— И не забудьте взять официальные мантии Университета, вы должны выглядеть достойно.
Официальная мантия? О, нет! Я выгляжу в ней ужасно, она страшно неудобная, а фасон не менялся уже лет триста. В Рорриторе мы точно будем посмешищами.
— Я проверю, — пригрозил Беф, выходя из аудитории.
Я тоскливо уставилась на пачку материалов и спросила:
— Ну и зачем ты в это ввязался?
— Ола, эй! — покачал головой Отто. — Кто у нас учится в Рорриторе?
Кто? Кто?
Ирга!
— Ты старый сводник, — возмутилась я. — Я и слышать ничего об Ирге не хочу! Я никуда не поеду! Это мое последнее слово, ясно!
— Он ведь тебе не написал ни одного письма, — посочувствовал полугном. — Не знаю, как ты это пережила. Я бы мечтал кое-кому дать по морде! Так врезать, с чувством! А потом еще раз! Ты сколько раз в день проверяешь стол у Дежурной в общежитии?
— Уже давно не проверяю! — глухо сказала я, сглатывая комок в горле.
Ирга обещал писать. Конечно, я не ожидала по письму в день. Но хотя бы одно письмо в неделю! Одно! Вместо этого я должна была по пять раз в день слышать от Дежурной «Нет, детка, тебе ничего». Я почувствовала, как запылали мои уши. Конечно, все в общежитии знали, что я жду письма от Ирги, и, я уверена, забирая свои письма со стола Дежурной, искали мою фамилию на конвертах. Четыре недели унижений! Слез в подушку!
— Да и мне надо бы из города уехать, — задумчиво проговорил Отто.
— Тебе кто-то собирается набить морду? — оживилась я.
— Нет, но пока лучше мне здесь не показываться.
— Ты всегда можешь на меня рассчитывать, — сказала я, ломая голову над тем, что стряслось у Отто. Ясно, что меня это не касается, иначе бы лучший друг предупредил. Неужели полугном влюбился? Эх, все равно не скажет!
В день отъезда Отто зашел за мной в общежитие.
— Ты мантию взяла?
Я отрицательно покачала головой, пытаясь застегнуть набитую сумку.
— Там возле кареты стоит Беф, думаю, он проверит наличие официальной одежды, — сказал полугном, роясь в моем шкафу. — Молот и Наковальня! Это и есть твоя мантия?
— Помята немного, — призналась я.
— Немного? Да она в ужасном состоянии! — Отто понюхал ткань. — Ты ее вообще стирала?
— Я ее одевала всего пару раз в жизни, — огрызнулась я.
— Если учесть, что ты ее носила во время нашествия лунной нежити… Да, золотце… Некоторые люди имеют привычку часто стирать свою одежду, — заметил лучший друг.
— Я таким недостатком не страдаю, — я еще больше скомкала мантию и ухитрилась затолкать ее в сумку.
Отто пожал плечами и забрал у меня багаж.
Беф действительно поинтересовался, взяли ли мы парадную одежду.
— Конечно, — пробурчала я.
— Покажите. Что это?
— Мантия, просто немного помялась, — сгорая от стыда, сказала я.
Беф промолчал, а я не рискнула посмотреть на его выражение лица.
Дорога была ужасной. Меня укачало, я ничего не ела несколько дней и ненавидела всех, а больше всего — себя за то, что согласилась ехать.
Встречающая делегация под унылым серым зонтом особо дружелюбной не выглядела.
— Добро пожаловать в Рорритор, — гнусаво сказал главный встречающий. — Мы рады поддержанию дружеских отношений между нашими Университетами…
Мне за шиворот капал дождь, ноги сразу же промокли, потому что я умудрилась вступить в глубокую лужу. Мне хотелось прилечь, чтобы кровать подо мной не качалась, хотелось попить молока с медом, но статус официальной делегации расслабляться не позволял. За моей спиной тихо шмыгал носом виновник этого приключения. Что он думал, я не знала, потому что всю дорогу считала именно себя пострадавшей стороной и безпрерывно ныла.
— Надеемся, что у вас останутся самые приятные впечатления от посещения Университета Рорритора! — на этой пафосной ноте главный встречающий закончил свою речь и трубно высморкался в огромный носовой платок.
Мне захотелось сделать то же самое, но носового платка у меня не было. Оставалось надеяться, что содержимое носа не потечет самовольно, очерняя, точнее, озеленяя, мой имидж представителя официальной делегации.
— Вас проводят в гостиницу, — сообщил главный встречающий, пожал нам руки и прытко поскакал по редким островкам суши на дороге в направлении Университета.
— Агиб, — представился провожающий, рассмотрел свои калоши и вздохнул. — Протекать начали, что за беда!
— Скажите, — поинтересовалась я, — в Рорриторе бывает хорошая погода?
Агиб задумался. Я обернулась к Отто, но ничего не сказала. Лицо лучшего друга выражало такое сожаление в том, что он вызвался быть добровольцем, что я не смогла на него сердиться.
— Бывает, — наконец сказал провожающий, доставая что-то, напоминающее простынь из очень паршивой придорожной гостиницы. — Это нежить в Горах активизировалась и наслала такую погоду. Мы ее решили пока не менять, вдруг они снег нашлют, а по сезону еще рановато.
Рорриторец печально высморкался в простынь и повел нас к гостинице.
— Да, — сказала я, закутавшись в одеяло в нашей общей с Отто комнате в гостинице. — Вот жлобы, эти рорриторцы, могли хотя бы два комнаты выделить. Теперь понятно, почему Ирга предпочел учиться у нас. Я бы от такой погоды и жадности аборигенов с ума сошла.
— Местные привыкли, — Отто рылся в своей сумке. — Я подозреваю, что совместное поселение было сделано специально, нас так легче контролировать. Мне кажется, что приобретенный тут насморк просто не лечится. У тебя есть носовой платок?
— У меня его никогда не было, — сказала я. — Теперь жалею.