— Поделом мне, — приговаривала она, — не надо было сыпать проклятиями. Вот и поплатилась я за свой длинный язык.
Это был единственный раз, когда Ба признала, что у нее длинный язык.
Однажды дядя Миша влюбился.
Спешу вас успокоить, никто из героев повествования не пострадал. И это, несомненно, благодаря акту высочайшего гуманизма, проявленного Розой Иосифовной. А ведь могла покалечить, да. Или убить.
А так все обошлось. И даже папе практически не досталось. Ну что такое один-единственный подзатыльник? Правда, от неожиданности папа клацнул зубами и прикусил кончик языка, но это уже такие мелочи, о которых можно не упоминать.
Вот.
Но давайте по порядку. Я уже рассказывала вам, что у дяди Миши периодически взыгрывал мужской гонор. В такие разрушительные для иммунитета периоды он совершал необдуманные поступки, как-то: знакомился с красивыми женщинами, водил их в единственный приличный в нашем городке ресторан и, как следствие, не приходил домой ночевать.
Вы скажете, что это нормальное поведение для разведенного и, не побоюсь этого слова, — половозрелого мужчины. Может, и так. Но не в том случае, если у этого мужчины вместо среднестатистической мамы — Ба. Потому что если среднестатистическая мама скрепя сердце мирилась бы с таким безобразным поведением сына, то Ба, как только дядя Миша не приходил домой ночевать, моментом устраивала катаклизм воистину галактического масштаба.
После катаклизма дядя Миша вел себя тише воды ниже травы. Романы на стороне заводить он продолжал, но теперь старался заметать следы. Правда, по целому букету вторичных признаков мы легко вычисляли, что у него все-таки кто-то появился.
Во-первых — по прическе. У дяди Миши была какая-то беда с шевелюрой — густые крупно вьющиеся каштановые волосы каким-то невообразимым макаром росли сразу во все стороны и ложиться волной не желали.
— Это потому, что характер у тебя отвратительный, — говорила Ба. — Посмотри на свои волосы и на пальцы на ногах — они же у тебя врастопыр! (На самом деле Ба называла Дядимишин характер говенным, просто я малодушно заменила это слово другим.)
— Чего это врастопыр? — Дядя Миша виновато поджимал пальцы на ногах.
— А того, что если у человека пальцы на ногах не в кучку, а вразброс, то характер у него отвратительный! Та же история с волосами, ясно?
Дядя Миша косился на выбившиеся из пучка непокорные локоны матери и что-то бубнил себе под нос.
Так что если в свободное от романов время он ходил с развевающейся густой шевелюрой, то в период активных брачных игр первым делом коротко стригся.
Далее ему подозрительно часто начинал звонить начальник сборочного цеха Тигран Викторович. Дядя Миша прерывал его обильную речь скупыми односложными фразами и воровато озирался на кухонную дверь.
— Да, Тигран Викторович, — бубнил он, — естественно, Тигран Викторович.
На кухне в это время неустанно бдела Ба. Она периодически подсылала Маню послушать, чей голос раздается в телефоне — мужской или женский? Но дядя Миша был стреляным воробьем, и, когда Маня как бы случайно проходила мимо, или лезла чмокнуть его в щечку, прикрывал трубку ладонью.
А еще дядя Миша покупал новые накидки для Васи.
— Будет мой Васидис нарядным, — приговаривал он, заботливо накрывая ими разодранные сиденья.
Ба следила за этой сценой тяжелым немигающим взглядом.
— Привинти еще хрустальную люстру к капоту, — клокотала она.
— Захочу и привинчу, — огрызался дядя Миша.
На самом деле Ба напрасно волновалась — романы ее сына заканчивались так же быстро, как и начинались. Приводить в дом женщину, жизнь которой свекровь обратит в сплошную пытку, дядя Миша не собирался. Дамы, естественно, с таким положением вещей мириться не хотели и начинали закатывать истерики. А дядя Миша страсть как не любил истерик. Поэтому очередной его роман в скором времени сходил на нет.
Так и жил дядя Миша — в коротких пробежках от одной юбки к другой. И подобная ситуация устраивала всех: Ба оставалась единовластной хозяйкой в доме и с утра до ночи пестовала сына и внучку, дядя Миша плавно перетекал из одного ни к чему не обязывающего романа в другой, а Манюня пребывала в твердой уверенности, что ее родители обязательно когда-нибудь помирятся. Ее даже не смущало, что тетя Галя вышла замуж и успела родить ей сводного братика.
— Всех к себе заберем, — твердо заявляла она.
— А как же Тетигалин муж? — любопытствовала я.
— Пусть и он с нами живет. Ба его усыновит, и у папы появится сводный брат. Подумай, как хорошо — у меня сводный брат, и у папы сводный брат. Красота!
А потом случилась история, которая на какое-то время разрушила размеренную жизнь семейства Шац. И об этой истории я сегодня намереваюсь вам рассказать.
Все началось с того, что в стоматологическое отделение папиной больницы определили молоденькую выпускницу Ереванского медицинского института.
— Женщина — челюстно-лицевой хирург, — скривился за обедом папа. — Эк, куда ее занесло, нет, чтобы в педиатрах или терапевтах отсиживаться!
Мама завелась с пол-оборота:
— Ты эти свои шовинистические речи где-нибудь в другом месте веди, ясно?
— Что ты понимаешь в профессии врача, женщина! — прогрохотал папа.
— Я понимаю, что уважение к женщинам у вас отсутствует напрочь. Вот что я понимаю. Почему бы вам тогда не пережениться друг на друге, раз вас женщины так не устраивают? — сверкнула глазом мама.