ИСТОРИЯ О ЗЕЛЕНОМ ШАРИКЕ
Случалось ли вам, голубушка, в детстве дружить с девчонками? Конечно, я соображаю, что вы, по логике вещей, сами были одной из них, в отличие от меня; ибо я чисто номинально и по факту наличия некоего потенциально прямостоящего органа считался мальчиком и мужчиной. Нет-нет, я имею в виду только то, что девочки - да и девушки, и вообще все женщины - между собой не дружат, а водятся: дружба - понятие, имеющее хождение только внутри сильного пола. Как говорили раньше, дружат марсиане, водятся и дружатся венерианки, а вот мосты между обеими половинами юного человечества не наводит почти никто. Брак - иная материя, это для взрослых, да и то неизвестно, мост это или меч… Вообще-то я неспособен ни на что, кроме общих мест, вы уж простите меня.
А вот мы попробовали дружить: я и моя одноклассница. Ну, я, конечно, был ее кавалер без страха и упрека, трубадур и портфеленосец. А школьные портфели тех времен бывали тяжеленные: учителя требовали иметь полный комплект на пять-шесть, а то и семь уроков, а еще обувная сменка, и физкультурная форма, и завтрак… Ранцы тогда уже изобрели, но они практиковались только малолетками. В пальто ее втряхивал на глазах у всего класса, сидел если не за одной с нею партой, то прямо сзади - и вовсе не для того, чтобы сдирать диктанты или контрольную по тригонометрии, можете мне поверить: хотя уж если так вышло, отчего не попользоваться? Вот сочинения она писала шибко нестандартные, и пользы классу от них не могло быть никакой.
Мир ее фантазий приоткрывался - с самого, впрочем, уголка, - по малейшему поводу: в пересказах прочитанного, изложении исторических событий, в рисунках и поделках. Чуть что - и ее несло без удержу. Кое-кто из наших вид спорта устраивал из того, что заставлял ее фонтанировать, но всерьез к этому относился, похоже, один я.
К восьмому марта всем девчонкам дарили мимозу, как булгаковской Маргарите, о которой, правда, мы узнали куда позже. А я - цикламен вместе с луковицей. Специально выращивал: на цветы у меня рука была легкая. Любимой учительнице приходилось наши с ней отношения защищать перед всеми одноклассниками и даже почти всей школой - в качестве эталона истинной дружбы. Простим ей недогадливость, взрослые ведь порой бывают так наивны!
Дорога к дому длилась полчаса и шла по довольно необжитым местам, так что я считался еще и ее телохранителем. Ну, она, по правде говоря, сама была не из робких, но ведь это как раз бывает самое опасное - раззадоривать всякую шваль. А платила она мне - вы угадали, да? Рассказами. Жаль, я забыл почти все их - они были мимолетно связаны с теми предметами, которые она подбирала на дороге или видела вокруг, и ушли вместе с дорогой к дому и самим домом. Помню я гниловатые сквозные заборы, ветхозаветные тротуары из темно-рыжего кирпича, вбитого в землю, со мхом в зазорах, широкие метлы кленов, которые подстригали каждый год с почти маниакальным упорством, да сосновый лес и кучевые облака в прогале улиц… А еще проходили мы мимо старой фабрички пластмасс - такой, знаете, по части мыльниц и целлулоидных кукольных головок, которые пришиваются к тряпочному туловищу. Она не оправдала себя и захирела еще до войны, когда нас не было на свете; остался один подвал. На его месте решили строить медицинский центр, но пока она служила центром только местного фольклора.
И вот моя подружка тоже стала накручивать свои фантазии вокруг избитой детской темы - какие там, в заброшенной подвальной яме, остались замечательные игрушки. Строго говоря, не такие уж полетные это были фантазии: некоторые мои одноклассники - да и взрослые - пробовали отыскать там кое-что втайне от местной общественности. Я же боялся: и ступенек туда нет, и лестницу-то волоки на глазах у всего поселка… Что-то было в этих рассуждениях фальшивое - будто я боялся признать истиной тот факт, что просто так, без какого-то выверта или волшебства, в настоящий, вовсе не этот, подвал не проникнуть. А потом, видите ли, почтенная дама: сделать - означает полностью довериться россказням, чтобы после сразу же их разрушить. Вы понимаете меня?
А игрушки - ох! Были там, значит, волшебные кубики, картинка из них, если сложить ее по особым правилам, оживала и двигалась наподобие мультяшки. Из мозаичных деталек можно было, если повезет, сложить панораму, в которую можно войти, как в пруд, а из конструктора - целый город, деревья, дома, мебель в домах. Все как в жизни, только совсем маленькое. Ну и куклы, конечно, - они были не из тяжелого папье-маше, как мои, а из легкого, упругого и теплого материала, похожего на те розовые изнутри раковины, что нашел на морском берегу в самое счастливое для тебя лето; наряды для этого карликового народца лежали в отдельных коробках, и все это по росту, изящно стачанное, связанное и сшитое. Моя подружка пыталась повернуть мои мечты к космосу летучих блюдец и вселенной механических чудес, но я не поддался. Я хотел только того, что видел рядом с собой - того, но в то же время не такого.
Убогие желания, скажете вы, - и будете правы. Но когда разговор идет промеж двоих, все это кажется таким сочным, таким живым! Ведь оба мы имели в виду нечто большее, чем бывало сказано, - и каждый свое; но в главной идее вымышленной и в то же время "такой-как-надо" жизни мы соединялись.
Она не выдержала первая. Не век же ей было тешить мое себялюбие - она в мечтах строила для себя куда больший мир, отличавшийся от моей интимной вселенной широкими физическими просторами и мысленными сквозняками. Ей не хватало слов, чтобы передать это мне, хотя и через те образы, на которые я вынуждал ее, ко мне проходило какое-то понимание. "Послушай, мне надоело играть с тобой в неправду, - сказала она в конце концов. - Зачем ты меня все время на это подначиваешь? И добро бы только на вранье - в конце концов, не я, а ты сам хочешь себя обмануть. Это похоже на то, что карлики, лилипуты выдумывают своих… микропутов вместо того, чтобы расти вместе со своей вселенной. Мы как страусы: уходим в малое внутри себя, чтобы не видеть большого".
Я не понял ее - или понял слишком хорошо. И разобиделся ужасно! Иногда так не хочется слышать, как дают вещам их настоящее имя - кажется, что тебе плюнули в самое заветное, в лучший уголок твоей души. Ну, это я сейчас так сложно говорю, а тогда я поступил куда проще: разревелся от незаслуженной обиды, бросил к ее ногам ее портфель и мешок с обувью и ушел…. И с такой вот злости схватил я нашу лестницу (Господи, они ведь при каждом доме были - на крышу лазить и снег чистить!), притащил ее к тому подвалу - а вечер только начинался, мы учились во вторую смену, - запустил внутрь и влез. Совсем просто.
Да нет, ничего там не оказалось особенного, я и не ждал. Пространство, которое мы щедро наполнили своими детскими желаниями, было пусто: пахло сыростью и подземельем, куда более обширным, чем то, что было на виду. Я зажег фонарик… Знаете, тогда многие из наших зачитывались одной детской книжкой из серии "Библиотека приключений" - о том, что подо всей нашей столицей проложены ходы, которые соединяют старинные тайные каморы и убежища с современными туннелями метро и выходят в дальние пригороды. В одном таком глубинном тайнике, как утверждала книжка, была запрятана легендарная либерея, которую привезла царю Ивану в приданое невеста его Зоя, та, что стала в православии Софией, жизнь обменяв на книжную мудрость. С тех времен и вплоть до наших лет книжники без конца наделяли эту библиотеку в воображении своем любезными их сердцу пергаментами и папирусами, инкунабулами и манускриптами, каких не то что не было - и быть не могло в наследстве христианской царевны из древнего и распутного рода.
- Так всегда бывает, не правда ли, - если вокруг идеи без конца копятся пылкие желания, в самом конце воцаряется тьма и первозданный хаос. На месте Вавилонской библиотеки - Вавилонское же столпотворение и смешение языков, - хихикнул Ирусан, страстно и пламенно облизнувшись.
- Котик-Бегемотик ты мой умнейший, - рассмеялась старая ведьма. - Сам ты кот-столпник, кот на колонне, берегущий добро неведомого хозяина, - таким ты явился этим старинным кельтам. Наверное, и эту библиотеку ты стережешь, вот и наводишь тень на плетень. Мечтания любителей книг, хотя и ложные, группируются всё же вокруг истинного мира и истинной библиотеки, что заключена именно в столбе, вознесенном к небу. И эта колонна, подобная округлой ячейке сот, множится в правильно заданном ритме и, напротив, покоряет себе хаос и хтонические силы.
- Погоди, хозяйка; мы забыли, что Тень нас не может понять. Так что же, ты так-таки ничего не нашел в том подвале, человечек? Кроме запаха разложившейся и протухшей мечты?
- В том-то и странность, что нашел, - Шэди растерянно улыбнулся и развел руками. - Когда я стал светить фонариком, возле одной из стенок блеснула зеленая с золотом искорка - вот как твои глаза. Янтарь и нефрит. То был шарик из мягкого и полупрозрачного материала, слегка теплый, будто его только что выпустили из рук. Много позже я всюду видел похожие игрушки; но этот имел отличие. В нем крутились и переливались восемь ярких лучей, восемь спиралевидных смерчиков, которые в центре сходились в точку, а ближе к поверхности расширялись воронкой.
- В разрезе - точь-в-точь круг на шиитской мечети, только там цвета иные, - сказала Аруана.