- Кто именно? - перешёл к делу Марвин. - Поймите меня правильно, ваше величество, если бы я точно знал, о какой из благородных месстрес идёт речь…
- Вы обидели её совсем недавно, - озорно улыбаясь, заявила королева.
Так, начинается. Она ж не просто палачу отдаст - поиграет ещё сперва, как кошка с мышкой. Вот и придворные уже хихикают. Забавно им, видите ли. Хотя, чего уж там, Марвину на их месте, наверное, тоже было бы забавно…
- Недавно - понятие столь относительное, моя королева, - извернулся он. - Порой то, что равнодушному кажется недавним, для страждущего сердца оборачивается веками…
- Не особо-то вы страждете, как я погляжу, - оборвала его королева. - Хотя теперь я понимаю, какими речами вы смущаете умы благородных месстрес.
"А может, и пронесёт", - подумал Марвин, осмелившись поднять взгляд. Королева по-прежнему улыбалась, но в её улыбке теперь было на порядок меньше яда и на порядок больше - удовольствия. Марвин снова представил, каким стало бы её лицо, если бы…
- Но я снова вам подскажу. Эта месстрес встретилась вам здесь, в Балендоре, и вы дали ей некое обещание, которого не сдержали.
"Да сколько ж их тут было таких!" - мысленно взвыл Марвин. Ну в самом деле - разумеется, он что-то да обещал каждой девчонке, которой задирал юбку, это обычное дело. И уж королева Ольвен это наверняка понимает как никто.
- Не припомните? Коротка же у вас память, мессер!
- Длиною не памяти измеряется сила рыцаря, но меча его, - кротко ответил Марвин.
Тут уж король не выдержал и расхохотался в голос. Вернее, хохотом это высокое побулькивание назвать было трудно, но не приходилось сомневаться, что государю весело. Годвин тоже улыбался. Марвин счёл это хорошим знаком.
- У неё самые дивные белокурые локоны, какие мне доводилось видеть, мессер, - лукаво сказала королева.
"Ого как, - подумал Марвин. - А уж не сама ли ты по этой части?.. Но нет, невозможно. Слишком утонченна и женственна".
- Вы не похожи на других женщин, моя королева, - вырвалось у него.
Король перестал смеяться, Годвин - улыбаться, зал притих, а королева удивилась.
- Почему?
- Обычно женщины не любят тех, в ком отмечают красоту. И только вы одна можете сочувствовать им и защищать их честь. Впрочем, это можно понять: с вашей красотой нет нужды опасаться соперниц.
- Казнить, - с упоением сказал король. - Немедленно. Прилюдно.
Но Марвин видел, что он шутит, и всё сейчас зависит от королевы. Не то чтобы он боялся смерти - но не хотелось умирать так глупо, а ещё больше - вызвать немилость королевы Ольвен. Хотелось, можно сказать, совсем обратного…
Внезапно счастливая догадка пронзила Марвина. Он удержал победную улыбку и, не поворачивая головы, твёрдо сказал:
- Впрочем, не могу отрицать, что в вашем лице месстрес Бьянка из Кудиона обрела поистине могучего защитника.
"Угадал или нет?" - напряжённо подумал Марвин и по засиявшей улыбке королевы понял, что угадал. Точно, Бьянка. Маленькая белокурая Бьянка… которая хохотала, когда он увещевал, что в её неприлично юном возрасте нельзя клеиться к каждому встречному мужчине и что отец убьёт её, если узнает. На это она отвечала: "Нет, милый, это тебя он убьёт!" - и снова хохотала, так очаровательно, что Марвин не устоял, хотя девчонке едва стукнуло шестнадцать. Отец, видимо, всё-таки узнал. Марвин помнил его смутно - вроде сморчок какой-то, так что не удивительно, что кинулся к королю просить заступничества, ну а Бьянка, видимо, подыграла… а что ей оставалось? В монастырь-то, поди, неохота. Марвин ни в чём её не винил. Главное - чтоб теперь жениться не пришлось. Ну и чтобы не казнили.
- А не так-то уж и коротка ваша память, мессер, - сказала королева.
- Стараюсь, как могу, - признался Марвин.
- Выйди сюда, дитя моё! Вот твой обидчик. Правда ли, что вы обещали сей прекрасной и благородной месстрес жениться на ней и под этим предлогом обесчестили?
"Да это же ты её сама сейчас на весь свет бесчестишь, стерва", - подумал Марвин, а вслух сказал:
- Неправда!
По толпе придворных прошёл ропот, король засопел, королева нахмурилась, а прелестная маленькая Бьянка, вынырнувшая из толпы, залилась краской и умоляюще посмотрела на отца. Тот топтался рядом - странно, что Марвин сразу их не заметил, - весь пунцовый от стыда. "Сам напросился, - мстительно подумал Марвин, - это не я тебя сюда за шиворот приволок, а как раз наоборот".
- Так вы говорите, неблагородный мессер, - произнесла Ольвен, и в её голосе зазвенели стальные нотки, - что не обещали этой месстрес повести её под венец?
- Не обещал, попросту не мог обещать, - уверенно ответил Марвин. - Потому как с младенчества обещан другой, и никогда не нарушил бы обет.
- О, - лоб королевы разгладился. - Вот как? Какой же бедняжке так не посчастливилось?
- Месстрес Гвеннет из Стойнби, моя королева.
- Стойнби? - оживился король. - Это те Стойнби из южной доли?
- Истинно, мой король.
- Славный род, - покивал Артен. - Славный и миролюбивый. Душа моя, - тонкая монаршья ладонь легла за запястье супруги. - Мне кажется, брак с девицей столь спокойных и чистых кровей охладит буйную голову этого неистового мессера.
"Ох, какой же вы дурак, ваше величество", - подумал Марвин и поспешно осенил себя святым знамением. Королева удивлённо приподняла брови. Марвин тут же нашёлся и сказал:
- Клянусь Единым, так и будет, мой король.
Ольвен покусала пухлые губки. Годвин скучал, старый Кудион пыхтел от возмущения, Бьянка ковыряла ножкой пол.
- Полагаю, - наконец изрекла королева, - что лучше всего эту буйную голову можно охладить, сняв её с плеч. Однако было бы несправедливо лишать благородную девицу жениха, с которым она обручена с младенчества. С другой стороны, - продолжала королева, перекрывая поднявшийся недовольный гул - а как же, такое развлечение сорвалось, - я полагаю, что и месстрес Бьянка, лишившаяся сатисфакции, и все мы, лишившиеся забавы, вправе требовать возмещения. Не так ли, благородные мессеры?
- Так! - заорали благородные мессеры; одуревший от ужаса Кудион старался больше всех. Королева подняла руку, требуя тишины.
- Посему, - сказала она так, чтоб слышали все, - повелеваю сэйру Марвину из Фостейна завтра непременно участвовать в турнире, затеянном нашим смиренным вассалом сэйром Годвином, и показать нам удаль, о которой мы столько наслышаны. Его дамой на завтрашний день будет месстрес Бьянка, которая по завершении празднеств отправится с нами в столицу ко двору, где мы подыщем ей супруга, достойного её благородства и красоты. Дитя моё, сделайте милость и одарите беспутного сэйра Марвина знаком своего внимания, дабы завтра он вдохновился им на ристалище.
Король зааплодировал, толпа завопила от восторга, старый Кудион утёр со лба пот, а маленькая месстрес Бьянка подошла к коленопреклонённому Марвину и, вытянув из волос голубую ленту, повязала ему на шею. Смотрела она на него при этом так, что Марвин забеспокоился, как бы она его этой лентой не удушила.
- Я тебя предупреждал, - шепотом сказал он и тут же смолк под её пылающим взглядом. Темпераментная девочка, о да.
- А мог бы и жениться, - прошипела она. Марвин перехватил её ладонь и поднёс к губам. Она хотела вырваться, но он не позволил. Краем глазом он уловил взгляд Ольвен - долгий, пристальный… одобрительный.
"Я выиграл, - подумал Марвин. - Верно, моя королева? Я никогда не проигрываю".
Внизу было шумно и слишком светло; впрочем, сейчас по всему замку галдели и бесчинствовали если не придворные короля, так рыцари Годвина, и побыть в относительном покое было решительно негде. Не считая галереи в Большом тронном, конечно. Балендорский замок был одним из древнейших в Хандл-Тере - говаривали, что его возвёл Бален, рыцарь Святого Патрица, позже ставший одним из первых монахов его ордена. Замок, соответственно, отличался сомнительной грацией древнейшей архитектуры - и галереей над тронным залом. В давние времена туда пускали простолюдинов, жаждавших поглазеть на короля, - эту практику прекратили ещё триста лет назад, когда Артен Светозарный был убит с такой галереи выстрелом из пращи. С тех пор галереи пустовали, а чаще использовались вместо подсобных помещений, и их вечно заваливали всяким хламом.
Зато тут было пусто и спокойно, а ничего другого Лукасу сейчас и не требовалось.
Он стоял возле стрельчатой бойницы, заменявшей в верхнем ярусе окна, и ждал. От бойницы тянуло сквозняком, от стены - холодом, но его не смущало ни то, ни другое - и не к такому привык. Неуютность этого места обеспечивала куда больший душевный комфорт, чем надушенные дворцовые хоромы. Лукас давно понял, что шпики всех сортов - твари на редкость изнеженные, прямо как клопы: им бархат да пух подавай, к голому камню никогда не присосутся.
Дерек тоже это знал - уж он-то как никто. Лукас верил его чутью и опыту и ждал, согревая дыханием стынущие пальцы. Надо было всё-таки перчатки прихватить, ну да бес с ними.
На нижнем ярусе бедняга Годвин развлекал короля и полчище его прихвостней. Лукас ему откровенно сочувствовал. Он и в юности-то не особенно любил свет, а теперь и вовсе избегал всеми силами. Иногда это становилось трудно, но чаще всего - получалось. Его и сейчас бы здесь не было, если бы не Дерек… а вот, кстати, и он.
- Я заждался, - опуская руки, сказал Лукас.
- Извини, никак не мог вырваться, - ответил тот, и в его глазах промелькнуло мимолётное облегчение.