Внутри нас ждали фанерные стены, коптящий светильник и ящики вместо мебели. На стене висел старенький монитор, на экране постоянно мелькали цифры и графики, но я не стал акцентировать на этом свое внимание.
- Где карта? - спросил я.
- Секунду. - Гумилев подошел к монитору, покрутил какое-то колесико, на экране появилась картинка, изображавшая немного не то, что я ожидал увидеть.
Горы, леса, озера, какие-то строения. Ни материков, ни стран, ни городов.
- Это наш город! - Гумилев ткнул пальцем в центр монитора, в изображение небольшого домика. - А вокруг наша провинция.
- А дальше? - спросил я. - Что на юге, на севере?
- Я там не был, - ответил Гумилев.
- А где ты был? Так, ладно! Давай с самого начала.
Я сел на ближайший ящик, и начал задавать вопросы.
Сперва я попытался выяснить историю этого города. Откуда он взялся, кто построил эти сараи, почему вокруг на тысячи километров выжженная пустыня, в которой бродят спятившие люди. Гумилев ответил, что так было всегда, и так везде. В пустыне царствовал вирус бешенства, превращающий людей в обезумевших животных. Счастливчики, избежавшие столь печальной участи, объединялись, строили поселения и форты, в конце концов становившиеся городами.
Тогда я попросил его рассказать свою историю. Когда он родился, где, как сюда попал.
И тут началось самое интересное.
Всю свою жизнь, сколько себя Гумилев помнил, он прожил здесь. Убивал безумцев, обитавших в пустыне с незапамятных времен. Командовал рабочими и строителями. Выполнял распоряжения основателя и владельца города, назвавшегося сначала Мегамозгом, потом Великим Магистром, а потом Павлом Дуровым.
Прежний владелец города большую часть времени проводил вне его стен. За гарнизоном он почти не следил, и лишь благодаря Гумилеву в городе сохранились признаки жизни.
Мой собеседник ударился было в воспоминания, но я его прервал, и спросил, сколько ему лет.
Гумилев не смог ответить на этот вопрос. Он не знал, где родился, и кто были его родители. Не помнил своего детства и своей юности. У него никогда не было друзей. Сколько себя помнил, он всегда был один и всегда - в городе без названия.
История всей жизни этого немолодого мужчины выглядела так, словно однажды он проснулся в одном из сараев, и приступил к обязанностям командира гарнизона, как ни в чем не бывало.
- Ваш предшественник назначил меня мэром города, и теперь я отвечаю за строительство, добычу ресурсов...
- Подожди! - перебил я его. - Расскажи еще раз, с самого начала. У тебя были родители? Детство помнишь свое? До того, как ты проснулся в штабе.
Гумилев с нескрываемой печалью на лице мотал головой, и разводил руками. Тер виски, морщил лоб. Я не мог понять, правду он говорил, или притворялся, что ничего не помнил.
- А юность? Тоже не помнишь? Ты же не всегда был такой? Сколько тебе лет? У тебя семья была? Жена, дети...
Гримаса отчаяния внезапно исказила лицо Гумилева.
- Хватит! - заорал он, вскакивая с места. - Я не помню!
И тут же, схватившись рукой за сердце, даже не присел, а рухнул обратно, издав стон.
- Эй, эй! - обеспокоился я. - Спокойно, не умирай!
Гумилев не умер. Хотя и побледнел быстро, но так же быстро его отпустило. Он вытер рукавом пот со лба, и пробормотал:
- Простите, Павел Дуров.
- Я не… Все в порядке? - спросил я, решив не спорить пока насчет имени.
- Да. Я не должен был повышать на вас голос.
- Да ладно, - отмахнулся я. - Любой бы нервничал, если бы ничего не помнил. У вас тут кофе есть?
- Конечно. Я сейчас сделаю.
Под видом кофе Гумилев приготовил какую-то коричневую бурду. Лучше, чем ничего.
Пока пили кофе, я честно рассказал Гумилеву свою историю. Историю журналиста, оказавшегося в центре международного заговора спецслужб и наркокартелей, похищенного средь бела дня на оживленной московской улице, очнувшегося в неведомом месте, в совершенно чужом мире.
Гумилев сказал, что никогда не слышал ничего подобного. Ни про город под названием Москва, ни про улицу Большую Дмитровку. Вот только когда я упомянул о том, что работаю в редакции "Взгляда", показалось, что он наморщил лоб, словно услышал что-то знакомое. Но… уже в следующую секунду снова помотал головой. А потом, поколебавшись, предложил:
- Может быть, вы придумаете этому городу название?
- Любое? - уточнил я.
- Что-нибудь, отвечающее вашим вкусам и идеалам.
- Москва, - предложил я. - Пусть этот город называется Москва. А провинция - Московская область.
Оказалось, что давать названия провинциям могли только владельцы провинций - по факту, владельцы самых сильных армий.
- А у нас слабая армия? - спросил я.
- У нас вообще нет армии, - ответил Гумилев и предложил мне поужинать.
Я почувствовал голод сразу после того, как он задал этот вопрос. И сказал, что да, хочу есть. Я рассчитывал на кусок жареного мяса, чей запах до сих пор помнил мой нос, но Андрей Гумилев принес мне жестяную банку с тушеными бобами. На банке был рисунок, изображающий бобы, больше там ничего не было, ни надписей, ни маркировок изготовителя.
Пока я расправлялся с бобами, Гумилев объяснил, что я стал новым владельцем города, с его постройками, стеной, и механическим голосом. И пока действуют прежние приказы, он должен называть меня Павлом Дуровым.
- Я не хочу, чтобы меня так называли, - сказал я. - Меня зовут Анатолий.
- Для смены имени необходима бабочка, - сказал механический голос.
- У меня есть одна, секундочку! - Гумилев куда-то ушел, вернулся минут через пять с небольшой серебристой фигуркой крылатого насекомого. - Вот. Возьми в руку и скажи, что хочешь использовать бабочку для смены имени. Только громко.
Я взял фигурку - она оказалась прохладной на ощупь - повертел и сказал:
- Хочу использовать бабочку для смены имени.
В следующую секунду у меня в руке уже ничего не было. Пальцы сжали воздух, а серебристый предмет просто испарился в воздухе. И почти сразу же раздался механический голос:
- Как вы желаете, чтобы к вам обращались?
- Анатолий, - сказал я и тут же поправился. - Толян.
- Смена имени произошла успешно, - сказал механический голос. - Анатолий Толян зарегистрирован в качестве владельца города без названия.
- Какой еще Анатолий Толян? - возмутился я. - Просто Толян. Или Анатолий.
Механический голос молчал, а Гумилев смущенно вздохнул и сказал:
- У меня больше нет бабочек, Анатолий Толян.
- Просто Анатолий! - воскликнул я. - Или просто Толян. А, пофиг!
Бобы я уже доел. Поставил пустую банку на стол. Встал. Опершись о стол, навис над Гумилевым и твердым голосом сказал:
- Я хочу выяснить, что со мной случилось и как я тут оказался. А потом вернуться домой. Если вам что-либо известно и вы можете оказать мне помощь, то я рекомендую сделать это сейчас.
Гумилев, нисколько не смутившись моего почти грозного вида, предположил:
- Может быть, владельцы других городов знают больше, чем я?
- Владельцы… есть еще владельцы?
- Да, в провинции много городов. Рекомендую вам построить посольство для удобной коммуникации, - подсказал Гумилев. - Ресурсы для этого есть. Вам достаточно отдать приказ…
- Приказываю! - крикнул я. - Стройте посольство!
Механический голос ответил, что строительство завершится через шесть часов. Гумилев стал рассказывать о том, что город находится в удачном месте, и поблизости есть еще места, где можно добывать ресурсы. Но...
Я чувствовал себя сильно уставшим. Глаза слипались, в тепле, после еды. Незаметно для себя я задремал, пока Гумилев что-то рассказывал, рассказывал...
Вой сирены ворвался в мой сон, как нож входит в сливочное масло. Я подскочил на месте, стал озираться, пытаясь прийти в себя и понять, где я нахожусь.
- Приближается отряд спецназовцев, город Гарпанга, - сказал механический голос. - Приблизительная мощность пятьсот "ка", ориентировочное время при… ква…
Голос именно квакнул, и заткнулся.
Я посмотрел на Гумилева.
- На ускорителях прибыли, - сказал он унылым голосом. - Нам не повезло.
- Это же спецназовцы! - воскликнул я. - Разве они нам не помогут?
В моем представлении десантные войска должны были сражаться на стороне добра.
- Нет, - ответил Гумилев. - Это мародеры.
Глава шестая. Хранители
В зале Совета альянса Хранителей стояла гнетущая тишина. Егор Егорович, начальник разведки, находился здесь уже больше часа, в полном одиночестве. Компанию ему составляли только сувениры, привозимые периодически Хранителями из командировок. Выставленные вдоль единственной свободной от голографических мониторов стены - реликты превращали эту часть зала Совета в своеобразный музей.
Меч фракийца, предводителя рабов, поднявших восстание против своих хозяев. Ритуальный бубен шамана, умеющего разговаривать с умершими. Осколок астероида, уничтожившего станцию по контролю метеоритных дождей. Шкатулка, когда-то служившая китайскому императору для хранения особо ценных предметов. Голова статуи-контейнера, содержавшая в себе штамм смертельного вируса, уничтожившего треть населения Земли. Компьютерная клавиатура, принадлежавшая человеку, написавшему прототип искусственного интеллекта.
Эти, и многие другие предметы, несли в себе кусочки историй, хорошо известных Егору Егоровичу. Хранителям открыты все секреты, но в данный момент начальника разведки не интересовали сувениры, не интересовали экскурсы в историю. Он здесь находился совершенно по другому, гораздо более важному поводу.