Наконец, кресло в клубах пара въезжает в родильный покой.
Чуть наклоненная спинка. Низкое сиденье с обширным вырезом похоже на старинный унитаз, только что дыра куда больше. На подлокотниках вертикальные выросты - Галина соображает, что это для рук, хвататься за них. А в самом низу нечто странное, почти гротеск. Две аккуратных подошвы, пришпиленные к металлическим стержням.
Леора торопливо выплёскивает на кресло ковшик подогретой воды - теперь котелок, висящий над очагом, постоянно полон - и протирает комком ветоши, смоченной в крепком вине.
- Вот. Лезь туда, а я тебя перевяжу по талии, чтоб не выпала, - командует мейсти. - Там всё, чтобы упираться. Хочешь - на задницу садись, хочешь - становись на корточки для удобства.
- У меня дома, - бормочет Галина, - к такому прибегали, когда шли уже потуги. Высокое такое. А до того лежали на кровати.
- И как - ловко получался акробатический номер?
Но госпожа Леора не дождалась ни слова в ответ: едва роженица устроилась на своём месте, как распухшее тело начали сотрясать бурные судороги и вопли.
- По тому слову, какое сказал нам ты, дают до ста ударов. Иди ложись, - со властью в голосе приказал Одгар.
Барбе повиновался. Дерево, отменно выточенное и выглаженное тонкой стеклянной шкуркой, отвечало всем изгибам и выпуклостям тела, как ладно скроенный наряд. Но ремни застегнулись втугую, плоть натянулась - не пошевелиться. Щиколотки, запястья, под коленями. Руки вытянулись вперёд, тело напряглось как струна - виолы или ал-лауд.
Палач захватил и волосы, перебрал пряди, откинул со спины.
- Теперь слушай, брат. Можешь считать удары, но это сделают и без тебя. Можешь молиться, только не словами. Не стыдись своего крика или чего иного. Но самое важное - не забывай глубоко дышать. Если не сумеешь наполнить грудную клетку до дна - подай знак, это позволено.
И ударил с протягом. Девять острейших бритв.
Кулаки пациента непроизвольно сжались, голова вздёрнулась кверху.
- То не боль, - сказал экзекутор. - То один лишь страх. Одолей.
Ударил ещё. В самом деле показалось куда легче - шёлк по шёлку, говорят иногда. Но лишь показалось.
А потом смешалось всё и вся. Кажется, он стонал на выдохе, забирая ртом раскалённый факелами воздух и отдавая обратно. Плеть невозбранно гуляла от шеи до срамных мест и снова до шеи, глаза щипало от пота и слёз, цепь, что шла к блоку в стене и держала запястья на весу, ритмично позванивала - или это происходило лишь в его собственных ушах?
И внезапно оборвалось.
- И что там внутри такое, - бормочет под нос госпожа Леора, возясь в ногах и пытаясь рассмотреть картину через крупные капли пота, что сыплются уже с насквозь промокшей повязки. - Прошлый раз вот так же было - сплошное землетрясение? Да не ори, это делу помеха. Дыши ртом, как в бане, и отвечай. Старшая быстро вышла?
- Под грибами. Выпихнуло.
- Поняла. Спорынья и мускатный орех, дело проверенное. А вторая, генеральская?
- Орри…ой! Насильно выдавливала. Под самый конец.
- Вот-вот. А этот лентяй весь в сестрицу: ручками-ножками зацепился, головой вниз повис, как летучая мышь, хочет ещё месяцок-другой в колыбельке покачаться.
Галина хихикнула - терапевтический смысл шутки был именно в этом. Но не удержалась - вновь начала стонать с надрывом.
Повитуха собиралась сказать, что младенец повернулся боком и придётся делать разворот через ножку, но пожалела пациентку.
"Я такое проделывала лишь однажды, и то роды были влажные. Не сумею - усыплять и резать придётся. Наподобие самого отца вызволять. Пусть лучше пока без страха поработает".
Всё-таки мальчишка - иногда это угадывалось, вот именно! Мальчик слегка колыхался, поворачивался под давлением беспорядочно сокращающихся мышц живота.
"Может и обойдётся, - подумала мейсти. - Слишком диковинные роды, однако".
Обтёрла лоб тыльной стороной руки, крикнула из-за плеча назад:
- Выйдите из сеней - воздух у неё крадёте! Только недалеко.
Тут ребёнок повернулся вниз головкой - и застыл на полдороге. Толчки прекратились вместе с криками.
- Ничего, мамочка, - сказала вслух Леора, - тебе и ему после таких трудов отдохнуть потребно. Лежи, дыши и собирайся с силами.
- Продыхивайтесь пока, - Одгар провёл вдоль бессильно распростёртого тела рукоятью плети. - Нет, голову не вздергивайте, так тяжче.
- Сколько ударов?
- Тридцать три. Это уже, а не ещё.
Затем в самый пожар уронили нечто мокрое и ослепительно холодное, повели вверх-вниз. Барбе зажмурился от странного удовольствия:
- Фу, прямо зажигает. Что там у тебя?
- Горный лёд цельным куском. Живёшь рядом с подвалом - пользуйся, вот мы и устроили отменный погреб. Да, я лебёдку чуть назад открутил. Сможете нынче приподняться и повернуться на спину?
- Если так надо.
- Положено менять орудие после каждой трети. Это вымокло и потяжелело.
- Да полно, мейс. Чисто пушинка.
- Не спорь, - ответил тот. - Вот, гляди сюда. Близнец прежней. И закрой глаза, чтобы в них не попасть ненароком.
Снова удары - поверх плеч, по соскам, животу. Ниже пупка. По торчащим коленям. Выше. Ниже. Раскачивают, будто на качелях. Почти даже не больно. Свыкся? К такому не приучишься.
И тут…
Он приоткрыл рот - не вдохнуть, возразить.
- Не говори. Запрещено. Если выйдет неподобное - вина не твоя, а его.
Палач достал ледяную тряпицу, запеленал тугой член, как младенца-недоростка.
- Не могу, мейс. Все…равно. Сейчас…вывернусь.
- Снова дыши. Успокойся.
Удары - острые, хлёсткие, бесконечные. Нечто расслабилось внизу живота - словно гнойник набух и лопнул. Не наружу - внутрь.
Роженица задышала чаще, пошевелилась.
- Ослабь, отвяжи. На корточки стать.
- Только упоров не отпускай, - задыхаясь, ответила Леора. - Крепче держи. В пояс брюхом упирайся. Вот чёрт - удержать тебя не получится.
На всякий случай достала из сумки чистое полотно, постелила между распяленными ногами:
- Тужься. Тужься, говорю, а то большой ложкой выковыривать придётся.
Повитуха имела в виду всего-навсего акушерские рычажные щипцы, которые валялись на дне, погребённые под остальным имуществом, но Галина вспомнила книгу, где так назывался винтовочный штык.
И испугалась до того, что всё в ней потянуло книзу. Потяжелело гирей. И разорвалось, как гнилая тряпка.
Младенец не удержался внутри, шлёпнулся на пол и завопил в приступе крайнего возмущения.
- Шестьдесят шесть. Возвращайтесь назад, на живот. Я поддержу, если надо.
Барбе неуклюже перевалился на живот - "без рук" проделывать такое и само по себе нелегко, да ещё и цепочка лебёдки перекрутилась.
- Плохая цифра, - пробормотал, устраиваясь на нестерпимо ноющей поверхности.
- Почти что конца света? - Одгар непонятно зачем поддержал светский разговор. - Если цифирь написать на рутенский манер и перевернуть, лучше не станет, мессер. Что шестьдесят шесть, что, с другой стороны, девяносто девять - одно и то же.
- Ты собираешься мне зачесть?
Экзекутор стал перед его лицом на корточки:
- До ста - это не шестьдесят шесть и не девяносто девять, а сколько вам понадобится. Мессир.
Отошёл, чтобы ослабить цепь. Начал было снимать кожаные наручники.
- Мейстер, мне куда больше нравилось свойское обращение.
- Вы о чём, генерал?
- Не стоило бы перед тобой открываться, ты верно сказал. Но у моей духовной супруги дела весьма неважны.
Крепкая рука приподняла голову Барбе за волосы:
- Не смей открываться. Я ж у тебя, чего доброго, пойду на поводке - и убью по недосмотру. Полное бесчувствие на лице написано. Плохой это признак.
- Еще поерепенишься - понял слово? И будешь посвящён во все мои омерзительные тайны. А вообще я живучий и везучий. Если хочешь, могу расписаться в смысле "По поводу моей смерти прошу не винить".
- На хрен. Что делаю - за то и отвечу.
- Так что, будешь командовать?
Палач облизал губы:
- Срочно?
- Вроде бы. Но ладно: у меня не смертельно опасный шок, о чём ты, может быть, подумал, а состояние, называемое по иноземному "сабспейс" или "полный улёт". Когда не чувствуешь, на каком ты свете. При таких симптомах пациента следует устроить поудобнее, не двигая с места накрыть одеялом и напоить тёплым молоком, - Барбе постарался придать голосу некую жеманность, и у него почти получилось. - Да, и подложи что ни на то под коленки. Жёстко - я понимаю, надо, так ведь ещё и весьма колюче. Будто щебня подсыпали.
Под колени ему подсунули мягкое, под голову тоже. Укутали. Молока в заводе не было, сошлись на желудёвом кофе с мёдом, который пришлось давать прямо из чайника, через носик. При этом обнаружились болючие трещины в углах рта. Но после всего прочего это было даже приятно.
- Уф, наконец-то, - повитуха ловко перехватила новорожденного, не дав покатиться дальше, увернула в тряпку и, не перерезая пуповины, уместила матери на колени. - Сейчас я вас, как вы есть, укрою. Ты как, разрывы в себе чувствуешь? Совсем небольшие вроде, не думаю, чтобы пришлось особо зашивать. Так два-три крошечных стежка.
- Поглядеть дай, - с трудом промолвила Галина.
- Да хороший парень, всё при нём, - ответила мейсти. - Только вот как увидишь - испугаешься. Девчонок-то тебе обмытых показывали и в тугих пелёнках. Ты пока спи, ему и поверх тебя хорошо.
- Болит что-то, - проговорила родильница, уже задрёмывая. - Внутри, так с девчонками не было.