Малинин тоже любил немецкое оружие – он проходил практику наказаний в квартале Ада, где офицеры СС пекли мацу для евреев. Не мудрствуя лукаво, казак выбрал сразу два МП40, или, в просторечии, «шмайссера». Автоматы поместили в спортивную сумку на ремне – расстегнув «молнию»‑застёжку, можно было высвободить рукоять и стрелять, не вынимая оружие. В электронном отделе каждый взял по айфону, а Калашников разжился нетбуком. Малинин с тайной надеждой спросил, есть ли в подземелье винно‑водочный отдел, и был разочарован ответом. Потребовав расписку кровью (как принято в бухгалтерии Ада – из вены, конечно же, а не из пальца), Палкин выдал напарникам внушительные, хрустящие пачки рублей и евро. На поверхность стеклянного куба легла стопка паспортов, сверху небрежно шлёпнулась карточка «виза голд» – «на особые расходы».
Экипировка закончилась.
– Ну что ж, – бодро сказал Калашников, одёрнув свитер. – Шеф, надо отдать ему должное, не поскупился. Предлагаю, братец, с часик прогуляться на поверхности, осмотреть Москву‑матушку. Оружие пока оставим здесь.
– На улицу? – заупрямился Малинин. – Вашбродь, там же ить холод собачий. А я отвык за сто лет. В Аду‑то, сами знаете – в природном обогреве сидим.
Калашников улыбнулся и виртуозным жестом щёлкнул себя по горлу.
– Там водка?! – мгновенно догадался Малинин.
– Да.
– О…
…Дальнейших слов не потребовалось.
[3]
Женщина, на чьих скулах уже играли желваки, игнорировала волокиту. Она была закутана в пурпурную ливийскую ткань (узорчатый край открывал маленькие ноги в сандалиях) – признак иностранки благородного происхождения, и это подзадоривало толстяка. Ливийка держала путь к стенам храма Венеры – чудесного здания с восемью колоннами из красно‑белого мрамора. Того самого, который воздвиг ещё божественный Юлий в честь великой победы при Фарсале над нечестивцем Помпеем.
– Прекрасная… три… пять ауреусов… неужто и пяти тебе мало?
Пять золотых монет составляли сумму, достаточную для покупки двух хороших рабов, однако ливийка и не подумала обернуться. По брусчатке, шатаясь, прошагал легионер в кожаных доспехах, с татуировкой на левом плече. Женщина кинула умоляющий взгляд, однако солдат не заметил призыва, от него за милларий разило пальмирской настойкой. Круглую площадь перед храмом Венеры венчал фонтан – чаша упруго извергала к солнцу розовые, подкрашенные вином струи. Каменный орёл простёр крылья над водой, и в их тени возлежали, зажав в руках цветы, изваяния императоров – Тиберия и Калигулы. Последнему Сенат недавно даровал титул «младшего цезаря»: в свете тяжёлой болезни Тиберия граждане Рима присматривались к парню как к будущему правителю. Но пока осторожно именовали «трёхкратно пресветлым» вместо «пятикратного»… Тиберий был очень ревнив к конкурентам.
На приступочке у фонтана (мраморной, с чёрными прожилками) расположился глашатай, развернув папирус с сургучной печатью.
– Пятикратно пресветлый цезарь, да хранят его боги на тысячу лет, повелел вам сказать, – закричал он пронзительным голосом, слышным далеко за пределами площади.