- Вдвоем - смогли бы точно. Позору бы не обобрались. Это я о вас самих.
Барбе пожал плечами:
- Складно проповедуешь. Тебя бы на церковную кафедру. Ладно, дай мне Всевышний принять всё как есть. Имя твоё мне по обряду ведать позволено?
- Одгар из корня Акселя. Только не зовите меня так длинно: мейс или мейст - и хватит с меня.
- Ну, мейстер Одгар, командуй.
- Тогда заранее скажу: если назову на "ты" - начинается серьёзное. Без рассуждений, как там и что, понимаете? Ни убавить, ни прибавить, ни об этом заикнуться. Теперь: сторожить рассвет не хотите?
- Ты не выспался или как, мейс?
- Принимаю шутку. Я вот ещё почему. Вы, конечно, слывёте жутким чистюлей, но идя к нам, успели вымыться снаружи и внутри?
Барбе поднял брови. Одгар только вздохнул:
- Заразу по всей вашей коже разнесу, чего доброго. И - клистир стоило бы поставить.
- Возразить пока можно? Не убьёте?
- Размыслите сами: лучше сейчас испытать малую неловкость, чем позже с ног до головы опозориться.
И добавил:
- Всей вашей голизны не понадобится - самая малая полоска назади. Ложитесь как есть вон на ту скамью, очкур спереди расслабьте, а прочее как само по себе выйдет.
И сказал за дверь:
- Крисп, давай средний клистир. Умеренно тёплый.
Надо было признать, что руки у парня были и впрямь деликатные и ловкие: одна чуть приспустила штаны и одновременно расправила поверх всего камзол, другая ввела в щель узкое дульце, а на поршень Одгар давил, наверное, грудью.
- Теперь подымайтесь и идите вон за ту занавеску, там и приведёте себя в надлежащий вид. Для одежды крючки, для остального - проточная вода в стенке и отверстие в полу.
- Всему раздеться? - спрашивает Барбе с несколько обречённой интонацией, слыша, как снаружи грохают явно в четыре руки.
- Можно поясок стыдливости надеть, только в нашем деле лучше обойтись без узелков и завязок.
- Без узлов на концах - это точно, - иронически заметил священник, выходя наружу в самом неприкрашенном виде.
Галина возлежала - иного слова не подберёшь - на узком шезлонге, плетённом из лиан: ноги выше головы, живот выше вообще всего.
- Привет вам. Долго как разговаривали, - пожаловалась. - И до того - шли.
- Ну, зато теперь сбываются все мечты, - фыркнула мейсти. - Кто дровишки в костёр подкладывал - ты сама или Орри? Холодновато.
- Мне трогаться с места не дают - воды отошли.
- Так у тебя всегда или за полтора десятка лет подзабылось, как бывало?
- Всегда. И ничего такого.
- Это по молодости ничего такого, а по старости может быть ого-го. Ваша ба-нэсхин где?
- За хворостом пошла.
- Тогда Рауди! Выйди, будешь надобное через порог в сени передавать. И не пускай никого.
Сразу подошла, общупала:
- С малышом пока недурно, хотя боится вроде. Ноги у тебя сильно отекают, что приходится на специальной подставке держать?
- Да так, не страшно. Если хожу - рассасывается, это сейчас меня на спину завалили.
- Сердце у него сильное. У тебя - не очень. Схватки пошли?
- Раз в час. Так и во второй раз было: нарочно не убыстряли. В первый лекарка снадобье дала.
В сенях грохнуло.
- Хворост прибыл. Сейчас пожарче растопим.
- Мейсти, не пойму, как ты одна со всем справишься. В смысле дрова ведь грязные.
- Воды, что ли, для мытья вдоволь не нанесли? - повитуха вынула из сумки и нацепила на руки огромные голицы из бычины, вышла через дверь, стала носить и кидать в очаг поленце за поленцем. - Ты ведь пока не у дел - так хоть разденься. Скоро жарко станет ото всего вместе. Что - стыдишься своей наготы? Рутенка называется. Одеяло рядом с собой возьми - накроешься и давай под ним действуй, заодно и сквозняка не почувствуешь. Вот было старинное поверье - все путы в доме распутывать и все запоры отпирать. Вроде и пустое занятие, да на пользу работало.
- Трудно, - постанывает Галина, вертясь с боку на бок и пытаясь вытащить из-под себя лишние тряпки.
- Терпи - дальше куда хуже будет. Те, кто тебя обряжал, они что - думали, добрая тётя-знахарка обо всём позаботится?
Наконец, очаг наладили - по древнему методу, как на ночлег: крошечная копия внешнего жилища, внутри которое тлеет нежадное и упорное пламя. Стропила еле тлеют, крыша пока невредима, черёд ей придёт нескоро.
Мейсти Леора разделась до рубашки, омылась в тепловатой водице, натянула свежий балахон:
- Так. У тебя все еще затишье стоит? Давай-ка, по чужому обычаю, изнутри водой промоем. Клистира боишься?
- Стесняюсь и противно до ужаса. Бич наших роддомов, знаешь ли. Те разы, с девочками, как-то обходилось.
- На сей раз уж лучше дополнительные фишки получить. И натуральный процесс пойдёт быстрее. Девушка, ты ведь не хочешь родить своего сына прямо в кал и блевоту?
- Не хочу, - Галина приподнялась. - Вот именно что нет. Мейсти, мне мама покойная рассказывала. В те времена ещё касторовое масло было принято давать роженицам, чтобы освободить желудок. Да не в капсулах, а прямо из чашки. И навстречу этому - клизму литра на два. В общем, ей одновременно захотелось тошнить и какать. Выбирать пришлось: рвала, сидя на подкладном судне. Потому что в разгар схваток тоже заставляют линолеум в палате мыть. Вот.
- Да уж. Круто, - мейсти поморщилась. - А нас, вертдомцев, ещё упрекают, что - как это? Садисты.
- Кто так говорит?
- Да те, кто по-прежнему добивается мира. Вкупе со своими интересами.
- Так они ещё живы?
Лео поворачивается - лицо озаряет совершенно непредставимая гримаса, в которой смешиваются чистое удовлетворение, багровая ярость и чёрный смех.
- А как же! Ищут компромисса.
- Знаешь, мейсти. Моя подлая рутенская натура говорит, что при желании и мы обе могли бы отыскать нечто компромиссное. Что там у тебя водится в сумке?
- Вытряхнуть?
- Пожалуй. Если там нет никаких фирменных - вернее, гильдейских секретов.
Холщовые мешочки с травой, хрустальные склянки с микстурами. Латунные коробочки-погремушки, полные пилюль. Палка из мягкого дерева, такие Галина видела и раньше: кляп, чтобы впитывать в себя боль того, кем манипулируют. В её случае - роженицы. Страшного вида ножи, щипцы и клещи - куда там выставке "Орудия пыток" на ВВЦ. От их вида внутри Галины происходит очередная судорога - несильная. Хорошо это или плохо?
Воронка с кишкой неопознанного зверя - вливать лекарства или кормить жидкой кашкой. Хм?
Солидных размеров посеребрённый - если не серебряный вообще - шприц с тупой иглой. Явно не для внутривенных вливаний. Кольцо, которым управляется поршень, украшено тончайшим орнаментом.
- Мейсти, а это что такое?
- Новая разработка, лет двадцати от роду. Заменил используемые ранее бычьи пузыри с дудкой из рога, - отвечает Леора с неявным сарказмом. - Постарались сделать красивым, как любого первенца науки.
При последних её словах до Галины, наконец, доходит.
"Вот тупица-то, - думает она о себе с досадой. - Как ни притирайся к Верту, а всё одно изо всех скважин старушка Земля прёт".
- Ладно, мейсти, на такую процедуру я согласна, - говорит женщина. - Весьма эстетно получится, особенно, если мои дурные запахи уйдут вместе с дымом. Авось выманим моего дитятю на серебро. Тёплая вода после твоего помыва осталась?
- Так, давай теперь на "прогулочный камешек", молодцы, что догадались выписать. Все помои выжрет и не подавится, - торопливо говорила мейсти Леора. - Как у тебя внутри?
- Полным-полно водицы, дерьма и младенчика, - угрюмо сообщает Галина. - Ждёт не дождётся, наверное, когда начнёт меня мучить.
- Что, шевелится?
- Нет, затаился, стервец.
- Второй раз серебряной водицей тебя не накачать?
- Не стоит. Как бы я не выплеснула вместе с грязными помоями самого ребёнка.
- Так говорят в Рутене?
- Именно так в Рутене и говорят.
- Вы давно показывались лекарю? - вдруг спросил Одгар. Второй экзекутор, если и был, исчез.
- На днях. Сердце хорошее, сильное, как у двадцатилетнего.
- Нет, я о шраме. Снаружи должны быть желваки, а их нет, - экзекутор дотронулся пальцем до вдавленного треугольника, провёл вниз до ареолы.
- Оба рассосались, - Барбе пожал плечами. - И здесь, и на спине. После нетрадиционного лечения.
- И левое лёгкое.
- Зарубцевалось давно. Это так важно?
- Важно.
Говоря последнюю фразу, Одгар разделся до пояса. Потом отошел, одно бросил, другое взял в правую руку.
- Исполняю по обряду - показываю. Это второе из трёх, - Одгар поднял на уровень глаз клиента узкую плеть-девятихвостку. - Наилучший опоек, не склизок погибельный. Кожа гладкая, концы ремней закруглены, рукоять удобна для обхвата.
- Приятно познакомиться, - бормочет священник. - В бане мы, как помню, куда более грубым полосовались.
- А вон там - третье.
Обернулся, сдёрнул покрышку. Позади них возвышалось нечто вроде крыльца на две широкие ступени, из гладкого дерева. По сторонам брошены расстёгнутые ремни с массивными пряжками.
Станок для порки.
- Все, шуточкам конец, - говорит акушерка, осторожно направляя роженицу к прежнему месту. - Давай ложись обратно. Схватки начались как следует и вот-вот проявятся во всю силу. Или погоди.
Во внешнюю дверь стучат - уже в полную силу.
- О, Морячки кресло притаранили. Кутайся пока, чтоб не продуло. И не шевелись.
Узкие сени прямо распирает от внедрённой туда техники. Поскольку мейсти Леора не желает снова пачкать мытые-перемытые руки, работают простолюдины.