– Смотри, чтоб из персонала никого не зацепило. – Марат с сожалением посмотрел на грязный кафель. – Какие пожелания?
– Что-нибудь попроще. Только вымыться, ну и перекусить, само собой.
– Несерьезно это. Что по времени?
– До утра, часов до одиннадцати. – Я прикинул здешние расценки, содержимое кошелька и решил, что денег должно хватить.
– Третий номер. – Марат достал из верхнего ящика стола ключ с биркой из оргстекла. – Воду нагреют минут через двадцать. Спиртное надо?
– Нет.
– Тогда обед в счет номера. – Глухов подсчитал что-то на калькуляторе и удовлетворенно кивнул. – А девочку я тебе все-таки пришлю.
– Только если за счет заведения, – покачал головой я и потянулся за деньгами.
– Ой, да ладно, – отмахнулся Марат. – Завтра рассчитаешься. Да, в третьем номере света нет, фонарь возьми.
Я взял железный фонарь, спички и пошел в заказанный номер. Небось, подсунули черт знает что.
На самом деле все оказалось вполне прилично. Посреди небольшой комнатки стояла жестяная ванна, слева к ней был придвинут стол с тремя стульями. Стены на полметра от пола обклеены кафельной плиткой, выше выкрашены в светло-зеленый цвет. С противоположной от стола стены стояла железная панцирная кровать без матраца и белья, а прямо напротив входной двери висело зеркало.
Я скинул фуфайку на пол, разулся и уселся за стол. Вскоре с ведрами горячей воды забегали служащие бани, и очень быстро они наполнили ванну, над которой начал подниматься густой пар. Можно начинать отмываться, но мне хотелось сначала хоть немного заморить червячка. Скоро жрать принесут, нет?
С едой тоже тянуть не стали, так что вскоре я вовсю наворачивал солянку, рис с котлетами и запивал все это в кои-то веки нормальным черным чаем. В сторону принесшей постельное белье и полотенца девушки даже не взглянул. Не до этого сейчас.
Доев рис, задвинул засов, разделся и не без внутренней дрожи подошел к зеркалу. Да, видок у меня жутковатый. Лысый, худющий, глаза и щеки запали, ребра торчат. Кошмар. С другой стороны, все на месте, ничего не отвалилось. Старые шрамы побелели и казались давно зажившими. И только правое предплечье сплошь усеивали черные узоры и символы. Но это ерунда: никаких признаков воспаления видно не было. Да и стылая лихоманка, похоже, осталась в прошлом.
А только ли лихоманка? Сосредоточившись, я начал концентрировать внутреннюю энергию в кистях рук, пытаясь зажечь небольшой огонек. Тщетно. Уловить биение силы я еще смог, а вот направить ее в нужном направлении уже не вышло. Применить простенькое заклинание призрачного огня тоже не получилось, хотя последовательность действий была выдержана до последней мелочи. Да уж, дела. Видимо, на какое-то время о колдовстве придется забыть. Надеюсь, не навсегда.
Плюнув с досады, я залез в ванну и начал яростно отмывать отмякшую в горячей воде грязь, которая слезала целыми пластами. И только вымывшись, позволил себе расслабиться и просто полежать в теплой воде. Хорошо-то как!
От усталости, набитого желудка и убаюкивающего тепла воды начало клонить в сон. Не рискнув заснуть в воде, я вылез из ванны, насухо вытерся, и плюхнулся на кровать. Благодать! Чистое белье приятно согревало кожу, провисшая кровать оказалась на удивление удобной, и я, прогнав мысль проверить переданный Гадесом мешок, моментально провалился в сон. Дела подождут…
Глава 2
До чего же хорошо проснуться утром в теплой постели! Уж всяко лучше, чем в сугробе. Я с наслаждением потянулся и поправил сбившееся одеяло. Давно так не высыпался. Очень давно.
Ну да, я ж последние полгода в сугробе валялся.
Неуютная мысль всплыла в сознании и тут же пропала, но хорошее настроение как рукой сняло. Так все же, что со мной происходило с того злополучного дня? Если лежал в сугробе, почему не замерз и с голоду не помер? А если не лежал, то какого черта ничего не помню?
Немного поразмыслив над всем этим, я решил не забивать себе голову всякой ерундой. Главное – жив и здоров. Все остальное можно по ходу дела прояснить.
Я вскочил с кровати, прошлепал по холодному полу к столу и зажег фонарь. Пора собираться, а то как бы на встречу с Яном не опоздать. Сделав пару глотков воды из железной кружки, еще раз осмотрел правое предплечье. Красавец! Хоть сейчас снимай кожу и сдавай в музей татуировки. Интересно, это все что-то значит или Жан, земля ему пухом, ничего без лишнего выпендрежа сделать не мог? Бог с ним, меня черные узоры не раздражали, а одной особой приметой больше, одной меньше…
В треснутое зеркало посмотрел один раз и больше уже в ту сторону не поворачивался. Не из-за суеверия, просто очень уж зрелище неприглядное. Надо срочно отъедаться, а то вылитый кощей. Еще и синяки под глазами, будто год не спал. Жуть.
Не одеваясь, достал закинутый под кровать пластиковый пакет и начал выкладывать на стол вещи, которые запихал туда Гадес. Куртка кожаная, джинсы, две рубашки, семейные трусы, рваные носки и два валенка, один из которых с вырванной пяткой. Не густо. Но зато больше не надо ломать голову, что бы надеть: фуфайка, зимние штаны и шапка буквально расползались по швам. Да и жарко в них. Не сезон.
Быстро одевшись, я кое-как запихал оставшиеся вещи в мешок, подхватил свернутую фуфайку под мышку, взял со стола фонарь и, отодвинув засов, вышел из комнаты.
Смена Марата давно закончилась, а на его месте сидел плохо знакомый мне двоюродный брат Тимура – Рустам. Этот автомобильному журналу предпочел рассыпавшийся на отдельные страницы сборник анекдотов.
– Номер какой? – открыл общую тетрадь Рустам.
– Третий, – кинул я ключ на стол.
Парень молча повернул тетрадь ко мне и ткнул пальцем в причитающуюся к уплате сумму. Так же молча я отсчитал деньги и положил монеты на стол. Вот и ополовинился мой золотой запас. Обдираловка, блин…
– Заходи еще. – Убрав тетрадь, Рустам вновь поднял обтрепанную книжку.
– Обязательно, – усмехнулся я и кивнул на висевшие на стене часы. – Правильно идут?
– Никто пока не жаловался, – не отрываясь от анекдотов, ответил Рустам.
Ну, если никто не жаловался, то сейчас половина двенадцатого. Пора на встречу с Яном идти. Пока до площади Павших дойду, как раз время и подойдет.
Я вышел на улицу и сразу же избавился от старой одежды: вышвырнул мешок и фуфайку в закопченный мусорный бак, от которого несло гарью.
Выстроившиеся напротив бани у прочерченной на дороге черты мальчишки по очереди кидали палки в мятую консервную банку. Между мишенью и линией, к которой подходили игроки, было проведено еще штук пять отметин. Все ясно, в "банку" играют. Видно, что игра только началась: даже галящего пока нет.
За углом зачихал мотор, и пацаны отскочили на обочину от вывернувшего на дорогу уазика. От удивления я чуть не опоздал отскочить от летевшей из-под колес грязи. Проезжая, автомобиль смял консервную банку, ребятня возмущенно загалдела, а самый наглый даже швырнул в уазик камень. Хоть он и промазал, но машина остановилась, и пацаны, побросав палки, бросились врассыпную. Сидевший на заднем сиденье дружинник распахнул дверь и погрозил им кулаком.
Ну и дела! Откуда бензинчик? Неужели нам Город оказывать начал гуманитарную помощь горючкой? С чего бы это? Раньше бензин они даже за большие деньги продавать отказывались. Стратегический запас и все такое… Надо будет у Яна Карловича поинтересоваться.
Немало озадаченный, я вышел на Красный проспект и сразу же вляпался в наваленную какой-то конягой кучу. Что ж, все же эти четвероногие пожиратели овса и соломы никуда не делись.
Солнце уже ощутимо пригревало, но холодный ветер и идущая от земли сырость не давали расслабиться и забыть, что сейчас лишь урезанный эрзац лета – короткая передышка между безумно длинными и еще более безумно холодными месяцами осенне-зимне-весеннего сезона. Впрочем, холод пока особенно не беспокоил. Я приятно удивился, обнаружив, что резкие порывы студеного ветра больше не продувают меня до костей. Это замечательно, вот только не уверен – последствия это стылой лихоманки или побочный эффект лечения от нее.
К площади Павших я подгреб как раз вовремя: часы, вмонтированные в фасад выходившего на площадь здания, только-только закончили отбивать полдень. Если, конечно, этот хриплый стук можно назвать боем – часы не так давно восстановили, но до ударного механизма руки не дошли. Обогнув памятник, я подошел к принадлежащему Яну складу и постучал в дверь. Выглянувший в зарешеченное окно охранник внимательно меня осмотрел, задернул занавеску и минуту спустя отпер дверь.
Наряженный в длинное пальто, которое почти подметало доски пола, с кожаной кепкой в руке, Ян Карлович ходил между рядами заставленных коробами стеллажей.
– Ревизия, – объяснил он и, проведя меня в отгороженную от основного помещения хлипкой дощатой стеной клетушку, попросил сидевшего там кладовщика: – А принеси-ка нам, Семеныч, чаю. И печенья какого-нибудь.
Оставив дверь открытой, Семеныч вышел, а Ян развалился на придвинутом к стене продавленном диване. Осмотревшись, я вытащил из-под стола выкрашенную желтой краской деревянную табуретку и уселся на нее.
– Спасибо, – поблагодарил вдруг меня торговец.
– Да не за что, – сообразив, о чем речь, пожал я плечами и почти не покривил душой. Действительно – не за что. Просто старый должок вернул. – Все нормально? Никто не приходил?
– Все в лучшем виде. – Ян Карлович достал из прислоненного к дивану черного пластикового пакета короткую, слегка изогнутую саблю в потертых ножнах и протянул мне. – Денег не предлагаю, а саблю ты возьми. Вообще-то я ее для тебя давно отложил, но все как-то повода не было.