Что же касается Флая… Когда я первый раз увидела его в академии, то жутко удивилась. И обрадовалась, конечно, – хоть какое-то знакомое лицо. Только вот радость была недолгой, потому что при ближайшем рассмотрении Глазастый оказался хамоватым бабником с замашками человека, который все в этой жизни может себе позволить. И все бы ничего, кто из нас без недостатков, но в данный момент он хотел позволить себе меня. А я… Что у меня, других дел нет, что ли? Тот же турнир, к примеру.
А он начался, как всегда, неожиданно. Накануне выяснилось, что кольчуга нечищена и на плече расклепалась, одна перчатка куда-то пропала, у сапога подошва оторвалась… вдруг. То есть она уже почти месяц как-то странно хлюпала, но я упрямо надеялась, что обойдется. Не обошлось.
Как же не вовремя-то! И в чем я завтра на поединок выйду? В замшевых туфельках?
Упс! А ведь и в туфельках тоже не получится: у правой каблук сломался еще осенью.
Конечно, я могла просто купить новую обувь – деньги-то были. Или сдать старую в починку. Но время уже перевалило за полночь, а до того, что сфера услуг должна работать круглосуточно, в Предонии еще не доросли. Да и кто бы меня выпустил из академии после заката?!
То, что Таинская академия – это просто колония для несовершеннолетних (причем строгого режима), я поняла уже спустя неделю своей жизни здесь. Кьяло пребывал в блаженном неведении еще несколько месяцев, и только потом до него начал доходить весь грандиозный замысел создателей этого учебного заведения.
Ни шагу без разрешения. Ни слова без ведома преподавателей и ректора. Никаких тайных свиданий, романтических прогулок под луной и записок с признаниями. Выход в город – только по большим праздникам и обязательно с наблюдающими (мне всегда хотелось обозвать их конвоирами). Вся почта проверяется. Все комнаты периодически обыскиваются.
И все об этом знают. Но все равно стараются всеми мыслимыми и немыслимыми средствами выбить себе тепленькое местечко в этом гадюшнике, потому что это престижно. В академию приходят разновозрастные раздолбаи со своими мечтами и устремлениями, а выходят квалифицированные военачальники, политики и шпионы. Или не выходят, а вылетают в процессе обучения – заваливают экзамены или просто не выдерживают ежедневной муштры и начинают проситься домой.
Вместе со мной, Кьяло и Глазастым в академию поступили почти двести человек, из них девушек оказалось больше половины. До конца обучения продержались около тридцати парней и всего четыре представительницы прекрасного пола.
Вот их-то я и начала бодренько перебирать в уме, размышляя, у кого бы одолжить обувку. Потому что просить у младших, чтоб потом на каждом углу болтали, будто Марготта айр Муллен не может сама себе сапоги купить, – ну уж нет!
Кардинн не даст. Просто из-за природной вредности не даст. Соврет, что ей тогда самой не в чем пойти будет… Ну да, а я привычно сделаю вид, что поверила. С ее-то гардеробом, как у Ксении Собчак… Да и зачем ей завтра сапоги? Ведь она в турнирах никогда не участвовала, если не считать самого первого, на который интереса ради записались вообще все. А на трибуне и босиком посидеть можно. Но все равно не даст!
Вильда даст без вопросов и выкрутасов, все равно она недавно ногу сломала. Но в ее сапог я нырну целиком, и еще место останется. Не у каждого парня бывает такая лапища, как у этой гренадерши. Так что отпадает.
Остается Рисса… Полноватую блондиночку я невзлюбила с того самого момента, как поставила против нее в местном подобии тотализатора. Ставки принимались на то, кто первый вылетит, а я нисколько не сомневалась, что эта инфантильная дура надолго в академии не задержится. Как ни странно, ошиблась: проиграла кучу денег и воспылала к этой белобрысой пылкой нелюбовью, которую не особенно-то старалась скрывать.
Но спустя пару минут эта нелюбовь переросла в бурлящую ненависть: комната Риссы оказалась заперта, а на стук никто не вышел.
Я несколько раз пнула дверь босой ногой, отбила палец, беззвучно обматерила все, что находилось в пределах видимости (за ругательства в полный голос, да еще посреди ночи можно было схлопотать немаленький штраф), развернулась на сто восемьдесят градусов… и нос к носу столкнулась с Кардинн.
– Э-э-э… привет. – Я почему-то смутилась, словно меня застукали на месте преступления. – Ты тут какими судьбами?
– Здравствуй. Я шла мимо… – Голос девушки был лишен всех интонаций, да и смотрела она сквозь меня, будто пьяная. Это напрягало.
– Кар, слушай, а ты лунатизмом не страдаешь, нет? А валерьянки на ночь много выпила? И вообще, ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Нет… Нет, не пила. Два часа пополуночи.
– А коноплю не курила? Кар, это вредно, от этого глюки бывают. Ты меня хорошо видишь?
– Не курила. Вижу хорошо.
То, как методично она ответила на все вопросы, не проявив при этом и толики своей обычной стервозности, окончательно убедило меня: что-то здесь неладно. Хотя… в данный момент у ситуации были и свои плюсы.
– А можно я на завтра твои сапоги возьму!
– Да.
– А на послезавтра? Ну, на весь турнир, пока свои не починю!
– Да.
Та-а-ак… Что-то уж совсем странное. Дает мне свои вещи и ничего не требует взамен. И даже хамить не пытается… Это лечить надо! Потом, после турнира.
– А можно я их сейчас возьму? Ты мне ключ от комнаты дашь?
– Там открыто. Бери все, что хочешь.
Я настолько обалдела, что убежала не попрощавшись. Зазомбировали ее, что ли? Или закодировали? Только вот не слышала я, чтоб от хамства кодировали. Или это такой новый способ заманить меня в ловушку, чтоб потом вволю поиздеваться? Но комната Кардинн действительно была открыта, замаскированные капканы у порога не стояли, взведенные самострелы в углах не прятались, да и вожделенные сапоги не были прибиты к полу.
Но ощущение скрытого подвоха только усилилось.
– А завтра утром она поднимет на уши всю академию и будет орать, что ее ограбили. Взяли сапоги, вечернее платье, кольцо-печатку и треснувшую чернильницу. Точнее, две. И три сапога, – мрачно пробормотала я, заваливаясь спать. – Потом разбудит меня городская стража… нет, внешняя, я же из Тангара…
Но разбудил меня Кьяло, ворвавшийся в комнату, как голодный медведь на пасеку.
– Подъем! Хватит уже дрыхнуть, а то без тебя начнут!
– Не начнут. Я первая… то есть вторая… ладно, третья претендентка на победу. А еще я девушка, а девушкам положено опаздывать. И вообще, рань же несусветная.
– Очень даже сусветная! Через полчаса общее построение всех участников.
– Ну так еще полчаса целых… Чего? – Я подскочила в кровати как ужаленная. – А как же завтрак?
– Завтрак был час назад, – развел руками парень. – Я честно пытался тебя разбудить, но ты не отзывалась, а дверь была заперта… В общем, пока я ее открыл…
Зная этого бронебойного субъекта, "открыл" надо понимать как "разнес вдребезги вместе с прилегающим косяком и запирающим заклинанием". Ну ни фига себе я спала!
А есть, как назло, хотелось все больше и больше…
– Я что, голодная должна отстаивать свою честь на поле боя?
– Почему? Я тебе бутербродов принес. Какой будешь: с сыром или с колбасой?
– Оба! – Я вцепилась в вожделенный завтрак сначала руками, а потом и зубами.
– А я не знаю, как там твоя честь, – в комнату протиснулся Флай, – но если опоздаешь на построение, то защищать ее придется в другом месте и со-о-овсем другими методами. И кстати, ты хоть заявку-то подать не забыла?
– Ч-черт! – Я судорожно сглотнула мешанину из хлеба, сыра и колбасы и потянулась за валяющейся возле кровати одеждой. – Хоть бы отвернулись, олухи.
– Да я уже, – пробубнил зардевшийся Кьяло.
– А чего я там не видел? – привычно отшутился Глазастый.
Но, что характерно, оба сразу же с преувеличенным вниманием уставились на пол и потолок соответственно. Пока парни изучали качество побелки и покраски моего обиталища, я поспешно натянула форму, побрызгала в лицо водой, мельком глянула в зеркало. И в который уже раз сама себе напомнила новогоднюю елку.
Дело в том, что форма академии делилась на мужскую и женскую. Причем женская представляла собой безразмерный суконный сарафан длиной до щиколотки, и в нем даже красавица Кардинн выглядела как баба на чайник. Естественно, все девушки, когда была такая возможность, носили мужской вариант формы: штаны, рубашку, куртку и сапоги. При этом штаны и куртка были выдержаны в цветах академии – зеленые с золотом, а рубашке полагалось быть либо белой, либо родового цвета. То есть в моем случае тоже зеленой. (Вообще поговаривали, что в основании академии самое непосредственное участие принимал какой-то предок моего "дядюшки" Муллена, отсюда и совпадение цветов.) А у меня еще и глаза зеленые. Ну и прибавьте теперь коричневые сапоги. Что получается? Натуральная вечнозеленая елка, только вместо пятиконечной звезды на макушке россыпь коротких черных волос. И уши торчат, как у добермана на тропе войны.
– Ну ты там скоро? – поторопил Флай, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
А у меня вдруг возникло жгучее желание двинуть его чем-нибудь по башке, чтоб стабильно опоздал на построение. Если меня из-за не поданной в срок заявки не допустят до участия, хоть не так обидно будет. Посидим втроем, как в старые добрые времена, предадимся ностальгии… Благо Кьяло уж точно никуда не торопится.