Жизнь Ганне выпала трудная. Если посчитать, то сколько в селе толковых мужиков, чтобы не только толковать на завалинке умели, но и хозяйственными были да не пропойцами? Десятка полтора наберется, ну, может быть, — два. А баб одиноких — выше крыши. А если учесть, что Олег к сорока пяти годам сохранил в волосах цыганистую смоль и кудреватость, то всякому станет ясно, о чём были печали казинской жены. И ведь, подлюга, по улице просто не пройдет, всякую юбку зацепит, и старушке и сопливочке шутку скажет. А те так и глядят, как бы чужого мужа увести.
Особенно худо стало, когда Людкин Витяй по пьяному делу захлебнулся собственной блевотиной. Людка баба горластая, грудастая, боевая — такие без мужиков не живут. У Ганны ажно заходилось всё внутри, когда она о Людке вспоминала.
Галка, та, напротив, худющая, одни мослы торчат. А взглядом тоже постреливает. На майских прямо при людях к Казину подкатила… под ручку взяла, чем, говорит, мы не пара?… Ганна ей тогда показала, какие пары бывают — пару раз так зафитилила, что пар пошел. Да и Олегу тоже кудри проредила. А что у самой глаз заплыл, так она и одним зорко видит.
Ещё, говорят, в колонне объявилась какая-то учётчица. Из Копорья… Ну что, спрашивается, ей в своем Копорье не сидится, ведь это ж подумать только, в такую даль на работу мотаться! Зачем?… Это уж ясно, зачем, не маленькие, понимать можем. Учётчицы Ганна покуда не видела и оттого пылала самыми мрачными подозрениями. Попыталась было Казину мозги прочистить, так тот назло, что ни день, принялся на объекте задерживаться. А то и вовсе в бытовке ночует. Знаем мы эти бытовки, наслышаны…
Короче, покоя не было. А тут ещё попались Ганне навстречу Олеговы подсобники, Воха и второй — длинный. Сказали, что Олег их отпустил раньше времени, а сам задерживается. Пересмеивались, алкаши проклятущие. Тут уже Ганне всё стало понятно. Да и чего не понимать-то, давно к этому шло. И хотя дело было ясным-ясненько, но Ганна собралась и отправилась к Марьину ручью, твердо решив взять изменщика с поличным.
Где стоит бытовой вагончик, Ганна знала хорошо, не раз случалось проверять, чем там муженек занимается. Бывало, что вагончик перекатывали на новое место, а Олег об этом умалчивал. Тогда ему вставлялся фитиль. Во время таких разборок порой отлетало и Ганне, но это уже дело житейское — крепко бьёт, крепко любит.
Уже в полутьме Ганна добралась к мокрой канаве, где трудился её суженый, и, стараясь не вспугнуть преступника, заглянула в крошечное окошечко, врезанное в вагонную дверь.
Преступные мечтания Олега Казина не шли дальше халявной водки под хорошую закусочку, но полевой синтезатор «Модус» работал на полную мощь и показал излишне любознательной супруге всё, что она втайне желала увидеть. Не зря переспрашивал злосчастный экскаваторщик, что за модус ему подсунули. На этот раз синтезатор с полным правом можно было назвать «половым».
Они были здесь — все разом! И в каком виде?! Даже нынче такое по телевизору показывают только среди ночи!
Казин в чем мать родила сидел посреди вагончика на круглой табуретке, которую только сегодня утром Ганна безуспешно разыскивала. Сволочь, всё из дома тащит, всё для разврата! На коленях у Казина расселась коровища Людка, тоже вся как есть голая, и Казин, гнусно лыбясь, лапал Людку за сиськи! Стерва Галка примостилась рядом. Эта-то зачем раздевалась, кого она своими прыщиками соблазнить хочет? А туда же, льнёт к чужому мужу, ручонкам шаловливым волю дает! — Ганна с трудом набирала в грудь воздух для крика… А хуже всего — третья, не иначе — учётчица; молодая потаскуха, лет двадцати пяти, намазанная по-городскому, ноги от самых ушей начинаются. И была она не совсем голышом, а в кружевных трусичках. В таких интердевочек в кино показывают. Учётчица прогуливалась перед Казиным словно манекенщица по подиуму и явно собиралась трусики снимать.
Голос наконец прорезался, Ганна с истошным воплем рванула дверь, воплощенным возмездием явившись перед участниками оргии.
Казин, спихнув с колен Людку, вскочил. Опрокинутая табуретка отлетела в сторону. Учёная Галка ойкнула и полезла под стол. Лишь учётчица-манекенщица, не чая беды, с презрительной усмешечкой глядела на явившуюся супругу. Вот этой-то иногородней шлюхе и досталось в первую руку. Ганна подхватила удачно подвернувшуюся табуретку и с маху огрела развратницу по башке. Замахнулась было второй раз, но сисястая Людка, взбултыхнув выменами, подскочила и вцепилась Ганне в причёску. Пришлось бросить копорскую стерву и отоварить табуреткой подруженьку. Потом досталось и Галке, сдуру поверившей, что численное преимущество может принести победу. Учётчица пыталась вырвать из Ганниных рук оружие, но легче было казинский кран с места сдвинуть, озверевшая супруга мертвой хваткой вцепилась в украденную мебель и охаживала соперниц по голому, так что шлепки разносились далеко окрест.
И вдруг полыхнуло перед глазами, и Ганна, отворив дверь спиной, вылетела из вагончика. Чугунный мужнин кулак в одно мгновение запечатал ей рот.
Оскальзываясь в грязи, Ганна поднялась. Казин черным силуэтом выделялся на фоне распахнутой двери. Торжествующая учётчица выглядывала из-за его плеча.
— Съела, дура? — глумливо закричала она. — Мотай отсюда, пока цела!
Казин обнял растелешенную учётчицу за талию и, коротко хохотнув, захлопнул дверь.
Чего угодно ждала Ганна, но только не этого. Конечно, случалось ей пробовать мужниного кулака, но чтобы вот так, со всей силы, да ещё когда сам виноват!… За шлюху заступился. Значит, жена ему больше не жена и ничего тут уже не исправишь.