ОБЫЧАИ.
Наверное, вот это. Обычаи.
Он нашел раздел "Дуэль", запомнил номер и положил книгу на место, вновь установил диск набора номеров и включил тумблер прямой связи.
Обтекаемое современное лицо робота заполнило экран.
- Я к вашим услугам, сэр, - произнес он.
- Я был вызван на дуэль, - объяснил Саттон.
Робот ждал вопроса.
- Я не хочу драться на дуэли, - сказал Саттон. - Можно мне каким-нибудь образом открутиться от этого? Мне бы хотелось сделать это элегантно, но на этом я не настаиваю.
- Способов нет, - ответил робот.
- Совсем нет?
- Вы моложе ста лет? - спросил робот.
- Да.
- Вы здоровы душой и телом?
- Да, думаю, что да.
- Вы здоровы или нет?
- Да, - подтвердил Саттон.
- Вы не принадлежите к какой-нибудь настоящей религии, которая запрещает убийства?
- Полагаю, что могу классифицировать себя как христианина, - сказал Саттон. - Кажется, там есть заповедь - "не убий".
Робот покачал головой.
- Это не считается.
- Она ясна и определенна, - заспорил Саттон. - Там говорится: "Не убий".
- Все это так, - терпеливо разъяснил робот, - но она была дискредитирована. Вы, люди, сами дискредитировали ее, вы никогда не подчинялись ей. Или вы подчиняетесь ей, или вы теряете на нее право. Нельзя забывать ее с одним вдохом и взывать к ней со следующим.
- Тогда, кажется, я влип, - сдался Саттон.
- Согласно пересмотру 7990 года, - сказал робот, - было достигнуто соглашение: каждый человек-мужчина в возрасте до ста лет, здоровый умом и телом, не связанный религиозными узами и верованиями, что выясняется исследованием, должен драться на дуэли, когда бы его ни вызвали.
- Понятно, - сказал Саттон.
- История дуэлей очень интересна, - продолжал робот.
- Варварство, - ответил Саттон.
- Может быть, и так, но люди все еще варвары и во многом другом.
- Вы дерзите, - заметил Саттон.
- Я по горло сыт всем этим людским самодовольством, - ответил робот. - Вы говорите, что искоренили преступления - это так, за исключением преступлений людей. А множество преступлений, от которых вы избавились, - вовсе не преступления, если не судить о них по человеческим меркам. Вы говорите, что отменили войну. Вы ее не отменили, вы просто устроили так, что никто не осмеливается драться с вами.
- Вы здорово рискуете, приятель, разговаривая так, - мягко прервал Саттон.
- Можете всадить в меня пулю, - ответил ему робот, - когда захотите. Жизнь не стоит того, той работы, которую я выполняю.
Он увидел выражение лица Саттона и заторопился.
- Постарайтесь посмотреть на это так, сэр. На протяжении всей истории человек был убийцей. Он был умен и жесток, даже с самого начала. Он был слаб, но сумел применить дубину и камни, а когда камни были недостаточно остры, он обтачивал их. Вначале существовали создания, которых он, по идее, не должен был убивать. Они должны были убить его. Но он был умен, и у него были дубина и камни. И человек убил мамонта и саблезубого тигра, других зверей, которых он не осмелился бы тронуть голыми руками. Так он отвоевал землю у животных. Он уничтожил их, кроме тех, которым разрешил жить за то, что они ему что-то давали. И даже когда он боролся со зверями, он боролся с другими людьми. Когда с животными было покончено, он продолжал сражаться… человек против человека, нация против нации.
- Но это все в прошлом, - сказал Саттон. - Войны нет уже более тысячи лет. Людям сейчас не нужно воевать.
- В том-то и дело, - сказал ему робот. - Больше не нужно воевать, больше не нужно убивать. Это требуется только иногда, может быть, на какой-нибудь отдаленной планете, где человек должен убивать для защиты своей шкуры, жизни или власти. Но в общем и целом больше не нужно убивать. И все же вы убиваете. Вы должны убивать. В вас еще сохранилось старое зверство. Вы пьянеете от власти, а власть, знак власти - убийство. Вам это стало привычным… Вы принесли это еще из пещер. Вам некого убивать, кроме как друг друга, и вы называете это дуэлью. Вы знаете, что это неверно, но вы лицемерите. Вы создали целую систему слов, чтобы это выглядело респектабельным, отважным и благородным делом. Вы называете это благородством и рыцарством и даже, если вы так не говорите, то вы так думаете. Вы прикрываете это атрибутами вашего порочного прошлого, вы приукрашаете это словами, а слова - это просто мишура.
- Слушайте, - обратился снова к роботу Саттон. - Я не хочу драться на этой дуэли. Не думаю, что это…
В голосе робота прозвучало мстительное ликование.
- Но вы должны драться. Пути назад нет. Может, вам нужно несколько советов? У меня есть все виды приемов…
- Я думал, вы не одобряете дуэли.
- Нет, не одобряю, - сказал робот, - но это моя работа. Я не могу от нее отделаться. Я стараюсь делать ее хорошо. Я могу вам рассказать личную историю каждого, кто когда-либо дрался на дуэли. Я часами могу говорить о преимуществах рапир перед пистолетами. Или, если вы желаете, чтобы я отстаивал пистолеты, я могу доказать и это. Я могу рассказывать вам о вооруженных стычках на древнем американском Западе, о чикагских гангстерах, о штучках с носовым платком и кинжалом, о…
- Нет, спасибо, - сказал Саттон.
- Вам неинтересно?
- У меня нет времени.
- Но, сэр, - взмолился робот, - мне не часто выпадает случай поговорить. Я получаю мало вызовов. Всего лишь около часа…
- Нет, - настаивал Саттон.
- Ну, ладно. Может, вы мне скажете, кто вас вызвал?
- Бентон. Джефри Бентон.
Робот присвистнул.
- Неужели он настолько хорош? - сперосил Саттон.
- На все сто, - ответил робот.
Саттон выключил визор. Он тихо сидел в кресле, уставясь на револьвер. Потом медленно протянул руку и взял его. Рукоятка удобно легла в ладонь. Его палец устроился на спусковом крючке. Саттон поднял револьвер и прицелился в дверную ручку. С оружием было легко обращаться. Почти так же, как если бы оно было частью его организма. В нем чувствовались власть и господство. Будто стал сильнее и больше… и более опасным. Он вздохнул и положил револьвер. Робот был прав.
Он дотянулся до визора, нажал кнопку и вызвал конторку в холле. Появилось лицо Фердинанда.
- Кто-нибудь ждет меня внизу, Фердинанд?
- Ни души.
- Кто-нибудь меня спрашивал?
- Никто, мистер Саттон.
- Репортеров или фотографов там нет?
- Нет, мистер Саттон, вы их ждали?
Саттон не ответил. Он отключился, чувствуя себя довольно глупо.
6
Человек был распылен по всей Галактике. Одна пригоршня здесь, другая там. Довольно слабые создания из костей, мозга, мускулов, чтобы сдерживать Галактику. Хрупки их плечи, что держат мантию человеческого величия, развевающуюся через все световые годы.
Все это потому, что Человек слишком спешил, был перегружен больше своих физических способностей. Не силой удерживал он свои звездные аванпосты, но чем-то еще… глубиной человеческого характера, всем своим колоссальным самомнением, своим диким убеждением, что Человек - величайшее существо, которое породила Галактика. Все это происходило, несмотря на множество опровергающих факторов и фактов, которые человек брал, оценивал и отбрасывал, полный презрения к любому величию, кроме величия безжалостного и агрессивного.
"Слишком тонко, - сказал сам себе Кристофер Адамс, - слишком тонко и слишком далеко вытянутая власть. Один человек, поддерживаемый дюжиной андроидов и сотней роботов, может держать Солнечную систему в повиновении. Может держать до тех пор, пока что-нибудь не даст трещину или пока не прибудет подкрепление.
Со временем людей станет больше, если уровень рождаемости продержится на прежней высоте. Но пройдет много веков, прежде чем линия власти станет надежнее, потому что Человек держит только ключевые точки… одну планету в целой системе, да и то не в каждой. Человек двигался скачками, потому что людей не хватало, создавал стратегические сферы влияния, отбрасывая все системы Галактики, кроме самых богатых и самых влиятельных.
Места для расселения хватит на миллионы лет, если только через миллион лет останутся люди. Если жизнь на тех или других планетах поможет людям, позволит им жить, если только не придет день, когда люди захотят уплатить ужасную цену за то, чтобы стереть с лица Земли человеческую расу.
Цена будет высокой, - рассуждал Адамс, - но это будет сделано, и довольно легко, работы всего на несколько часов. Утром люди есть, к ночи людей не осталось.
Что с того, что тысяча чужих умрет за смерть одного человека… или десять тысяч, или сто тысяч? При определенных обстоятельствах такую цену могут посчитать очень дешевой.
Даже сейчас существовали очаги сопротивления, где надо было двигаться осторожно… или даже обходить их стороной. Как 61 Лебедя, например.
Все это требует умения разбираться в обстановке, некоторого терпения и большой дозы скрытого зверства, но более всего самомнения, абсолютно непоколебимого убеждения, что Человек священен и неприкосновенен, что его нельзя задевать, что он едва ли может умереть.
Но пятеро умерли у реки, три человека и два андроида; у реки, что течет на Альдебаране XII, всего в нескольких километрах от Андрелона, столицы планеты.
Они умерли от насилия, в этом нет никакого сомнения".