- Тео хочет сказать, - пояснил клинобородый, которого женщина звала Дереком, - что мы выглядим как несколько эксцентричная троица, и вести себя должны соответственно.
- И за кого же, по вашему, нас тут принимают? - хмыкнул Талли.
- Ну, ее вот, думаю, за наемницу, - Дерек отсалютовал кружкой своей спутнице. - Меня за…
- Моего содержанца, - предложила Тео.
- Нет такого слова, - насупился мужчина с лошадиным лицом.
- За таинственного высокородного… э-э-э… путника, коего охраняет эта наемница, - Дерек неодобрительно обвел взглядом своих приятелей. - А тебя, Талли, пока ты не достанешь свою подружку из мешка, можно принять за кого угодно, только не за барда.
"О, бард! Неужели?" - подумал Гринер, внезапно переполняясь оптимизмом. Непонятно почему, но барды, сказители и музыканты всегда вызывали у него детский восторг. "А в мешке у него лютня, точно, как же я сразу не догадался!". Гринер даже забыл протирать стол от такой новости, но скоро спохватился и принялся за работу с утроенным усердием.
- Это почему нельзя принять? - обиделся бард.
- Потому, - в два голоса отрезали Тео с Дереком, а Тео добавила: - У тебя слишком похоронный вид.
- Ну знаете, - начал было бард, потом фыркнул возмущенно. - Да я… Я не просто какой-то безызвестный стихоплетец, я Таллиесин, меня каждая собака… Спорю на десять золотых, что после этого вечера нас все запомнят?
- Прирежешь их всех, что ли? - Дерек красноречиво провел пальцем у горла.
- Фу, конечно, нет! Я буду петь!
Гринер украдкой выдохнул. Таллиесин же преисполнился энтузиазма.
- Тео, помнишь два года назад, в "Одноглазом кабане" мы устроили потрясающий разгул?
- Ну, Талли, сейчас совсем другая ситуация…
- Да, да, знаю, не хватает вина, гулящих девок и половины нашего бардовского цеха, и еще студентов алхимиков с петардами, поэтов с сонетами и для контраста пары мрачных астрологов. - Бард махнул рукой. - Того размаха, нам, конечно, не достичь, но хоть что-то мы сделать сможем?
- Не думаю, что…
Но бард и слушать не стал. Ощупал свой мешок, ловким движением распустил завязки… и извлек лютню.
Тео быстро переглянулась с Дереком. Шепнула "надо заткнуть ему рот едой" и, не мешкая, повернулась к Гринеру.
- Парень… эй, парень! Хватит елозить тряпкой по столу, ты его уже, по-моему, отполировал… Как тебя зовут?
- Гри… Гринер, - ответил Гринер и, в общем-то, не сильно погрешил против истины.
- Слушай, Гринер, а долго ждать жаркое?
Тут, видимо, под впечатлением от этих замечательных, интересных и загадочных людей у Гринера проснулось чувство юмора:
- Это зависит от того, нашел ли хозяин среди наших туш достаточно молодую, чтобы можно было подать вам на стол.
Тео преувеличенно горестно шлепнула себя по лбу.
- Да будет проклят мой длинный язык! Мальчик, а есть у вас что-либо удобоваримое, но при этом уже готовое?
- Жареные цыплята! - с триумфом объявил Гринер.
- Неси!
Цыплята оказались хоть куда, а под пиво - совсем хороши, потом подоспело жаркое (хозяин вымученно улыбнулся в ответ на похвалу Тео), полилась музыка, потом в закромах Барбюса нашлось вино, приберегаемое как раз для таких случаев; в таверну потянулись привлеченные смехом и песнями местные. А когда узнали, что их скромную деревушку посетил сам Таллиесин, известный бард и песнопевец, обрадовались, как дети, и зазвали в "Лосося" остальную половину деревушки. Бард же, несмотря на совместные старания Тео и Дерека отвлечь его от очередного прославления себя, любимого, к концу вечера так распелся, что его приятели смирились и даже стали подпевать. Дух безудержного веселья проник в таверну "Дикий Лосось", да там и остался.
Гринер без зазрения совести воспользовался занятостью хозяина, и, забросив дела, уселся в уголке, радуясь жизни. Пялился на столичную знаменитость, отхлебывал пиво из кружки и вообще вел себя так, будто существует только настоящее. Он понимал, что завтра получит грандиознейший нагоняй за безделье, но в этот вечер ему было все равно.
В этот вечер он решил стать наемником. Или бардом. Или содержанцем - он не знал, что это такое, но очень хотелось. И еще в этот вечер он увидел самый потрясающий разгул за всю свою предыдущую жизнь.
Тео проснулась с содроганием.
Тело было будто чужое, во рту вяло реагировали друг на друга осадок от пива и осадок от вина, а между передних зубов, кажется, застрял кусочек жареной на вертеле тушки домашней птицы под названием цыпленок.
Мрак.
- Бросаю пить, даже за искусство, - просипела Тео и открыла глаза.
Комната. Незнакомая, вроде в таверне. А что было вчера? Судя по ощущениям - разгул. Тео проверила голосовые связки, тихонько захрипев. Затем, понимая, что прислуги дозваться надо, заранее схватилась за голову, ожидая последующей боли, и заорала:
- Эй!
В голове тут же ухнуло - как и предполагалось.
Гринер с самого раннего утра дежурил под дверью у наемницы, ожидая, пока она проснется и ей понадобится помощь. Его поразила как сама женщина, так и то, что она сумела организовать, имея в активе только одного барда, одного меланхолично-саркастического друга и себя. Услышав ее стон, он тут же распахнул дверь и с радостной, бодрящей, утренней улыбкой вплыл в комнату, всем своим видом выражая желание услужить.
Тео уставилась на паренька, чье лицо казалось смутно знакомым.
- Эй, как тебя там…
- Гринер, миледи.
- Да, Гринер… который час?
- Полдень, миледи.
- О Боги, какая рань. Что за черт. Ты вчера тут был?
Гринер, стараясь выглядеть не слишком счастливым и гордым от осознания того факта, что присутствовал при вчерашнем разгуле, кивнул.
- И… и что происходило?
- Вам с подробностями?
Тео подозрительно посмотрела на него. Такие вопросы зря не задают, - но кивнула головой, и тут же поморщилась.
- Ну, сначала вы пили пиво. Потом я принес цыплят, потом жаркое. Потом ваш друг музыкант стал играть, вы втроем пели, а потом пили вино, потом опять пели. Тут пришли местные, узнать, в чем дело, и остались. Все стали петь вместе. И пить. И танцевать.
Тео задумчиво пожевала губу, а затем переспросила:
- Танцевать?
- Танцевать.
- На столах?
- Да.
Тео уставилась в стену.
- Ничего не помню. А я… как бы это сказать… раскачивалась на люстре?
- Да, миледи, и не вы одна.
- Она… цела?
Гринер замялся, размышляя, как бы покорректнее сообщить тяжелую новость.
- Цела, но… больше не висит.
- Не висит… Ущерб оплачивать, значит, эти негодяи предоставили мне…
Гринер сглотнул, не решаясь прервать тягостную паузу. Переминался с ноги на ногу, и любопытным взглядом исподтишка осматривал женщину, которая лежала, обхватив голову руками, с таким видом, словно предпочла бы умереть. Затем она поморгала и спросила:
- А мои друзья уже встали?
- Да, миледи, и уже уехали.
- Что?!
Юноша удивился, как он еще пару секунд назад мог думать, что говорит с человеком, потерявшим всякое желание двигаться и вообще жить. Тео подпрыгнула на постели.
- Что? Уехали? Когда? Куда?
- Утром, миледи, на рассвете. Сказали вас не будить, "иначе Большой Потоп покажется детской сказочкой-страшилкой", - процитировал Гринер чернобородого.
- Дерек, бешеная собака, голову оторву… - прошипела Тео и обратила яростный взгляд на юношу. - Гринер, верно? У вас найдется, чем умыться?
- Конечно, миледи! Я мигом!
Вообще-то у Барбюса не принято было обносить постояльцев принадлежностями для умывания, но Гринер заготовил заранее и кувшин с горячей водой, и тазик, и пару чистых полотенец. Он стрелой помчался по лестнице вниз, к подсобному помещению, где и оставил вышеперечисленные предметы; сграбастал все сразу и почти с той же скоростью понесся наверх, сияя, как начищенный сапог.
Кстати, Тео в этот момент искала именно сапоги. Перво-наперво она проверила пространство под кроватью, и не ошиблась - один нашелся; она вышвырнула его на середину комнаты, бурча ругательства. Тут двери распахнулись и в комнату торжественно зашел Гринер, и она успела только сказать:
- Осторожно, не споткнись о мой са-а-ап…
… как парень рухнул вперед, опрокинув на пол и тазик, и кувшин.
- Сапог.
Тео села в кровати и сочувственно оглядела место происшествия. Юноша распростерся на полу, хватая ртом воздух, а злосчастный сапог лежал себе, как ни в чем не бывало, всем своим видом показывая, что он является лишь проводником высших сил, а сам тут ни при чем.
- Ох… интересно… - прошептала Тео, и даже чуть привстала.
"Ничего интересного", - досадливо подумал Гринер, валяясь в начинающей стремительно остывать луже и ощущая, как на лбу растет четвертая шишка.
Тео вгляделась в лежащего на полу парня и покрутила пальцем в воздухе.
- Или мои глаза меня обманывают, или вода вокруг тебя разлилась в виде знака Хех.
- Да неужели, - пробурчал Гринер, усаживаясь. Одно из полотенец закрутилось у него вокруг шеи, и он раздраженно пытался сдернуть его. Надо же, так опростоволоситься, а он как раз хотел (после того, как поможет ей, естественно), попросить наемницу взять его с собой… Теперь точно ничего не выйдет, и ему придется и дальше работать у склочника Барбюса, ожидая, когда в таверне снова появятся искатели приключений, а значит - шанс уехать.
- Точно… он самый, - медленно и очень вдумчиво сказала Тео, словно бы не замечая сарказма Гринера, - Знак Хех.
- Что? - спросил Гринер.
Она простонала:
- Ну почему именно сейчас… и здесь… Нет! Не желаю, не хочу, не буду!