- Ишь, дурень дурнем, а интуиция работает, - ухмыльнулась хозяйка. Как-то незаметно они очутились рядышком на одной скамейке, а Белладонна положила голову старухе на юбку. - Это я не об Идрисовом зрении - надо самому быть слепым, чтобы не замечать его изъяна - а о том, что ты верно угадал характер здешних мест. Излечить глаза ему тут плевое дело, он сам не хочет. Видишь ли, Идрис любит и умеет обучать псов-проводников для слепых, с этой же Зюлейкой они так крепко подружились, что повсюду желают ходить вместе. А их брат мусульманин никак со своими собаками не разберется: то они для него наследие проклятого зороастризма, так что и в дом их пускать противно, то в хадисы их помещают, а в Коране и вовсе целая глава посвящена верному псу семи эфесских отроков. Но если человек без пса как без глаза - тогда все проблемы побоку. Только я, с другой стороны, не понимаю, что за выгода Идрису держать в поводырях крылатую молнию.
- А у тебя, Арауна, тоже новенький, - вдруг влез в их беседу Леонард. - Как поступим: будем предлагать ему в кости перекинуться на его личную жизнь, никак себя не сознающую, или он игрок иного склада - сам с собой?
- Перескажи то, о чем мне упомянул, - женщина толкнула Шэди локтем в бок, - только другими словами.
- Да это неинтересно, - начал отнекиваться он. - Только зря время потратите.
- Не тебе судить, что для нас зря, а что не очень, - возразила старуха. - Тем более, что у тебя лично тут будет преизбыток не только времени, но даже пространства, если заслужишь: вот и развернешься в них.
Шэди крепко вздохнул и начал:
- Понимаете, мои отец с матерью сошлись как будто по чужой воле, и не по любви, хотя по симпатии и по взаимному хотению. Ну и привнесенные, как говорят, факторы. Солдат тянется к женщине - если убьют его, так пускай хоть память, хотя бы малая частица его останется на земле. Сама женщина - ну, я думаю, земные помыслы, вроде того, что женихов всех на войне повыбьют… а после ухода мужа на действительную не один ребенок, еще и продуктовый аттестат останется, после гибели - пенсия. За этими мыслями прячется и более возвышенное: сохранить в себе живое тепло, держать при себе юную жизнь и греться об нее, не быть на земле одинокой. А все-таки соединяются двое ради чего-то помимо любви, иного, чем сама любовь, и души никакой в это нечто не вкладывают - только в свои чаяния. Не в ребенка, а в свое желание ребенка. Вот дитя, нарождаясь, и не берет ничего от душ обоих - одни гены. Я ведь послушным был, мягким в детстве - это мне так легко давалось! И так велика была моя ущербность, что я был лишь тем, кем хотели меня видеть другие. Потом, взрослым, я прочел, что так быть не должно; личность мягкой и уступчивой не бывает, она ведь должна утвердить себя в мире. Но то я в книжках прочитал и головой понял, а внутренность моя с того не наполнилась. Вот кто я - полый человек. И - бесполый. Хотя в бывшем когда-то у меня паспорте было обозначено совсем иное…
- Что ты пуст, - ответил на это Идрис, - это хорошо. Лишь пустое способно воззвать к полноте и ею насытиться; только отказавшись и став вне самости - возможно ее приобрести. Ведь только посмотри, какую только чепуху вы, внешние люди, не считаете собой! А что до того, к какой конкретной половине твоего отряда двуногих ты принадлежишь, - поверь, никто из нас не заставляет тебя четко в этом определяться.
- Я не понимаю ваших слов.
- Тем лучше их сохранишь в себе: не будет соблазна пересказать своими словами.
- А все-таки недурной экземплярец! - с долей восхищения сказал брат Лео, наблюдая за беседой. - И повесть свою заметно обогатил, и сам при этом поразвился и порезвился. Ара, слушай, да накорми его хоть чем-нибудь для вдохновения, чтоб в чужие плошки ему поменьше смотрелось. За мой счет, что ли.
Он сгреб собачонку, которая тем временем отполировала свою посуду до золотого сияния, и запихнул обратно в карман - одна остроухая мордочка наружу.
- Ибо к пороху или гремучему газу также подносят запал, - добавил Идрис. - Кто знает об этом лучше меня?
- Да будет вам, - кивнула старуха, - И накормлю, и напою, и спать уложу за счет заведения: не такая уж я Бабка Ёжка. Только вот не соображу, чего бы ему поднести из нашей специфики, чтоб его тут же на месте родимчик не хватил.
- Хм, это задачка, - богатырь почесал в затылке толстенным пальцем, согнув его в крючок. - Ежевичной настойки? Не дозрел. Хлебца с добавкой из толченых рожков спорыньи - либо на части разорвет, либо, неровен час, антонов огонь прикинется.
- Или разродится прежде времени, - фыркнула хозяйка.
- А если конопляного семени? - продолжал он.
- Небось не канарейка, - отвергла это предложение Арауна.
- Мескаля с мескалином? Питьевого пейотля? Пелевинского тампико из тампаксов? Кофе с зернами кардамона, что так любил Борхес?
- Кардамона не завезли, а кофе - никакой арабики, один робуста, - махнула она рукой. - Какао вот хорош: с перцем, солью и добавлением самой чуточки чарса.
- Я к такому не привычен, любезная локандиера, - сказал Шэди ей на ухо. - Разве что с сахаром и молоком. И вообще вы сплошные вариации на тему алкалоидов исполняете.
- Это наш умник про наркотики догадался и про любовные зелья, - хохотнул Лео. - Да не стыдись, кума, а то ишь какой румянец пал на бело личико! Знай, что вся наркота родом из религии, как бледная спирохета - из шерсти лам, а микроб черной лихоманки - из вырубленного тропического леса. Все хорошо и полезно на своем месте, дурно лишь уничтожение древней флоры, фауны и верований. Ибо то, что остается без глазу, призору и хозяина - паразитирует на чужих хозяевах и этим мстит.
- И к тому же любая опасность - близость любви и смерти - истончает пленку между нашей мнимой жизнью и настоящей, которую мы лишь угадываем через туман, - добавил Идрис.
- Через мутное стекло, приятель! Да; всем этим путь не пролагается, но направление намечается - как стрекалом погонщика и этим… жалом в плоть.
- А, помимо прочего, мы даем тебе не еду и питье твоего мира, но их метафору, которая, правда, будет куда действеннее того, что изображает, так что еще неизвестно, какая из двух реальностей оригинал, а какая - зеркальная копия, - подытожила старуха. - Главная напасть на вас, людей, что вы слишком многое в мире понимаете натуралистически, а не метафорически, и в своей конфессиональной деятельности так же. А ведь не ничего вреднее для живого религиозного чувства, чем наклонность к сугубому буквализму… Но даже если вы кое-как становитесь на верный путь и прозреваете картинность, аллегоричность, символичность и образность всего тварного, то полагаете в своей простоте, что образ - это так, нечто художественное, бесплотная красивость и не более того.
- Я совсем запутался, добрая женщина: что, по-вашему, истинно, а что нет? Одного я не хотел бы: искушения соблазном.
- Да кто тебя спрашивает, нежить, чего ты хочешь, а чего нет!
- Вот что, Ара, - примирительно сказал Леонард, - дай-ка ему молочка с бхангом, такого, как на индийской свадьбе натирают, и будет с него.
- Жених, тоже мне, - хмыкнула Аруана, - алхимический и алфизический.
Однако густое и сладкое молоко в большой и плоской деревянной чаше все-таки появилось. "В самый раз и Белле полакать, - подумал Шэди, - хоть какая она мне невеста".
Пока он пил, ради удобства усевшись за столик, парочка собачников тихо смылась. Шэди вздохнул чуть свободнее - умствования попа и мусульманина изрядно его тяготили. В харчевне тоже стало как будто просторнее: сеть подобралась кверху, люстра никак уже не напоминала висельника, факелы разгорелись ярче, а котел вообще засверкал, точно небольшое светило.
- А знаете, Арауна - или Аруана все-таки? - произнес он в куда более развязном тоне, чем его обычный, - я вспомнил одну историйку, которая случилась со мной, и к тому же случилась не во сне, а на самом деле. Правда, история не бог весть какая складная, а дидактики в ней и вовсе ни на грош.
И он начал рассказывать новеллу, которую прилично будет озаглавить -