* * *
- … Нно, стоялые!
Возница вовсю понукал волов, но "стоялые" отнюдь не собирались торопиться. Животная мудрость подсказывала - пока солнце не начало клониться к закату, торопиться ни в коем случае нельзя, не то получишь на свой горб новую поклажу.
Неуклюжая сельская колымага-двуколка, с грубо сработанными колёсами, которые с некоторым натягом можно было признать круглыми, лениво ползла по разъезженной дороге, вьющейся среди куцых полей и густых перелесков. Возница, вертлявый мужичонка в разбитых опорках и поношенной одежде с типичным для здешних мест именем Янек, был рад попутчику. Сразу видно, парень из бывалых, и меч при нём, и сапоги - боец… Не так уж спокойно нынче на дорогах, чтобы пренебрегать какой-никакой защитой. Да и разговор в дороге дело не последнее.
- … А ещё в наших краях знамение было - хвост огненный в небесах, во! Ну, народ и давай размышлять, к чему - к войне ли, к голоду или к мору великому. Войны, слава те Господи, в ту пору не случилось, и урожай вроде как ничего… А вот мор промеж скотины случился изрядный…
Первей, удобно устроившись поверх мешков с зерном, внимал болтовне возчика, в нужных местах кивал головой и цокал языком, изображая полное понимание и где-то даже сочувствие. Ну разумеется, знамение… Конечно, Господь создал небесное чудо, комету, исключительно для того, чтобы предупредить пару сотен деревенских олухов о том, что надо тщательнее ухаживать за скотиной, не то передохнет…
- … А здешний пан Якуб Брановецкий о ту пору женился на немке, из самого Бреславля. Высокая, худая, и нашего брата - что чеха, что поляка, что мазова со словаком - не любит крепко. Сам-то пан смолоду был ничего, вспыльчив, да отходчив. Мужики вспоминают - бывалоча, рассердится, вспыхнет как порох, и ну всех подряд пороть. А то поскачет с челядью в местечко, жидов наловит да и устроит им суд вроде как. "Пошто, говорит, Христа распяли? Отвечайте, сволочи!". А что они ответят, скорняки да портные? Ну и велит им сечь друг друга во славу Господа нашего - сами, слышь, друг друга, вот потеха-то… А назавтра другой человек - улыбается, мол, не держите зла на шутку, и дарю вам недоимку, сапоги за то целуйте…
Первей слушал, кивая. В ту пору он ещё не перестал удивляться, насколько точно всё знает Голос Свыше, ведущий его. Всё так и было сообщено - буен, необуздан и самодур, но смолоду был лучше и порой совершал не совсем поганые поступки.
- … Это немка его испортила, Эльза та треклятая, - продолжал повествование Янек, ёрзая на сиденьи - затёк зад, очевидно… - Ну и пить стал без меры, это тоже… Причём, слыш-ка, что удумал: протянет верёвку поперёк дороги, слезай, приехали… Если благородный человек, тащит к себе в замок, пей-гуляй, пока пан не отпустит… Так-то соседи с ним и знаться перестали - зарубит ещё во хмелю…
- А если простой мужик попадётся? - спросил Первей.
- Ну… тогда как Бог даст. Может, чарку нальёт да сплясать заставит, а то сапоги вылизать велит…
Рыцарь сочувственно поцокал языком.
- Нелегко вам живётся тут, как погляжу.
- А где мужику легко, добрый пан? Да мне-то ладно, я за монастырём приписан…
- А как панёнок у него? - внезапно переменил тему Первей.
Янек поперхнулся. Помолчав, осторожно спросил.
- Пан рыцарь знает молодого пана Зигфрида?
- Сам не знаю. Однако слава далеко идёт, - прищурился рыцарь.
Возчик оглянулся так, будто за ними по пятам рысила стая волков.
- Не к ночи будь помянут он, тот паныч Зигфрид, да не обидится на меня пан рыцарь за такие слова. Не ангел папаша его, и мамаша ну чисто змея, да только оба они уже сыночка боятся вроде как. А ведь всего-то тринадцать годков… Мужики здешние крестятся да молятся по ночам - что-то будет, когда вырастет молодой панёнок…
Первей усмехнулся. Всё правильно, всё верно… Вероятно, молитвы местных поселян были таки услышаны.
И потому он здесь.
Дорога между тем углубилась в чащу, солнце, понемногу клонившееся к закату, скрылось за верхушками деревьев, и под лапами тёмных елей, подступавших к самой обочине, уже копился сумрак. Где-то заорал ворон, зловеще захохотала невидимая лесная птица. Возчик, придавленно втянув голову, замолк, и только негромкий скрип плохо смазанных колёс нарушал теперь настороженную тишину леса. Да уж, подумал Первей, только люди определённого склада могут жить в чаще ельника…
- Ну вот и замок, - вполголоса произнёс Янек, ещё сильнее втягивая голову в плечи.
Да, открывшееся взору строение могло с полным правом носить титул замка, а не просто укреплённой усадьбы. Четыре угловых башни под остроконечными свинцовыми кровлями щерились узкими бойницами, в серых стенах ни одного наружного окна… Даже мост через худосочный лесной ручей, огибающий замок, был не простой, а подъёмный, на цепях, уходивших в недра коренастой надвратной башни. Должно быть, в памяти строителей этой обители ещё свежи были страшные дни монгольского нашествия. Во всяком случае, без артиллерии этот замок не так просто взять даже полку королевских кирасиров.
И над всем этим возвышался самый что ни на есть настоящий донжон. Тот самый, так явственно увиденный Первеем в своём вещем сне.
Подъёмный мост начал неспешно, со скрежетом опускаться, тяжело лёг на гранитный предмосток, звякнув цепями. Ворота, напротив, распахнулись на удивление бесшумно - вероятно, петли бронзовые, мельком подумал рыцарь. С лязгом поползла вверх решётка. Первей усмехнулся. Сразу видно, тут живут открытые и весёлые люди…
Повозка нырнула в низкий зев надвратной башни, как в глотку великана, и очутилась в узком ущелье внутреннего двора, выложенного каменными плитами.
- Тпррр, стоялые! - скомандовал возчик, натягивая вожжи и оглядываясь. Откуда-то из недр замка звучал бубен, нестройно ревели песню пьяные голоса - слова разобрать было невозможно.
- А, Янек… - к вознице подошёл седоусый коренастый человек. - Привёз?
- Ну неужто просто так приехал? - бледно улыбнулся Янек.
- А это кто? - человек, судя по манерам, не то дворецкий, не то ключник, разглядывал Первея, как разновидность груза.
- Попутчик… О, здравствуйте, высокородная пани! - возчик согнулся в поясном поклоне.
Высокая дама, затянутая в чёрное, стояла на пороге, разглядывая новоприбывших цепкими холодными глазами. Ходить в чёрном при живом муже…
- Здравия желаю, достопочтенная пани Брановецкая! - вежливо склонил голову рыцарь. - Позвольте представиться - Бронислав Яблонский, странствующий рыцарь, прежде состоявший на королевской службе.
Достопочтенная пани скользнула глазами по лицу и ногам рыцаря, и взгляд её чуть смягчился.
- Не думаю, что после Кракова или Варшавы вас вдохновит эта дыра, пан Яблонский, но тем не менее рада приветствовать гостя.
Дверь, явно ведущая в подвал, окованная ржавыми железными полосами, с лязгом распахнулась, являя дневному свету колоритную фигуру - одетый в роскошный, но порядком засаленный наряд могучий мужчина с оплывшим от пьянства лицом, заросшим неухоженной бородой.
- А-а, Янек, чтоб твою матушку черти в аду сношали без продыху! Привёз?
- Так есть, ясновельможный пан!
- А это кто? - ясновельможный пан перекатил мутные буркалы на рыцаря.
- Добрый день, пан Брановецкий. Моё имя Бронислав Яблонский…
- А-а, благородный пан рыцарь! - медведем взревел пан Брановецкий. - Рад приветствовать! Эй, Брашек, неси-ка серебряную чару пану рыцарю! Прошу к столу!
- У вас какой-то праздник? - вежливо улыбнулся Первей.
- А у меня всегда праздник! Это вот у неё, - тычок рукой в сторону супруги, - каждый день траур!
Ну что же, подумал Первей. Обычное дело, если у супруга каждый день праздник…
* * *
- … Ты мне понравился, пан Бронислав! Всё, решено - остаёшься в гостях! Нет, нет, и слушать ничего не хочу!
Пан Брановецкий обнял дорогого гостя, достаточно крепко, чтобы тот не ускользнул. Он был уже не просто пьян, а пьян до изумления. Первей повидал на своём не столь уж долгом веку немало подобных поклонников Бахуса, над которыми в силу ежедневной привычки хмель уже не имел полной силы. Даже адская смесь перцовки с пивом не лишила пана способности стоять на ногах… ну а мозгов он лишился, очевидно, гораздо раньше.
- А давай споём, пан Якуб! - совершенно по-свойски и достаточно пьяным голосом заявил рыцарь, несколько ослабляя медвежью хватку хозяина на своих плечах.
- А давай!
Первей затянул старую солдатскую песню, которую знали многие наёмники в здешних местах, где немецкая речь уже ходила почти наряду с польской. Гости пана Брановецкого, пяток безземельных и вконец спившихся шляхтичей, принялись подпевать, кто во что горазд, хозяин тоже ревел медведем - короче, веселье до краёв.