- Я ты, ты - я! - предложила Глиф.
"Ты мне, я тебе?"
- Что тебе нужно? - спросила Тина, понимая, что времени на длинные разговоры не осталось.
- Идти. Перевал. Каскад. Брать я. Мне. Меня. Туда. Не говорить, молчать, таить… ся.
- Взять тебя с собой?
- Да.
- Тайно?
- Скрытно.
- Хорошо, - кивнула Тина, прислушиваясь к голосам в коридоре. - Я тебе. А ты мне?
Наверное, попроси "Дюймовочка" взять ее с собой, Тина помогла бы ей и просто так, без всякой платы. Но Глиф предложила цену, и грех было бы не узнать, что есть в запасе у волшебного существа.
- Тайна. Один. Помощь - два. Богатство, сокровище - три, - загнула Глиф крошечные пальчики.
- Согласна, - едва сдерживая смех, согласилась Тина. - Начнем с сокровища.
- Взять, - протянула девочка крошечный узелок.
Впрочем, крошечным он казался только Тине, по сравнению с Глиф он имел куда более внушительные размеры, и оставалось совершенно непонятно, как он умудрился остаться незамеченным все это время.
- Взять, - сказала Глиф, протягивая Тине узелок. - Владеть, обо-га-щать… ся!
Тина осторожно взяла из рук "Дюймовочка" что-то твердое, укутанное в крошечный кусочек тонкого шелка, и сама не заметила, как на ее ладони оказался огромный чудной огранки бриллиант. Просто шелковинка вдруг распустилась, и камень открылся восхищенному взору Тины. Он был огромен - едва ли не больше лучших из камней, украшавших руки и грудь княгини, - и дивно прозрачен. Свет свечи играл и дробился в его многочисленных гранях.
- Ух!
- Да! - гордо сообщила Глиф. - Красиво, дорого, твой.
А голоса за дверью приближались. Медленно, но неотвратимо. Скорее всего, Адель уже сейчас была бы здесь, но ее задержал разговор с Сандером Керстом. Его голос Тина уже узнала.
- Это мне?
- Да. Три. Помнить? Обещать, я, богатство. Вот.
- А раз?
- Раз?
- Первое.
- А! Один.
- Да.
- Мужчина. Меч. Он не он. Лицо!
- Не понимаю, - нахмурилась Тина.
- Не есть быть то, видеть что, все есть… - Тирада далась Глиф с огромным напряжением сил.
- Выдает себя за другого? - предположила Тина.
- Да. Верно, точно. Лицо. Чужой!
- Чужое лицо?
- Да!
- Кто?
- Видела. Раньше. Герой! Меч. Воин. Страх. Кровь!
- Он воин?
- Солдат.
- Герой? Полководец? - пыталась нащупать нить разговора Тина.
- Так. Правильно. Точно. Верно. Кликать, называть, граф.
- Его называли графом?
- Так есть. Граф. Кликать, обзывать.
- Этот? - кивнула на дверь Тина, обмирая от открывшейся ей тайны.
- Нет, - качнула головкой девочка. - Тот! - указала она вниз.
"Ди Крей!"
- Черноволосый?
- Черн… Нет. Рыж… ий.
- Что?! - не поверила своим ушам Тина.
- Тайна, - развела руками девочка. - Один, богатство - три. Два. Помогать. Я большой. Много силы. Попросить. Сделать. Прячь!
Приказ поступил на редкость своевременно. Дверь как раз начала открываться, когда Тина спрятала девочку и бриллиант под одеялом и притворилась спящей, откинувшись на подушку и смежив веки.
4
- Ночь темна… - Ремт лег на кровать и "отпустил плоть". Теперь в рукавах сюртука и в пространстве выше жесткого воротника сорочки клубился мрак.
- Наверное, оттого она и называется ночь… - меланхолично откликнулся ди Крей. Он тоже лежал в постели, но, в отличие от Ремта, разделся и залез под одеяло.
- А вы, Виктор, стало быть, из Решта или Кхора, я угадал?
- Решт? - нахмурился ди Крей, пытаясь сообразить, откуда взялось такое странное предположение. - Кхор? С чего вы взяли? Я…
Он хотел заметить, что даже не бывал в тех краях, но вынужден был признать, что ошибался. Сейчас он отчетливо вспомнил те места и даже земли, лежащие еще дальше к западу и северу.
- Вы сказали фразу, какую мог бы, забывшись, сказать человек, говорящий на кхоранском языке, - объяснил Ремт своим обычным, несколько "расслабленным" тоном. - Насколько я знаю, это один из немногих языков, где слова "ночь" и "тьма" - суть однокоренные.
- Ага! - сообразил Виктор. - Вот как! Надо пить меньше…
Он не был теперь уверен, что вовсе не имеет отношения к Решту или Кхору, но и вспомнить что-либо касающееся его личности ди Крею не удалось. Он помнил города и дороги, деревни и реки. Ночные биваки в лесах и на горах, переправы, таверны в портах и зимние снега, выпадающие на той широте в первых числах ноября. Он помнил названия мест и напитков, блюда местной кухни - вернее, четырех разных кухонь, - библиотеку университета в Кхе-Кхор и вид на замок герцогов Решта со стороны Тихого озера. Впрочем, в памяти не всплыло ни одного "знакомого" лица и ни одного дома, который воспринимался бы как "свой". Чужие места, чужие люди, и совсем не факт, что он оттуда родом. Бывать бывал - и как бы не единожды, - но жил ли долго, родился ли и вырос в Кхоре или Реште, так и осталось неизвестным. Кто-то вынес все эти сведения "за скобки" и не желал возвращать.
- Что-то ты, друг, долго молчишь, - заметил через минуту Ремт.
- Я думаю, - откликнулся Виктор.
- О чем?
- О природе знания.
- И что придумал?
- Ты-то откуда знаешь кхоранский язык?
- А можно я промолчу? - спросил Ремт.
- Не хочешь, не говори, но и вопросы тогда не задавай.
- Ты прав, а я не прав, - согласился Ремт.
- Спокойной ночи! - пожелал напарнику ди Крей и повернулся на бок.
5
Двадцать седьмого листобоя 1647 года
Никак не вспомню, есть у кирчи запах или нет, - сказал через минуту Ремт.
Нет, - ответил, садясь на кровати, ди Крей. - Ни запаха, ни вкуса. Серебристый Латук, он такой… А почему ты спросил?
Мне, понимаешь ты, в самогоне что-то такое почудилось…
Подожди, а ты разве?..
Не, ну не до такой же степени! - возразил Ремт. - Воду от водки отличу, хоть оно мне все одно, или вот запахи…
Темнишь, - кивнул Виктор и зевнул. - Но, похоже, ты прав - в сон клонит.
А противоядие или еще что? - с надеждой спросил Ремт.
Мальчика спроси, если он еще не спит.
Какого мальчика?
Который девочка…
"Ох, мне! - сообразил вдруг ди Крей. - И еще раз ох, и так два раза!"
Он понял, как глупо попался, и даже растерялся от осознания той легкости, с какой неведомые враги смогли разгромить отряд, только вчерашним днем выдержавший бой с настоящим Охотником. Разумеется, Виктор не знал, кто "эти кто". Простые грабители, сектанты, которых немало расползлось по Границе, чудовища в облике людей или родственные людям, а потому и не отличающиеся от "человеков" существа. Ему были неведомы их цели, но одно очевидно: не для того людей опаивают кирчей, чтобы оставить в живых. Детали - и следует заметить, немаловажные детали, - оставались неизвестны, но образ действия противника был более чем очевиден. Обычно яды и зелья примешиваются к питью или еде, но крайне редко их подсыпают в бренди, водку или самогон по той простой причине, что растительные яды весьма своеобразно сочетаются со спиртом. Они могут менять цвет и вкус, усиливаться или ослабевать, то есть способны выдать свое присутствие или изменить силу и характер воздействия на жертву. Они ненадежны и непредсказуемы. Все, кроме экстракта Серебристого Латука. Кирча не имеет запаха и вкуса, она бесцветна и не вступает в реакцию со спиртом, растворяясь в нем без остатка. И да, она является великолепным парализующим ядом, захватывающим, но не убивающим человека. Жертва отравления засыпает, но просыпается уже внутри себя, не будучи в силах вырваться из тюрьмы, в которую превратилось ее тело.
"Да, попали так попали…"
Наверняка это неспроста. Кому-то и для чего-то они все - или он один - нужны живыми. И предположения на тему "для чего" оказались настолько безрадостными, что ди Крей зубами бы заскрипел, если бы, разумеется, смог. Но он этого сделать не мог, как не имел возможности вообще что-нибудь сделать. Оставалось ждать развития событий и надеяться, что Ремт, на которого яд наверняка не подействовал, сообразит, что к чему, и вызволит его и остальных из ловушки, в которую они ненароком угодили.
"Ремт… Ремт… Но почему я подумал о девочке, одетой мальчиком? Любопытный вопрос…"