Люди медленно шли по улицам, площадям, ехали на машинах, не разбирая дороги. Сначала они тоненьким ручейком робко собирались в стайки, потом этот поток становился все шире, и, казалось, уже весь город устремился к окраинам – туда, где их не ждали. Первые в этом исходе уже подошли к металлической ограде, и молча стояли, глядя сквозь нее. Другие только двигались к этой государственной границе, пытаясь понять – оградили их от кого-то или оградились от них. Никто ничего не понимал, информации не было, и они молча стояли, оглядываясь по сторонам.
К металлической сетке протиснулся человек, похожий на МЭРа, следом за ним шел главный милиционер города (его не спутаешь ни с кем) и еще появился высокий худой человек, которого некоторые звали по фамилии Орлов. Больше о нем никто ничего не знал. Военный за изгородью забрался на БТР, взял микрофон и скомандовал:
– К забору не приближаться, через полосу отвода ничего не бросать, строго соблюдать карантин и разойтись по домам. Попытка пересечь линию ограждения расценивается, как террористическая акция и будет пресечена на месте.
Он опустил микрофон, сел на стул рядом с БТР и взял с походного столика кружку со своим утренним кофе. Он не успел позавтракать.
– Это кто там тявкает? – прорычал глава МВД и пошел на металлическую сетку. Это был огромный медведь, которого раньше времени пробудили от зимней спячки, и теперь он в бешенстве желал рассмотреть обидчиков. Никто не успел отреагировать, как он схватил сетку, и в его руках она начала рваться на части, как кусок марли. Искры полетели во все стороны, а этот огромный человек, страшно ругаясь, повалился на землю. Военный в форме снова устало подошел к микрофону и произнес:
– В следующий раз будем стрелять. Пока было только предупреждение.
– Господа военные, позовите начальство! – закричал через сетку человек, похожий на МЭРа, а это и был, по-видимому, он.
– Я начальство, – устало произнес человек за столиком.
– Что здесь происходит? – закричал МЭР.
– Повторяю для непонятливых – карантин, всем вернуться в свои дома. О дальнейших действиях вам сообщат позже.
МЭР хотел обидеться и произнести речь, но его остановил Орлов.
– Помощь подоспела вовремя, – сказал он, поднял с земли камешек и бросил через сетку. Тот пролетел несколько метров, и яркая вспышка света ослепила собравшихся; раздался грохот, и камень разлетелся на мельчайшие кусочки. Больше люди не задавали вопросов. Долго стояли так, смотрели, пока не начали расходиться.
Глава 12
Иван Степанович проснулся в своей клинике и тут же вспомнил вчерашний кошмар. Он до ночи мучился со своими больными, потом, после посещения друга, вернулся в больницу, так и не попав домой. Голова была ясная, какая-то безумная жажда деятельности захватила его всецело. Он взглянул на пачку карандашей, лежащих на столе – они его больше не интересовали. Хотелось одного – идти к своим больным.
– Странно, – подумал он, – почему одни мучаются в палатах, пожиная плоды новых для них недугов, а другие совсем не похожи на больных. Как понять этот феномен? Вакциной Ильича инфицирован весь город, в этом он не сомневался. Сам он вчера с перочинным ножичком в руках готов был часами напролет точить карандаши, предаваясь безделью и апатии, а теперь был совершенно здоров и ощущал необычайный прилив энергии. Хотелось вскочить, что-то делать! Спасать людей, работать над чудо-вакциной, продолжая дело Ильича. Он чувствовал себя сильным, уверенным человеком, словно, помолодел лет на десять. Он встал и прошелся по кабинету, взял в руки пульт и включил телевизор. На экране по местному каналу появилось лицо МЭРа.
– … мы должны пережить этот нелегкий период. В городе введен карантин. Значит, сейчас мы можем полагаться только на себя. Все входы и выходы закрыты, но мы имеем достаточное количество запасов продовольствия и воды для длительного существования, поэтому должны держаться до тех пор, пока федеральные власти не помогут нам. Терпение и только терпение…
– Карантин, – подумал он, – значит, "помощь" пришла. Ну, что же, пока будем полагаться на свои силы.
А сил и желаний было много, но еще больше больных, и они продолжал поступать. Люди приводили родных, соседей, знакомых. Оставались сами, не в силах справиться с какой-либо зависимостью. Все заболевания были разновидностью того или иного маниакального психоза, каждого на свой вкус, все наши невинные шалости или привычки из прошлой жизни теперь превращались в монстров. Одни не могли оторваться от телевизоров, приходилось ставить им судна и капельницы с искусственным питанием. Другие ненавидели кого-то и невероятно от этого страдали. Бросались на двери, норовя смести со своего пути персонал, мчаться мстить и уничтожать. Третьи беспрерывно требовали еду или спиртное. Их тоже кормили внутривенно, помня об эффекте Ильича. Четвертые воровали таблетки у соседей по палате – им было все равно, что тащить в свой карман. Многие хотели покончить с собой. Самыми невинными были люди, ставшие Императорами, президентами и фараонами. Они постоянно говорили, требуя к своей персоне особого непререкаемого внимания. Как эти маленькие люди незаметного городка в одночасье стали властелинами мира, было непонятно, но это произошло, и теперь со всем этим нужно было как-то справляться.
– Если закончатся транквилизаторы, – думал Иван Степанович, – долго не протянуть.
А люди постепенно превращались в чудовищ. Психически больные из прошлой его практики были вялыми меланхоликами по сравнению с этими. Клиника для душевнобольных.
Днем зашел Орлов. Он сказал, что надеяться на федералов не приходится. Утром МЭР позвонил в Центр. Ему объяснили, что они не готовы изолировать в больницах целый город и пока там будут разбираться с вакциной (а все материалы из компьютера Ильича уже переслали в Центр), придется справляться самостоятельно.
– А что говорит МЭР? – спросил доктор.
– Включите телевизор, – предложил Орлов. Тот щелкнул пультом. На экране снова появился МЭР.
– Как, он еще не закончил? – удивился доктор.
– Судя по всему, он только начал, – ответил Орлов.
МЭР закончил какую-то историю из своего детства и запел. Пел хорошо, душевно, с завыванием. Видимо, детство его было не таким радостным. Орлов переключил канал. Там тоже был МЭР. Орлов удивился, щелкая пультом снова и снова. По всем каналам пел МЭР.
– Дурдом, – сказал Орлов и выключил телевизор, – видимо он приказал перекомутировать все каналы на местный. Теперь у нас канал один – МЭР, – произнес он.
– Что на улице? – спросил доктор.
– То же, что и здесь, – устало ответил Орлов. – Держитесь, Иван Степанович, держитесь доктор, – сказал он задумчиво и удалился.
Глава 13
У Орлова была непростая миссия. Он оказался в окружении и чувствовал себя, словно его, как в далекой молодости, забросили на вражескую территорию, лишили возможности для связи, и теперь он должен был принимать решение самостоятельно. Нет, связь была, но коллеги в Центре вели себя странно, не отдавали приказов и требовали одного – ждать. Видимо, не доверяли, относились к нему как к одному из этих несчастных, окольцованных металлической сеткой.
– Что же, – думал он, – значит он примет решение самостоятельно. Тем более, что опыт позволял выживать в самых непростых ситуациях, а командировку в такой маленький городок он всегда расценивал как козни врагов, новоиспеченных демократов, которые некогда захватили любимую, родную Контору и теперь успешно ее разваливали. Он был хорошим профессионалом и теперь, чувствуя себя на передовой, должен был принимать срочные меры. А как человек старой закалки предпочитал меры крайние и решительные.
Днем, убедившись в недееспособности Мэра, он собрал руководителей силовых ведомств и отдал приказ: "Любой ценой контролировать порядок. Не разбирая методов и способов, город нужно отстоять. Нельзя превратить его в жалкую пародию столичного бардака, где все погрязло в коррупции, разврате и развале СИСТЕМЫ. Если понадобится – применять крайние меры".
Глаза светились огнем, чувствовал он себя полководцем во главе маленькой армии. А его армия давно дожидалась приказа и теперь пошла в наступление.
Городок теперь представлял собой большой зоопарк, огороженный проволокой, с той лишь разницей, что здесь отсутствовали клетки, и все эти маленькие зверушки оказались рядом друг с другом. Все они были разными, разными были их привычки и привязанности, а особенно желания. Но желания эти теперь объединяли массу людей непреодолимой силой. Это стадо давно таило где-то в глубине сознания мечту вырваться страсти наружу, отбросить предрассудки и делать только то, что хочется! Может ли цивилизованное общество позволить себе подобное? Летят ко всем чертям законы и ограничения, запреты и нормы и люди остаются, словно, обнаженные, в своем возвышенном или низменном ХОЧУ! И если тебя раньше никто и не спрашивал о твоем желании, теперь это было не важно. Важно было только одно – ХОЧУ! Город напоминал клинику Ивана Степановича, только эта "больница" была размерами значительно больше и санитаров здесь не было… до определенного времени. Больны ли были эти люди? Конечно. Если твое ХОЧУ начинает писаться заглавными буквами, а тем более курсивом, это подлежит немедленному лечению. У любого общества есть таблетки от подобного рода заболеваний, и оно использует их до того момента, пока ХОЧУ не превращается в НАДО. А свое "хочу" нужно сунуть куда-нибудь поглубже – тогда человек будет здоров, и общество тоже будет здорово. И пока не было санитаров, наступила анархия желаний. А желания эти были такими разными…