Вася Горчаков был не из тех плечистых красавцев, от которых женщины тормозят и теряют дыхание. Росточка средненького, с физиономией круглой и невыразительной, из разряда физиономий, которые словами описать совершенно невозможно, рыжеватый, на вид даже простоватый - он умел входить в любую команду. Попадал ли он по долгу службы в кабинет, где грызлись насмерть проворовавшиеся бизнесмены, или в раздевалку с полуголыми танцовщицами, или в тот самый закоулок продовольственного склада, где тетки в серых халатах стоят насмерть, охраняя совершенно левый товар, - всюду он каким-то образом делал так, что становилось тихо, драчуны расступались, глотки затыкались, а кроткий Вася с грацией маркиза, танцующего менуэт, проникал туда, куда нужно, и задавал вопросы тому, кому нужно. Что интересно - он обычно и узнавал как раз то, что ему нужно.
На сей раз что-то не ладилось.
Киллер в ковбойских сапогах выслушал вполне приемлемую легенду: мол, похоже, что он - свидетель преступления, так пусть расскажет, что он видел вчера в восемь часов вечера у входа в лучшую сауну города "Суоми". И он, естественно, страшно изумился. Он сказал, что как раз в это время смотрел с семьей телевизор, в частности - "Поле чудес". Вася на всякий случай уточнил его имя и фамилию, записал адрес, во всем с киллером согласился - и на прощание попросил газетку с телепрограммой. Ему было желательно установить время передачи.
- Откуда я тут тебе газетку возьму, родной? - возмутился киллер. - Что ты ко мне привязался?
И непроизвольно отвел правый локоть чуть назад, как бы замышляя резкий зубодробительный удар.
Если бы Вася находился не при исполнении, он бы сделал легонький, чисто балетный глиссад вперед, поднял полусогнутую и красиво округленную ручку, в которой только кружевного платочка бы недоставало, аккуратно прикоснулся к летящей ему в лицо руке - и как-то получилось бы, что здоровенный мужик устремился за своим пронзающим пустоту кулаком вплоть до тяжкого и громкого падения на грязный пол.
Но и киллер не попытался треснуть следователя, и следователь не приложил киллера рожей к полу. Обошлось. Во всяком случае, так сперва показалось возмущенному киллеру.
- Ну, денек! - сказал он. - С самого утра сплошная непруха! То банка с краской со шкафа на ногу валится, а и ней десять кило, в заразе, то менты вяжутся!
И сказал этак героически. Мол, какой ты следователь, ты для меня, нормального мужика, - мент.
Примерно час спустя начались неприятности!
Оказалось, что как раз во время нападения на Ротмана программа "Поле чудес" уже завершилась. Будучи спрошен о ее подробностях, киллер плел несусветицу. Отправились к нему домой, благо адрес и фамилию, к некоторому удивлению Васи, он дал правильные. Отыскали жену, работавшую продавщицей по соседству. Жена высказалась в том смысле, что у которой дамы легкого поведения этот сукин сын провел вечер и часть ночи, у той менты пусть им и интересуются!
Кончилась же вся эта суета именно тем, чем должна была кончиться сразу Киллер, Валентин Сергеевич Башарин, тридцати восьми лет, рост метр восемьдесят четыре, вес предположительно девяносто пять - девяносто восемь килограммов, телосложение атлетическое, волосы русые, очень коротко стриженые, глаза серые, нос прямой, крупный, подбородок выдающийся, и так далее, - так вот, он исхитрился и сбежал. Как был - в заляпанных белой краской фуфайке, штанах и ковбойских сапогах!
Словарь латинских выражений, употребляемых не в меру образованным Игорем Синицыным где надо и где не надо (по мере использования)
Rara avis in terris - редкая на земле птица. Говорится о предмете крайне необычном. Пусть даже в области общепита.
Aquila non captat muscas - орел мух не ловит. Орел в этом случае - сам Игорь.
Hirundo volant - ласточка летящая. Так, очевидно, Игорь представил себе спуск киллера со второго этажа на первый.
Ubi tu Gaius, ibi ego Gaia - где ты, Гай, там я, Гайя. Вот как выглядит этот афоризм на самом деле. Так говорила в Древнем Риме невеста жениху во время свадебного обряда. Но обалдевший от несчастной любви Игорь может формулу и сознательно переврать.
Experientia docet - опыт учит. Игорь имеет в виду опыт всего человечества за последние пять тысяч лет.
De lingua stulta veaiunt incommoda multa - от глупого языка происходят многочисленные неприятности. Игорь нечаянно назвал глупым собственный язык, потому что собеседник ему попался глухонемой.
Haurit aquam cribro, qui discere vult sine libro - черпает воду решетом тот, кто хочет учиться без книги. Возможно, Игорь хотел проявить изощренное ехидство, но не исключено, что он просто забыл смысл длинной фразы.
Salus patriae suprema lex est - благо родины есть высший закон. Салон "Инферналь" не самое подходящее место для подобной педагогики, но Игорь уже несколько лет пытался хоть куда-то употребить это изречение и никак не находил повода.
Margaritas ante porcos - жемчуг перед свиньями. Имеется в виду неточно переведенное евангельское изречение "не мечите бисера перед свиньями, да не попрут его ногами". Игорь искренне полагает, что всякий, посягнувший на его жемчужинку - Маргариту - свинья, и по-своему он прав...
Plusquamperfectum - давнопрошедшее время в латинской грамматике. Возможно, это все, что уцелело у Игоря в голове от склонений и спряжений. Применить латынь к постройке казармы мог только Игорь и только с перепугу.
Non scholae, sed vitae discimus - мы учимся не для школы, а для жизни. Игорь имеет в виду юный возраст и странные заявки ролевиков.
Jacta est alea - жребий брошен. Сравнить перепуганного Башарина с Гаем Юлием Цезарем, который произнес эти великолепные слова, собравшись переправляться через Рубикон, мог, конечно, только Игорь!
Dum spiro, spero - пока дышу, надеюсь. А что еще оставалось бормотать Игорю в такой ситуации?
In nomine Patris, et Fffii, et Spiritus Sanctum! - во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Очевидно, выучить по-русски "Отче наш" Игорю оказалось слабо...
Festina lente - спеши медленно. Вполне разумная инструкция, вот если бы только она прозвучала по-русски...
Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus - будем радоваться вместе, пока мы молоды. Первые строчки средневекового студенческого гимна. Естественно, иначе выразить свою радость от спасения Игорь физически не мог!
Age quod agis - делай, что делаешь. Выделываться по-латыни под дулом пистолета - это даже для Игоря малость чересчур...
Vox populi - vox dei - глас народа - глас Божий. Очевидно, Игорь действительно считает инкубов народом, хотя на самом деле это племя.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
КАК Я ВООБЩЕ ВЛИП ВО ВСЮ ЭТУ ИСТОРИЮ
Кафе было уникальное. Rara avis in terris. Отродясь такого не видывал. И не слыхивал.
Во-первых, мрачное, как декорации в фильме Тарковского. Его окна выходили на бетонный забор, наводящий на мысли о той самой стенке, к которой ставят... Внутри все те полчаса, что я там проторчал, не было ни души - я имею в виду и душу буфетчицы.
Во-вторых, каждые десять секунд за стенкой гремело. И хорошо гремело - хоть уши затыкай.
Это треклятое кафе какой-то умалишенный открыл при тире. А другой умалишенный, то есть я, сидел там и ждал, пока его высочество Александр Четвертый отстреляться изволят. Нет, я не хочу сказать ничего плохого про Александра Четвертого, он и мне предлагал - но я человек сугубо мирный. Мое оружие на сегодняшний день - три фотоаппарата. И, собственно, попал я сюда лишь потому, что мне заказали портрет Александра Четвертого на фоне его загородного особняка. И я сдуру решил, что будет справедливо, если он сам меня туда отвезет и доставит обратно.
Его высочество не уворачивалось, оно было радо доставить меня в особняк! Но по дороге мы заехали в два банка, в три фирмы, в ресторан, где его высочество, оказывается, запасается дарами моря в пластмассовых контейнерах, и, наконец, осели в тире. Оно, видите ли, дважды в неделю стреляет со знаменитым инструктором Константином по кличке Сафари. Этот Сафари, говорят, берется научить стрелять даже слепоглухонемого парализованного дебила. Но при чем тут я?!
Я уж начал бояться, что засветло мы не управимся. А делать цветной портрет миллионера на фоне особняка при вспышке - мягко говоря, странно. И время поджимало. Портрет этого самодеятельного Вильгельма Телля планировался на обложку. Впервые мне предложили сделать что-то на обложку. Провалить задание было смерти подобно.
Я даже не догадался взять с собой хоть газету, не говоря уж о книге. Хотя обычно таскаю с собой по меньшей мере три штуки. Дурная привычка тех времен, когда мне казалось, будто на жизнь можно заработать в книготорговле, и еще более странных времен - когда я преподавал историю.
В грохоте, впрочем, было некоторое разнообразие. Тир, как я понял, состоял из двух бетонных сараев. Так в одном - их высочество палило из пистолета, а в другом какой-то фанатик упражнялся на винтовке. Если мушкеты и аркебузы производили такой же грохот, то все герои Дюма ходили по страницам бессмертных романов навеки глухие. А вот фанатик, будь он неладен, не оглохнет! У него наушники! А у меня наушников нет. Я - оглохну.
О том, что у меня за спиной появились два человека, я догадался не сразу. Дай они сперва не знали, что за жестяной стенкой с художественными дырками есть что-то живое. Такое уникальное кафе, с таким трогательным заоконным пейзажем и такой ненавязчивой музыкой, могло быть украшено только жестью!
- Тут нам никто не помешает? - спросил голос номер раз.
- Я же говорил, - проворчал голос номер два. И далее последовал примерно такой диалог, перебиваемый то винтовкой, то пистолетом.
- Значит, Башарин Валентин Сергеевич у вас тренируется?
- Ну, у меня.