объявил он. - Пусть тебе, бабушка Шула, в небесном Доме будет лучше, чем в земном, а мы уж тебя не забудем и попозже непременно в гости зайдем.
Вслед за ним стали подниматься остальные весчане.
Голова выждал, пока не разлетится вдребезги последняя кружка, и сумрачно продолжил:
- А покуда пошли к молельне, совещаться будем…
* * *
Первым его заметил Жар. А может, и Альк - но оставил это неприятное открытие вору. Случайно обернувшись, тот аж подскочил в седле:
- За нами путник едет!
Саврянин лишь глаза сузил, даже не удосужившись посмотреть назад. Рыска же чуть с коровы не свалилась, выворачивая шею. Конечно, путником на дороге никого не удивить, но когда совесть нечиста…
Время шло, человек на нетопыре не приближался и не удалялся. Когда дорога шла в гору, его удавалось рассмотреть получше: едет - не торопится, развалился в седле и вроде как даже подремывает. За холмом или леском всадник скрывался из виду, но потом непременно появлялся снова.
- Может, ему просто в ту же сторону? - с надеждой предположила девушка.
Жар вместо ответа подхлестнул корову. Щепок десять они мчались галопом, затем вернулись к шагу и с пол-лучины путника не видели.
Потом он появился снова, на том же расстоянии.
Больше обсуждать его не пытались. Только постоянно косились назад и друг на друга.
- Нет, это уже переходит всякие границы! - внезапно разъярился Альк, так натягивая поводья, что бедная корова чуть пополам не сложилась. - Еще издеваться он надо мной будет, старый ублюдок!
- Ты его знаешь? - уточнил Жар.
- Ха! - Саврянин резко дернул за повод, разворачивая Смерть. - Очень удивлюсь, если это окажется кто-то другой.
- А чего ему от нас надо?!
- Вот сейчас и спросим!
Когда коровы проскакали полпути (Жар с Рыской благоразумно держались позади Алька), преследователь остановился и, выпрямившись, стал спокойно их поджидать. Он оказался ринтарцем, мужчиной лет сорока пяти - пятидесяти, с почти полностью поседевшей головой и аккуратной, на удивление черной бородкой. Одежда, как сразу оценил вор, была пошита на заказ и стоила не меньше десяти сребров, хотя выглядела неброско и практично. О цене висящего при поясе меча оставалось только гадать, но одна рукоять тянула на пару златов. Нетопырь был старенький, тоже с проседью по хребту и многочисленными проплешинами - но не от возраста, а из-за шрамов. Похоже, животина прошла со своим хозяином огонь, воду и крысиные норы.
- Ну здравствуй, что ли, - усмехнулся путник, глядя на Алька.
Саврянин, не отвечая, молча объехал его по кругу, недвусмысленно выражая свое отношение и одновременно изучая противника.
- Неужто не рад меня видеть?
- Нет, - наконец соизволил разлепить губы белокосый, и слово вышло как плевок.
- А я вот, напротив, - очень рад. - Судя по тону, путник не кривил душой и не иронизировал. Да и смотрел дружелюбно, тоже оценивая Алька, но скорее с отцовской гордостью.
- Еще скажи, что община послала тебя передать мне свои извинения и позвать обратно в Пристань, - презрительно бросил саврянин.
- Нет, - даже не попытался юлить путник. - Мне поручили тебя убить. Точнее, я сам вызвался.
- Ну попробуй, - криво ухмыльнулся белокосый. Правая рука у него уже давно лежала на оголовье меча и сейчас лишь стиснула пальцы.
- Не хочу, - рассеянно, как от чего-то маловажного, отмахнулся путник. - Не сейчас. Альк, мне надо с тобой поговорить.
- Не хочу, - оскалился тот.
- Даже не хочешь узнать о чем?
- У нас было семь лет, чтобы наговориться всласть.
- Ты и тогда пропускал мимо ушей то, что не желал слушать, - с укоризной заметил путник.
- Лучше бы я пропускал еще больше.
- Вот упрямец! - добродушно, хоть и с досадой посетовал странный тип. - Я же хочу тебе по…
- Значит, не сейчас? - зло перебил его саврянин. - Тогда отлипни от моей подошвы!
- Альк…
Но белокосый уже развернул корову, и Жару с Рыской пришлось сделать то же самое, так ничего и не поняв.
Догонять их путник не стал, только вздохнул вслед и головой неодобрительно покачал. Однако никто не сомневался, что так просто он не отвяжется.
* * *
Благостная улыбка покойницы припомнилась сегодня многим весчанам. Особенно когда до жеребьевки дошло. Голова сам нарвал листьев с простой и рыбьей ветлы, смешал в глубокой шапке. По виду одинаковые, по весу вроде тоже, только вторые сразу тонут.
Принесли корчагу с водой, установили посреди двора. Самую большую, чтоб всем видно было: без обмана.
- Ну что, люди добрые, тяните…
Освободили от этой чести только голову, кузнеца, мельника да лавочника, потому как без них Приболотью убыток больший, чем если бы все остальные мужики в город уехали. Трое счастливчиков, надув щеки, гордо расхаживали среди мнущихся у шапки одновесчан, упиваясь своей значимостью (ну и облегчение немалое, конечно!). Голова все равно был мрачен: овца только о своем ягненке думает, а пастух обо всем стаде. А как же общинное поле? И пруд собирались вырыть, сазанов запустить… Эх! Хоть бы жребий на какого-нибудь лентяя пал, вроде дядьки Хвеля - до обеда под яблоней дрыхнет, а после обеда на другую сторону ствола переходит, куда тень уползла. Другое дело, что он и тсарю не больно нужен, разгневается еще за такой "подарочек"…
Гонец и тсецы околачивались неподалеку, но к корчаге не подходили, чуя, что на них и так злы. Путник вообще куда-то исчез - небось к речке купаться поехал, весковый дух смывать.
- Давайте-давайте, - поторопил голова. - Ждете, покуда завянут? Колай, тяни!
- А чего сразу я? - возмутился тот, пряча руки за спину. - Пущай Ледок тянет, он ближе стоит!
- А чего я?! - Высокий тощий мужик попятился, мигом став дальше.
- Тяни, - устало повторил голова, сунув шапку Колаю под самый нос. - Первым, последним - все равно от судьбы не уйти.
Отступать было поздно и некуда: сзади сопели и подпирали так, что хоть целиком в шапку нырни. Колай медленно вытащил потную ладонь, обтер о штаны. Потянулся к шапке - но с полпути отдернул, вытер еще раз. Вокруг нервно захихикали.
Со второго раза мужик донес-таки руку, запустил. Листья были гладкие и прохладные, с мелко иззубренными краями. Черешки колкими клювиками тыкались в пальцы: возьми меня! Нет, меня!
- Хорош мять! - не выдержал голова. - Поди, не девку под одеялом лапаешь. Доставай.
Колай убедился, что щупать бесполезно, зажмурился и обреченно вытащил из шапки свой жребий.
Толпа разом перевела взгляды на корчагу и затаила дыхание. Оттертый в задние ряды углежог - плечистый, но низкорослый - посадил на плечи сынишку, чтобы тот докладывал.
- Бросай, - терпеливо напомнил голова.
Листок, крутясь, упал в корчагу. Полежал-полежал на задрожавшей воде, будто размышляя, а потом - хоп! - стал на ребро, и ко дну. Завис у него, как рыбка, превратился в тоненькую, почти невидимую сверху черточку.
- Утоп! - звонко сообщил углежогов сын.
По толпе прокатился потрясенный стон. Никто не ожидал, что первый неудачник определится так скоро.
Колай тупо хлопал глазами, сообразив, что произошло, только когда запричитала жена.
- Это все ты сглазил! - в сердцах напустился он на голову. - Заладил: тяни, тяни… Знал же, что торопливого Саший под локоть толкает!
- А трусливого в зад кусает, - продолжил лавочник под общий одобрительный хохот. Один дурной лист из шапки выбыл, чего ж не посмеяться?
- Кто трус?! Я трус?! - Колай сделал вид, что закатывает рукава, но щуплый одновесчанин и бровью не повел.
- Ох-ох-ох, нашелся вояка! Да ты только девчонку свою колотить и отваживался, и то покуда она видуньей не стала.
- А вот давай проверим! - хорохорился Колай, приплясывая на месте, будто угли под лаптями рассыпаны.
- Ну давай!
- Иди сюда, я тебе щас покажу ясно солнышко!
- Да я и так напротив тебя стою, куда уж ближе? Самому, что ли, о твой кулак бородой хряпнуться? - Лавочник задрал голову, подставляясь, еще и пальцем показал.
- Тихо! - гаркнул голова так, что листья в шапке взвихрились. - Уймись, Колай. Не конец света, поработаешь на тсаря и вернешься. А тебе, сосед, стыдно должно быть: сам не рискуешь, а над другими потешаешься… Ну, кто следующий?
На сей раз заминки не возникло: курица за одно утро дважды не несется, вытянуть вторую "рыбку" кряду шанс невелик. Так и вышло. Остались в веске и Ледок, и углежог, и - эх! - дядька Хвель.
Хуторских пустили к корчаге последними. Те не особо и рвались, в надежде, что всю гадость выберут до них, но увы: оба нехороших листа остались в кучке втрое меньше изначальной.