– Вам плохо? – спросил кто-то рядом.
Феликс очнулся, провел по лбу рукой, вытирая ледяной пот, и заспешил к выходу.
– Спасибо, все в порядке.
Феофания закрыла стекло на стенде с бабочками. Дети окружили ее молча, с ожиданием следующего чуда. Она улыбнулась. Две молоденькие учительницы, которые привели детишек, болтали о чем-то неподалеку.
– Мыши-полевки, – сказала Феофания, показывая рукой, куда идти. – Удивительные существа! Умеют танцевать. Не верите?
– Боюсь!.. – поверила одна девочка.
– Они же сушеные! – успокоил ее мальчик. – И за стеклом.
* * *
Северина проснулась ночью от крика Мурки в коровнике. Забегала по комнате, причитая:
– Мамочки, что же делать?.. Еще целый день, она же обещала подождать!..
Кое-как одевшись, девочка выбежала на улицу. Включила фонарь, который ей приладила тетка Армия как сигнал в случае опасности. Побежала в коровник.
В тусклом свете засиженной мухами лампочки под потолком она увидела лежащую Мурку. Подняв голову, корова издала утробный крик. Северина бросилась к ней и приложила ладони к огромному раздутому животу.
– Нет-нет-нет, – прошептала она, – подожди, маленькая, подожди, солнышко... Рано еще, подожди чуток... – Она легла на горячее брюхо щекой.
Мурка подняла голову и посмотрела на девочку полными боли глазами.
В коровник зашли Солодуха с теткой Армией.
– Я как чувствовала, – мрачно сказала Армия. – Мы с Солодухой у меня ночевничали. В карты играли.
– Я спросила, наточен ли нож, – кивнула Солодуха.
– Где нож? Какой нож? – подняла голову Северина.
– Если не растелится, резать будем, пока корова жива. Чтобы хоть мясо продать можно было, – разъяснила Армия. – Уж больно живот большой. Никогда у Мурки такого огромного пуза не было.
– Она растелится! Она подождет до завтра! – закричала Северина, глотая слезы. – Плевала я на ваше мясо!
Дверь коровника открылась, впуская Бугаева. Он осмотрелся, кивнул женщинам и спросил:
– А что у нас будет завтра?
– Завтра пятница, – объяснила Армия, – хахаль Любавы доставит ее на санях с работы. Севка заказала ветеринара. Обещали привезти.
Бугаев подошел к корове сзади и тщательно ощупал промежное место. Вытер руку о солому.
– Это какой хахаль? – спросил он. – У которого вороной жеребец с завода?
– Ну, – кивнула Армия.
– Мясо кому продавать будете? – спросил Бугаев, усаживаясь на перевернутое ведро.
– Никакого мяса! Мурка подождет ветеринара! – глотая слезы, крикнула Северина.
– Я к тому, что можно его разделать и заморозить. А весной – на рынок. Все дороже, чем на мясокомбинате.
– Убирайтесь немедленно, – приказала ему Северина, – а то я передумаю вам телочку продавать! А она крупная будет, такую телочку еще поискать надо!
– Телочка... бычок. Кто знает, чего там? – пробормотал Бугаев, но ушел.
Северина легла рядом с коровой на левый бок, стараясь как можно дальше просунуть левую ладошку под вспученный живот. Правую она положила сверху на брюхо Мурки.
– Ты это... Того... Не ложилась бы так близко, – предупредила ее Солодуха. – А ну как дернется – встать захочет, придавит насмерть.
Тетка Армия оголила свою правую руку и смазала ее маслом до локтя.
– Ну чего, Севка? Посмотрю, как там телочка идет? Отползай.
– Нет! – уверенно сказала Северина. – Не идет она. Затихла.
– Мало ли – затихла! Мурка уже подтекла.
– Нет! – повторила Северина.
Мурка стала дышать спокойней. Судорожные подергивания задних ног прекратились. Женщины прошлись по коровнику.
– Чего, так и будешь тут лежать? – спросила Солодуха.
Северина осторожно вытащила левую руку, правой поглаживая живот коровы. Встала, вышла из коровника. Женщины переглянулись. Армия пожала плечами. Северина быстро вернулась. Положила возле Мурки побольше сена. На сено – принесенную старую телогрейку. Села на нее и достала из кармана кусок домашнего сыра в белой тряпице. Развернула. Разломила сыр на три куска.
– Угощайтесь.
Армия села рядом на телогрейку. Взяла масляной рукой желтоватый кусок сыра, больше похожий на прессованный творог. Солодуха стала на колени и отломила немного. Положила в рот и начала мять его языком. Тетка Армия откусила много и набила рот, жуя с закрытыми глазами и покачиваясь от удовольствия.
– Ох, и хорош у тебя сыр, – похвалила Солодуха, перестав плямкать. – У матери твоей Варвары, царство ей небесное, всегда был лучший сыр. А у тебя еще лучше!
Армия достала из кармана четвертинку хлеба. Пахнуло так, что Мурка подняла голову, шумно втягивая воздух ноздрями. Женщины замерли. Северина положила ладонь на живот коровы. Мурка простонала завистливо и уронила голову.
– Сев, а Сев, – сказала шепотом Солодуха, – ты заметила, сколько я на коленках стою? И ничего! Давеча так навернулась у колодца, думала – кости уже не соберу или замерзну насмерть, пока кто хватится. И подняться ведь боюсь – все кружится каруселью. А потом стала на четвереньки и потихоньку, потихоньку доползла до дома. Вот какие коленки у меня теперь. А с прежними-то никогда бы не доползла. Спасибо, душа-девица, дай бог тебе мужа уникального, какого ни у кого нет!
– Какого мужа? – прищурилась тетка Армия.
– Уникального... – уже не так уверенно повторила Солодуха.
– Где ты слово-то такое откопала, – покачала головой Армия. – Вот ведь всегда по жизни как скажет что – хоть стой, хоть падай! Уникального! Нет, чтобы пожелать доброго да здорового, чтобы умел и с оружием любым справиться и погладить между ног так, чтобы...
От толчка Солодухи в плечо Армия замолчала и закрыла рот ладонью. Солодуха не удержала равновесия и завалилась набок.