Подойди и поиграй с ним, жена моя.
Так вот этот крошечный предмет должен быть воином? У Ровены вырвалось какое-то недоуменное восклицание, но он не слышал. Он хихикал про себя, а его глаза смотрели совсем не на нее, а куда-то за кровать, и выражение этих глаз было каким-то изумленным.
— Я бы совсем не обиделся, если бы ты, моя красавица, поцеловала его, — предложил он, все еще хихикая.
Она невольно закрыла рот ладонью, так как мысль об этом вызвала у нее приступ тошноты, и почувствовала, как комок подступает к горлу. Если бы ему удалось заметить выражение ее лица, он бы больше не смеялся. Но он был в одинаковой степени глух и слеп.
— Ну? Ну? — снова потребовал он. Он стал шарить взглядом по постели, но, даже стоя совсем рядом, он не смог отыскать ее.
— Где же ты, моя глупышка? Неужто мне надо позвать своего слугу Джона, чтобы отыскать тебя? Скоро ты с ним встретишься. Если я не смогу сделать так, чтобы ты через месяц забеременела, я поручу это Джону. Я слишком стар для таких дел. Ты у меня последняя, и так или иначе я получу от тебя сына. Что ты на это скажешь?
Что это, попытка ее шокировать? Может быть, она ослышалась?
— На это я скажу, мой господин, что вы говорите, как человек отчаявшийся, если только я вас правильно поняла. Вы отдадите меня этому слуге Джону, чтобы я зачала от него ребенка, если вы не сумеете?
— Да, я так и сделаю. Я испытываю нежные чувства к Джону. И ничего не буду иметь против того, чтобы назвать его сына своим. И лучше уж это, чем позволить моему брату, которого я презираю больше всех на свете, завладеть всем, что мне принадлежит.
— Почему бы вам тогда не заявить, что Джон — ваш собственный сын?
— Не будь такой глупой, девочка. Никто не поверит, что он мой сын. Но никто не усомнится, что твой ребенок — мой.
Не усомнится? Этот человек был еще хуже, чем она предполагала. Она была его женой, и тем не менее он намеревался поступить с ней так, как со своими коровами и свиньями, от которых он хотел получить приплод. Если ничего не получится с Джоном, он найдет другого, вернее, даже прикажет, чтобы кто-то другой сделал это. И Гилберт, как она поняла, тоже не будет возражать, потому что он был заинтересован в таком же финале — чтобы она родила ребенка.
Боже милостивый, неужели ей придется пройти через все это? Она знала, что от него она сумеет легко отбиться — такой он был слабый, почти бесплотный. Но что будет с ее матерью, если она так сделает? И теперь он был ее мужем. А муж всевластен. Сама ее жизнь теперь зависела только от его каприза, ибо, захоти он лишить ее жизни, никто его за это не упрекнет и не накажет.
— Я предложил что-то, что тебе не нравится? — В его голосе прозвучали нотки неудовольствия. — Подойди сюда, жена; и подготовь меня. И сделай это сейчас же!
Это уже был прямой приказ, не терпящий возражений, но Ровена знала наверняка, что она упадет в обморок, если ей придется дотронуться до него.
— Я не могу, — сказала она достаточно громко, чтобы не пришлось повторять. — Если вы намерены овладеть мною — так делайте это. Я не намерена вам помогать.
Его лицо так покраснело от ярости, что Ровена поняла, что ни одна из его десяти жен никогда не осмеливалась отказать мужу. Прикажет ли он наказать ее за это? Совершенно очевидно, что сам он наказать ее не мог — он был слишком слаб.
— Ты… ты…
Больше он ничего не смог произнести. Глаза его, казалось, вылезут из орбит. Он побагровел еще больше, зашатался на ступеньке и так сильно прижал руку к груди, что Ровена подумала, как бы он не сломал ребра. Она уже готова была сказать что-нибудь примирительное, чтобы успокоить его, но не успела она это сделать, как он качнулся назад и рухнул со ступенек без единого звука.
Она подползла к краю кровати и посмотрела вниз.